Леонард Карпентер - Конан и осквернители праха Страница 32

Еще миг – и буквы вспыхнули ярким огнем, а потом разлетелись в разные стороны, словно горящие листья, подхваченные внезапным порывом ветра! Конану даже показалось, будто вместе с письменами рассыпались и самые камни стены. Однако произошло это совершенно бесшумно – в стене как будто открылось большое, с неровными краями окно, и сделалось возможно заглянуть сквозь него в совершенно другой, яркий, красочный мир. Слева и справа от себя Конан услышал изумленные ахи и охи и понял, что ему не примерещилось: остальные зрители увидели то же, что и он. Киммериец даже покосился на стражников, чьи фигуры выхватывали из полумрака отблески неверного света. Стражники стояли с видом полного безразличия; похоже, сверхъестественное посягательство на безопасность дворца их нисколько не волновало. Конан сообразил, что окно было магическим, и привычные воины это хорошо понимали.

– Вот он перед вами, мои благородные господа, – послышался голос Хораспеса. – Вот он, величественный памятник, неприступная крепость, изваянная из камня, плоти и крови! Торжественное свидетельство того, как может достойный правитель сплотить вокруг себя свой народ! Символ всего, чему мы с вами поклоняемся в земных воплощениях Всемогущих Правителей!..

Пока он говорил таким образом, завеса пыли, мешавшая рассмотреть вид за волшебным окном, понемногу рассеялась, и Конан, к своему немалому удивлению, увидел перед собой залитый солнцем пейзаж. Не удержавшись, он даже покосился наверх, на окна зала. Окна были темны: снаружи царил поздний вечер. Тем не менее перед ним сиял полдень в пустыне. Молодой варвар ощутил горячее, пыльное дыхание ветра и услышал нестройный ропот толпы, собравшейся под открытым небом. На расстоянии какого-то полета стрелы от царского возвышения трудилась ватага рабов, тащившая на деревянных салазках огромную каменную глыбу. Конан услышал ритмичную песню, помогавшую им в работе, и щелканье кнута надсмотрщика. Его ноздрей коснулся едва уловимый запах пота.

Киммериец понимал, что перед ним было чудо. Ночь, внезапно превращенная в день, и город, внезапно сменившийся пустыней. Но в остальном это была самая обычная сцена тяжелого подневольного труда... была бы, если бы на заднем плане не высилось воистину поразительное сооружение, по направлению к которому, собственно, и тащили свою глыбу рабы. Это был титанический ступенчатый зиккурат, и белый треугольный фасад его прорезал столь же гигантский портал, более чем в двадцать раз превосходивший по высоте человеческий рост. Вершина его арки была только что сведена. Повсюду, точно муравьи, копошились и хлопотали строители. Движение человеческих толп направляли еле слышные в отдалении сигналы труб. Конан присмотрелся и вроде бы узнал очертания Ибнизабовой незавершенной гробницы. Неужели перед ним была та самая постройка, чудесным образом близившаяся к завершению?.. С другой стороны, чувствовалось в этой пирамиде нечто и от памятников Кеми – стигийского города, лежавшего далеко на востоке. Вот только пирамида Ибнизаба далеко превосходила их размерами.

– Так протекает сей труд и ныне, и в будущем, – провозгласил Хораспес. – Смиренный, каждодневный, не знающий устали труд во имя приготовления к следующей жизни. Велики усилия, и скуден их видимый плод, но зато какова будет награда!..

Пророк стоял в потоке света, лившегося из волшебного окна. Вот он взмахнул рукой – и сейчас же с шуршанием взвилась пыль и заволокла все перед глазами.

Все выше и выше вздымались тучи песка, пока полуденное небо не потемнело, а пыль не начала проникать в самый пиршественный зал. Потом ветер улегся и взметенный песок быстро осыпался наземь.

– Когда столь возвышенных людей забирает смерть, это не горе, но час их высшего торжества! – вещал Хораспес. – Сим засевают они поле своей последующей жизни!..

На сей раз небо было не таким ярким и солнечным, а под ним двигалась погребальная процессия. Стены полностью законченной пирамиды розовели в лучах восхода. Колоссальные врата стояли настежь распахнутыми, и выдвинутые вперед углы сооружения обрамляли их, словно простертые вперед лапы каменного сфинкса. К пирамиде тек нескончаемый поток колесниц, плакальщиц и носильщиков, нагруженных посмертными дарами. На фоне золотисто-розового утреннего горизонта виднелись замысловато украшенные саркофаги, влекомые на катафалках, и вереницы быков и коров, которых вели целые армии латников. Слышался гул голосов и похоронная песнь, исполненная печали, но вместе с тем и величайшей решимости. Конан ощутил на лице дуновение утренней прохлады.

– Так воздает правоверный народ почести своему правителю и Богам, – пояснил зрителям Хораспес. – Слово «слишком» изгнано и забыто: три пятых от плода всякого труда отдаются во благо Лучшего Мира. Была бы решимость и воля, а уж богатство найдется! Народ наш многочислен, и его ремесленники вполне в состоянии облечь величественный замысел плотью. И, как я уже говорил вам, братья мои, последние достижения в искусстве бальзамирования дают каждому среди нас, сидящих здесь, в этом зале, верную надежду облечься в сияющие ризы бессмертия!.. – С этими словами Хораспес повернулся еще раз обозреть величественную картину, созданную его колдовством.

И в это время вздохи и возгласы восхищения, раздававшиеся со всех сторон, сменились испуганными вскриками. Ибо на сцене неожиданно появилась еще одна группа скорбящих. Это были жрецы, облаченные в юбки из черной материи; многие из них болезненно сутулились и стонали, тогда как другие хлестали их по обнаженным спинам, а вместо кнутов в руках у них извивались живые змеи. Предводитель, худой, высокий, бритоголовый, был в маске шакала. Он что-то распевал резким голосом и высоко вздымал над головой резной символ, на котором скрещивались две оскаленные, клыкастые змеиные головы.

– Жрецы Сэта!.. – послышались кругом возмущенные перешептывания. – Стигийцы, да будь они прокляты!..

Молодой варвар и сам узнал в них стигийских жрецов – даром, что ли, он путешествовал по тому берегу Стикса.

Хораспес вновь повернулся к толпе, и на его лице была горечь.

– Увы, вы не ошиблись, шемиты. Ибо то, что я показал вам, есть не будущее, но настоящее. Только происходит все это не к северу от реки, а к югу, друзья мои, к югу! Знайте же, что и стигийцы давно стремились к тайне бессмертия, а их познания и ученость ничуть не уступают нашим. И пока мы радостно готовим себя к служению нашему Богу, они столь же усердно готовятся служить своему. Мрачен и упорен их труд, прославляющий темного Сэта!

Эти слова прозвучали меж стен зала, точно вопль скорби. Хораспес выдержал паузу и продолжал: