Гай Орловский - Ричард Длинные Руки – паладин Господа Страница 32

Олененок упал без звука, Гендельсон начал разделывать его, как подобает знатному рыцарю, мой урок не пропал даром. Я разжег огонь, воздух наполнился запахом горящего дерева, а потом ароматом жареного мяса.

Мы ели, как два голодных волка, разве что не выедали внутренности. В тиши слышен был здоровый мужской чавк и сопение, а также треск костей на крепких зубах. В лесу постепенно темнело, хотя небо еще долго оставалось синим.

Кучевые облака окрасились розовым, медленно плыли к закату. Я старался видеть в них только облака, ведь знаю же состав, но видел именно пышных баб-с, роскошные бедра, тугие груди, голые плечи… Вон у женщины, которую Гендельсон назвал Лилит, вроде бы не такие широкие бедра, да и грудь не размером с подушку, но в ней столько эротики, чувственности, сладострастия…

— Ондатра чертова, — сказал я в сердцах.

— Почему ондатра? — удивился Гендельсон. — Вы о ком?

— Откуда я знаю? — ответил я в раздражении. — Похожа ваша Лилит на ондатру, вот почему.

Он задумался, переспросил с недоумением:

— Чем?

— Есть что-то в ней ондатриное, — пояснил я, — не замечаете?

Он оглянулся по сторонам.

— Не знаю, — ответил он. — А какая она, ондатра?

Я подумал, вспомнил, что сам не представляю, ответил еще раздраженнее:

— Да какая разница? Слово-то — вот оно? Очень гадкое слово, между прочим.

— Да, но… странный вы, сэр Ричард!

— Все мы странные, — изрек я. — Господь старательно вытесывал нас разными, но мы сами превращаемся в толпу одинаковых. Давайте спать, сэр Гендельсон.

— Да, — согласился он. — Дорога все-таки трудная. Но, честно говоря, я так устал… что даже сон не идет.

Странное дело, ко мне, несмотря на сильнейшую усталость, сон тоже не шел. То ли потому, что улеглись так рано, то ли чересчур много непонятного увидели. Даже страшновато, что из этого непонятного ничто вроде бы не угрожало. Гендельсон из этого сразу сделал не такой уж дурацкий вывод, что угрожает, значит, нашим душам, а это гораздо опаснее.

— Мне кажется, — сказал я, нарушая молчание, — то та женщина… что в раковине, вовсе не видение. И даже тот всадник с огненным лицом…

— Видение, — отрезал Гендельсон. — Гнусные видения, посланные самим дьяволом!.. Этим видениям лучше не вставать на дороге. А если вставать, — закончил Гендельсон, — то, облачившись в прочные доспехи и вооружившись хорошим мечом, который освятили в церкви!

— Хороши здесь видения, — пробормотал я. Тепло от костра проникало в тело, окаменевшие мышцы в ногах наконец расслабились. Сердце перестало стучать учащенно, я чувствовал, как наступает то состояние, когда уже начинаешь видеть сны, но еще поднимаешь, кто ты и где находишься.

В стороне послышался легкий шорох. Адреналин плеснул во все жилы, а по ту сторону угасающего костра приподнялся на локте Гендельсон и тоже всматривался в темноту. Я видел, как его пальцы легли на руко ять меча. От костра едва-едва шел багровый свет, мы увидели, как на фоне темных деревьев скользнула фигура в черном. Я бы не заметил, если бы не блеснула на миг полоска белого, исчезла, потом снова блеснула. Женщина двигается почти неслышно, на ней плащ с широким капюшоном, край надвинут на глаза так, что ничего не видит, кроме земли под ногами, в одной руке держит нож, другую выставила перед собой, как слепая.

Черный плащ наброшен на голое тело, при каждом шаге распахивается, обнажая белую, ослепительно белую ногу. По дороге зацепился за куст, женщина нетерпеливо дернула и так же медленно пошла дальше. Плащ теперь едва держался на плечах, открывая ее сочную зрелую фигуру во всей наготе.

Рядом послышалось учащенное дыхание. Я уловил момент, когда Гендельсон начал поднимать меч, перехватил его за руку. Хрен с нею, презумпцией невиновности, но даже ведьму как-то неловко вот так рубануть, даже не спросив имени. Добро бы уродина, но нет же — красавица, как Бритни Спирс, только сиськи покрупнее… как у Лары Крофт, пожалуй.

Мимо пронеслась летучая мышь, едва не задела меня крылом. Женщина повела закапюшенной головой в нашу сторону, мышь вернулась и пролетела еще раз, словно указывая направление. Я услышал злобное шипение, то ли мышиное, то ли женское, тоже опустил ладонь на рукоять меча.

Женщина остановилась только на миг, потом снова пошла той же странной походкой, словно ее тащила на невидимом канате могучая рука. Свет падал сбоку, выхватывал обнаженную грудь, как прожектором на сцене. Я подумал, что куда там Ларе, застрелится сразу из двух пистолетов, если увидит такие размеры.

Мы долго смотрели ей вслед, наконец у меня вырвалось:

— Черт… почему они все такие голые?

Гендельсон ответил нервно:

— А вы здесь уже и других видели?

— Видел, — признался я. — Все как на конкурс красоты!.. Только не тот, где собираются длинноногие вешалки, а настоящий, где женщины с вот таким торчащим выменем, с такими задницами… Эх!

Он сказал нервно:

— Не вздыхайте, сэр Ричард, не вздыхайте! Тем самым вы себя делаете слабее, а дьяволу добавляете мощи. Вы еще спросите, почему они все такие… такие чувственные?

Я спросил:

— Почему все такие чувственные?

Он покосился на меня с великим изумлением.

— В самом деле не знаете, сэр… с молотом на поясе?

— Нет, — ответил я раздраженно. В упоминании моего молота почудилось что-то оскорбительное, но что, сообразить не мог. — Не знаю!

— Великий боже!.. Так это же просто, все знают!

— Я не знаю.

Он вздохнул и начал объяснять, как я объяснял бы дебилу, что недалек от полноценного законченного идиота:

— Святые и подвижники, как известно, получают мощь от аскезы, воздержания, победы над собой. Эта мощь собирается внутри них… А ведьмы, как опять же известно каждому разумному человеку, получают гнусную мощь из своих темных глубин. Из того, что аскеты душат в зародыше, как не достойное человека, гнусное, отвратительное, низкое. Но, чтобы разжечь это низкое, продавшие душу люди обращаются к похоти! Разжигают ее в себе настолько, что…

Он задохнулся от праведного возмущения. И без того красное лицо пошло пятнами.

— Ага, — сказал я. — Высокое служит источником вдохновения, низкое — источником колдовства. Так?

— Вы едва не впервые сказали верно, — буркнул Гендельсон. — Даже удивительно. Мне даже как-то не по себе. Надо еще подумать, не сам ли я не то брякнул, если вы вдруг со мной согласились… Подозрительно весьма. Словом, ведьмы постоянно разжигают в себе похоть, изощряются в самых сладострастных выдумках… так они накапливают свою силу!

Я подумал, подумал, предложил после долгих размышлений: