Генри Олди - Дайте им умереть Страница 32

Искала — и никак не могла найти.

«Кажется, у нашей детки объявился личный повод для приезда», — отметил Тот-еще-Фарш, вперевалочку двигаясь по длинной аллее; и пока он шел, успело произойти многое.

На крыльцо вывалился шейх «Аламута», по пути засовывая в бороду очередную сигару, в сопровождении телохранителя и дочери — на тонком личике большеглазой Сунджан играла застенчивая улыбка; за Равилем спешил хаким-эмир собственной персоной, отчаянно пытаясь что-то втолковать «горному орлу», начавшему дымиться в прямом и переносном смысле, вслед за хаким-эмиром на крыльце стали быстро возникать по очереди, горохом из прохудившегося мешка: госпожа Коушут, толстеющий историк-фотолюбитель, его симпатичная подруга, уже виденный однажды Али-беем круглолицый доктор… Из окна над входом высовывались две детские физиономии, лучась от любопытства, но племянника Валиха среди них не было: очередная серия «Железной Руки» только подходила к концу, Чэн-в-Перчатке доблестно отражал происки врагов, кромсая встречных и поперечных любимым мечом, а в такие минуты оторвать юного Али-бея от телевизора не смогла бы и мировая война, разразись она сию минуту прямо во дворе мектеба.

Фаршедвард впился взглядом в хакима Рашида, стараясь не пропустить момент, когда историк увидит Сколопендру, но тут совсем рядом что-то зашелестело в зарослях рододендрона, и хайль-баши невольно обернулся.

В этот день судьба явно решила показать Али-бею козью морду. Косматую, вполне довольную жизнью морду, деловито пережевывающую экзотическую дрянь.

— Ме-е-е! — сообщила козья морда, приглашая к более тесному знакомству.

После чего следом за мордой из кустов выскочила целая коза и, дробно топоча копытцами, устремилась к своей престарелой хозяйке, обозревавшей (пока снаружи) здание мектеба.

Хаким-эмир подавился очередной репликой и начал медленно багроветь.

Очень похоже на закат в горах Сафед-Кух, если заночевать на перевале. «Скоро, однако, гроза будет», — говорят в таких случаях хакасцы-аксакалы, уминая табак в трубке.

— Эт-то что еще такое?! — медленно выдавил он, будто впервые в жизни видел живую козу, и, не дождавшись ответа, повернулся к охранникам. — Дармоеды! Проворонили! Чтоб через минуту духу этой пакости здесь не было! Иначе через две минуты вашего духу тут не будет!

— Стоит ли кипятиться, уважаемый? — невинно осведомилась бабушка Бобовай. — Не ровен час, язва откроется!

Хаким-эмир поперхнулся второй раз за пять минут — случай, достойный увековечивания на золотых скрижалях! — затем совсем уж было собрался живописать старой карге, что случилось и что случится в ближайшее время, если… но тут до него, во-первых, дошло, кем является вышеупомянутая карга, а во-вторых, на территории мектеба возникло новое действующее лицо.

— Не извольте волноваться, господин хороший! — умильно просипело от ворот; и все, разом обернувшись, узрели вконец запыхавшегося Руинтана-аракчи, пыльного, грязного, хромающего, но счастливого тем, что он наконец догнал окаянную козу! Бежит и бежит, рогатая, будто папа у нее не козел, а оразмский иноходец!

— А вот и я! — Этим возгласом Руинтан искренне надеялся осчастливить собравшихся. — Сейчас, сейчас мы эту бестию… только передохнем маленечко! У вас случайно глоточка пива не найдется, почтенные? Пылища в городе, поди поскачи за шайтановым отродьем — в горло будто песка насыпали! А может, вам сторож требуется или там всяко-разное? Так это мы с удовольствием, это мы запросто, хоть с козой, хоть сами…

Продолжая нести околесицу, Руинтан шустро ковылял ко входу в «Звездный час», но доковылять окончательно ему не дали.

Мимо Фаршедварда вихрем пронесся хаким-эмир, теряя на ходу последние остатки респектабельности, и ухватил опешившего Руинтана за шиворот начальственной дланью.

— Сторожа тебе?! Пива тебе?! — бессвязно выкрикнул глава мектеба в лицо перепуганному аракчи. — Будет тебе сейчас и пиво, и тахирский мускат, голодранец! — И хаким-эмир потащил слабо сопротивлявшегося Руинтана к воротам.

— Караул! — растерянно пискнул бородач и выкрикнул первую пришедшую на ум фразу, которую неоднократно сам слышал от других: — Помогите! Уберите пьяного!

— Сейчас уберем! — пообещал ему хаким-эмир, ногой распахивая чугунные створки.

Но тут одноухий аракчи неожиданно рванулся и освободился, оставив в карающей руке только кусок дряхлой полотняной куртки. Разогнавшийся хаким-эмир не удержал равновесия и начал заваливаться вперед и одновременно на спину, самым нелепым образом выпадая в распахнутые им же ворота.

Он падал и падал, словно обычная съемка начала становиться замедленной, неуклонно двигаясь к стоп-кадру; тело хаким-эмира клонилось, кренилось, колени сгибались, руки плавными волнами текли между открытыми створками, — казалось, что человек не просто вываливается с территории мектеба на улицу, а движется из одного мира в другой, где все не так, или это здесь все не так, или только будет не так…

Краем глаза хайль-баши Фаршедвард успел заметить, как между распахнувшейся, словно от сквозняка, дверью и стоявшей рядом Сколопендрой проскочило еле различимое белое пламя, похожее на почти невидимый электрический разряд.

Удивиться он не успел.

В следующее мгновение земля содрогнулась, и небо обрушилось на плечи Фаршедварда Али-бея.

Глава семнадцатая

Звездный час

Здесь все не так.Здесь онемели птицы.Здесь солнце умирает на заре.Но это сон —И можно пробудитьсяИ снова очутиться в сентябре.

Безучастная чернота космического пространства распахнулась на месте блекло-выгоревшего дурбанского небосвода, и внимательные холодные глаза звезд уперлись острыми лучами в души корчащихся в агонии людей.

Это длилось какое-то неуловимое мгновение.

Которое длилось вечно.

Потом вечность закончилась — и неба не стало.

«Умножить можно все на все, — истерически хохотала судьба. — Вечность на вечность? Ради бога! Получится вечность вечностей! Рехнуться можно от счастья!..»

Земля не просто дрожала как при землетрясении — она стала жидкой, и по ее поверхности ходила крупная морская зыбь, грозящая вот-вот захлестнуть прибоем маленькие фигурки, исходившие безмолвным криком.

Их выворачивало наизнанку, мозг отказывался воспринимать вывернутый, изнаночный мир, где неузнаваемо искаженное пространство стремилось спрятаться в кокон схлопывающегося времени, сотканный из невидимых паутинок звездных вихрей, из того, что уже перестало быть Временем и Пространством, но еще не успело стать Материей и Энергией… Раздавленные непомерностью открывшейся перед ними пропасти, человеческие личности в страхе бежали в тот же кокон, из последних сил цепляясь за хрустальные осколки рассыпающегося бытия; им казалось, что они мчатся, карабкаются, ползут, преодолевая безумный напор Вселенной, что-то крича при этом друг другу — или самим себе. Им казалось, что это длится долго, очень долго — часы, дни, годы, века, — а на самом деле они все застыли опрокинутыми наземь растрескавшимися статуями в еле заметном промежутке между двумя соседними мгновениями; и лишь воспаленный мозг каждого выбрасывал из подкорки в сознание все новые фантомы, пытаясь предохранить сам себя от безумия, дать себе хоть призрачную опору в этом невозможном, искаженном, несуществующем мире…