Маргит Сандему - Крылья черного ворона Страница 32

Хейке перевел его ответ Петеру.

Провожатый их явно нервничал, семенил с места на место короткими старческими шажками, оглядывался по сторонам, то и дело облизывал губы.

Петер читал дальше:

— «Воевода Михаил де Мунтеле»… Уфф, я никогда не любил читать цифры! «Умер в MDLXXIV». Какой это год? 1574?

— Похоже, что так, — сказал старик своим дрожащим голосом, когда Хейке перевел ему слова Петера. — Но, если хотите, я проведу вас к нужным могилам…

Они шли за ним, пока он внезапно не остановился, так что они натолкнулись на него.

— Дальше я идти не могу, — прошептал он, вытаращив от страха глаза, — это опасно для меня и для моей семьи. Могилы расположены у самой стены, вы сами сможете найти их… — с таинственным видом, еле слышно бормотал он, указывая рукой на самую запущенную часть кладбища. Лес там почти вплотную подступал к стене, скрывая могилы в зарослях ветвей и стеблей.

После этого старик засеменил прочь настолько быстро, насколько позволяли его короткие шажки.

Хейке с тревогой посмотрел на небо, которое теперь из бледно-желтого и оранжевого стало огненно-красным. И на фоне этого пламенеющего закатом неба с севера бесшумно летели черные птицы, вороны, направляясь прямо к скальному уступу, делившему долину на две части — на живую деревню и вымершую. И на границе этих частей прямо за скалой, возвышалась над лесом Cetatea de Strega, «Крепость ведьмы». Но с кладбища ее не было видно.

Та часть деревни, на которую наступал лес, вымерла…

— Нам нужно торопиться, — приглушенным голосом произнес Хейке, — пока еще светло. Скоро уже прибудет…

— Карета? — так же тихо произнес Петер. — Хорошо бы, я уже давно жду ее.

«Но совсем по другой причине, нежели я, — подумал Хейке, — тебе не терпится увидеть свою прелестную Николу».

Хейке мог понять Петера. Но его товарищу нужно было набраться терпения. Всему свое время!

Одолеваемый нервозным беспокойством, Петер бродил среди переплетенных корней. Старик дал ему небольшой топорик, чтобы подрубать корни.

— Вот здесь! — негромко произнес он. — Иди сюда!

Переступив через корень, напоминающий живую змею, Хейке наклонился над едва различимой мраморной плитой.

Петер соскреб с плиты присохшую листву и стал отдирать закрывающие плиту корни, которые оказались очень крепкими.

— Смотри, что здесь написано! «Феодора»…

— Ой! — вырвалось у Хейке.

— В этом нет ничего странного, — сухо заметил Петер, — взгляни на соседний камень, что стоит наискось. Там тоже написано «Феодора».

Надежда Хейке тут же угасла.

— Да, конечно, она говорила, что это распространенное в их роду имя. Но мы ищем не это имя, Петер!

— Я знаю. Пойдем, посмотрим еще!

Петер был теперь захвачен азартом поиска. Став на колени, он принялся разгребать листву и удалять корни. Хейке помогал ему.

Они обнаружили огромный монумент, почти полностью скрытый растительностью.

— «Богдан», — прочитал Петер. — Несомненно, это тот самый бесноватый Богдан.

— Здесь должны лежать Борис и его четверо жен, — сказал Хейке. — Здесь одно большое надгробие и четверо поменьше. Но как…

Они явно приблизились к самому центру захоронения. Величие рода подчеркивалось массивностью и изысканностью надгробий.

— Хейке, иди сюда! — возбужденно прошептал Петер. — Посмотри! У самой стены!

Расчистив одно из помпезных надгробий, он склонился над ним — это было одно из последних захоронений, судя по виду, хотя и оно было достаточно старым.

— Вот здесь, — шепнул он Хейке, словно боясь, что кто-то услышит его. — Взгляни! Это двойная могила! Верхнее имя тебе хорошо известно, не так ли?

— Да. Снова Феодора.

— Верно. Но нижнее… — и Петер прочитал по буквам: — А-Н-С-И-О-Л-А!

— Это как раз то, что надо! — прошептал Хейке. — Давай скорее! Топор! А то солнце совсем исчезнет за горизонтом. Смотри, небо уже блекнет!

Могила совершенно заросла лесом, протягивающим свои щупальца из-за стены. Здесь было настоящее буйство ветвей и корней, а там, где оставалось пустое пространство, поверхность камня была завалена многолетним слоем опавшей листвы. Петеру пришлось изрядно потрудиться, чтобы добраться до надгробной плиты.

— Топор не берет, — пожаловался он, — он отскакивает от корней, как от толстой кожи.

— Топор должен быть достаточно острым. Дай-ка я попробую!

В лихорадочной спешке схватив топор, Хейке ударил им по первому попавшемуся кряжистому корню. Никакого действия!

Он снова попытался.

— Бесполезно, — пробормотал Петер. Наклонившись, он принялся рассматривать землю вокруг надгробия.

— Что ты делаешь? — спросил Хейке.

— Ищу отверстие.

Хейке понял, что ищет его товарищ. Когда речь шла о вампирах, люди обычно искали небольшие отверстия, похожие на норки змей, или смотрели, нет ли взрыхленной почвы вокруг могилы — это был путь, по которому они выходили по ночам наружу, потому что вампиры могли превратиться в кого угодно.

Но Ансиола-Феодора не была вампиром, это мог подтвердить в деревне каждый.

— Ты что-нибудь нашел?

— Нет. Совершенно ничего.

Хейке молча кивнул. Он снова ударил по корню топором, но с таким же успехом он мог пытаться поднять с земли дракона.

— Нам остается только убраться восвояси, — сказал Петер, которому явно не терпелось покинуть это место, чтобы отправиться к Николе.

И тут в памяти Хейке всплыло одно воспоминание. Из далекого детства, когда он долгие часы просиживал в тесной клетке. Воспоминание о песенке, которая сама вертелась у него на языке и слов которой он не понимал.

— Подожди, — сказал он Петеру.

Его товарищ нехотя повиновался.

Медленно-медленно в памяти Хейке всплывали забытые слова, из которых складывались рифмы. Произносимые помимо его воли, они медленно стекали с его губ, неуверенно соединяясь друг с другом…

Петер уставился на него.

— Господи, — наконец прошептал он. — Это же заклинания ! Laubereieder! Du bist doch ein Mahner![4]

Хейке лишь краем уха слышал, что Петер назвал его заклинателем духов и что пел он колдовские песни. Хейке не принадлежал больше самому себе, пение целиком захватило его, как это однажды было с Ульвхедином, как это было с Ханной.

Петер стоял, как зачарованный, и смотрел на него, не в силах ничего предпринять, не в силах поднять даже топор. И Хейке сам поднял топор и, не прерывая пения, ударил им по корню.

Корень с треском лопнул и скорчился, как в предсмертных конвульсиях. При виде этого Петер лишь испуганно покачал головой, по-прежнему не решаясь пошевелиться. А Хейке рубил корень за корнем, пока вокруг могилы не образовалась целая куча скрюченных обрубков.