Джордж Брейген - Клеймо змея Страница 32

Варвар, выступивший из своего укрытия, с изумлением обнаружил, что щеки наставника опять стали чистыми, даже на его седой короткой бороде не осталось и следа крови.

— Отвар вендийского вишуда, — пояснил Астрис, поймав восхищенные взгляды близнецов. — Я постоянно ношу его с собой потому, что вишуд мгновенно заживляет раны, хотя его трудно отличить от самой крови. Пришлось брызнуть немного на лицо, чтобы ввести в заблуждение гвардейцев. Чего доброго, нашелся бы среди них какой-нибудь зануда, заинтересовавшийся следами. Тут бы они моментально и пришли к тебе в гости…

На дорожке и траве явственно виднелись отпечатки огромных сапог Конана. Действительно, стоило бы кому-нибудь из зингарцев только опустить взгляд, как все сразу стало бы очевидным.

— Приходится всегда носить с собой несколько фляжек со снадобьями, — сказал аквилонец, поправляя широкий кожаный ремень с кармашками, из которых торчали узкие горлышки пузырьков синего и зеленого стекла. — Хлодвиг, например, потерял сознание этой ночью. Что бы смогло быстро привести его в чувство, если бы под рукой не оказалось кхитайской соли?

Стоявший слева от него парень смущенно опустил голову и едва слышно отозвался:

— Но, наставник, это было чудовищное зрелище! Адальджиза лежала на дорожке… казалось, она еще дышала, но я видел, что злодейская рука вырвала у нее сердце!

И он вновь закрыл лицо ладонями, словно не в силах видеть ужасную и таинственную картину, открывшуюся ночью его неопытному взору.

— Если я правильно мог судить по следам, ты ведь тоже оказался ночью у тела несчастной девицы? — спросил Астрис, пристально взглянув на киммерийца. — Отпечатки твоих сапог можно было обнаружить и на дорожке, и у ограды. Из-за этого кое-кто и поспешил назвать тебя Ночным Губителем. Мы с Хлодвигом поднялись рано утром, пока ты, Хундинг, еще сладко спал…

Второй брат, видимо, что-то хотел сказать, но аквилонец остановил его предостерегающим жестом руки и продолжил:

— Несчастная Адальджиза шла по дорожке медленно, ведь в руках она несла чашу со священным огнем. На гравии утром были четко видны ее следы. Шаги Адальджизы были небольшими, она следила за горящим фитилем, и к тому же узкий каласирис, в котором она была, делает походку любой женщины немного скованной, семенящей, — так повелось еще издавно, зингарцы считают, что все женщины должны ходить мелкими шагами и с опущенной головой. Только так женщины могут показывать свою покорность… Но Адальджиза увидела нечто, смертельно испугавшее ее! По следам девушки явно было видно, что она сначала остановилась, потом попятилась — утром на дорожке четко выделялись отпечатки ее ног, а когда человек идет спиной вперед, на пятки падает большая нагрузка, поэтому они сильнее вдавались в гравий. Девушка развернулась и попыталась убежать — было очевидно, что расстояние между следами увеличилось и изменилось направление шагов. Но далеко ей скрыться не удалось. Через несколько шагов кто-то настиг ее. На этом месте она и продолжала лежать, пока Хлодвиг не увидел несчастную… До этого к телу подходил и ты, доблестный воин, но утром я сразу увидел, что ты не мог быть убийцей. По следам было понятно, что ты подбежал позже и совсем с противоположной стороны. По отпечаткам получалось, что Адальджиза бежала не от тебя, а как раз в твою сторону…

— Она и не видела меня, — буркнул Конан. — Я проходил мимо кладбища и услышал крики. Нужно было бы пройти мимо, и сейчас я спокойно беседовал бы с советником… А теперь какие-то чурбаны, Нергалово отродье, называют меня этим, как его?..

— Ночным Губителем, — кивнул Астрис.

— Кром! Никогда киммериец не нападет ночью на беззащитную женщину! Да и какому нормальному воину это придет в голову? Нет, ставлю свои новые сапоги против медяка, что дело тут нечисто. Любой из моих знакомых мог бы отобрать у этой красотки деньги, ну, в крайнем случае, повалял бы ее по траве. Но вырезать сердце не стал бы никто!

— Ночью никто не увидел следы крови. Понятно, что можно разобрать в темноте. Но утром стало понятно, куда ведут кровавые пятна. Обладатель огромных сапог скрылся за оградой, а настоящий убийца исчез там, где его никогда не стали бы искать…

— Осмелюсь спросить, наставник, — не выдержал один из братьев. — Но где же спрятался злодей? Утром ты так ничего и не объяснил мне…

Все говорили тихо, но аквилонец еще раз зорко огляделся вокруг и на мгновение замер, внимательно прислушиваясь к происходящему вокруг.

— Пока я сам мало что понимаю, — вздохнул он. — Но я должен узнать, почему погиб мой старинный друг и кому нужно было вырезать у него сердце, как и у всех других несчастных. Ты поможешь нам, Конан из Киммерии? Боюсь, что без твоей помощи мы с юношами не сможем найти убийцу.

Усмешка тронула губы варвара, и он язвительно произнес:

— Ты до сих пор так и не объяснил, откуда тебе известно мое имя. Да и я о тебе знаю только то, что ты — Филин, Знающий Язык Воды и Видящий Цветы Днем и Ночью. Почему я должен помогать тебе? Сегодня я оставляю Херриду и больше никогда не вернусь в этот поганый городишко. И поесть здесь нельзя нормально, чтобы в брюхе потом не бушевал шторм, и сапоги нельзя сшить без того, чтобы на тебя не накинулась орава гвардейцев с алебардами и арбалетами. Плевать я хотел на Херриду со всеми Ночными Губителями! В Кордаве я был давно, но, может, кто-нибудь из старых знакомых по-прежнему топчет тамошние мостовые. А ты ищи своего Губителя, если это так тебе нужно и ты видишь далеко днем и ночью. Да пошлет Кром тебе удачу…

И опять, как и в первый раз, стоило Конану сделать только несколько шагов, как за его спиной раздался тихий, но отчетливый голос аквилонца:

— В Хауране ты производил впечатление решительного воина… Неужели все дело было лишь в благосклонной улыбке владычицы Тарамис?

Снова киммериец развернулся так резко, что разошлись полы его короткого афгульского жилета, покрытого тончайшей вязью вышивки.

— Странный город… Здесь шагу нельзя ступить, чтобы не наткнуться на какого-нибудь чудака. Скажи, наконец, кто ты такой, или закрой рот, а не то я завяжу твой длинный язык узлом. Узел получится крепкий, тебе трудно будет потом распутать его, клянусь когтями Нергала!

— Имя мое тебе уже известно, — с достоинством отозвался наставник после небольшой паузы, во время которой он в очередной раз огляделся вокруг. — Я понимаю язык цветов и трав, поэтому многие называют меня гербариусом. Я читаю Небесную Книгу, в которой не буквы, а звезды, поэтому иногда меня зовут астрономом. Числа и их сочетание тоже представляют для меня смысл, поэтому меня знают как нумеролога. Прибавь к этому геральдику, гармонию музыкальных звуков, искусство врачевания иглами и невидимым прикосновением… Я мог бы долго рассказывать о себе, но, главное, я — путешественник, умеющий читать великий Манускрипт, который создается днем и ночью, летом и зимой, на суше и на море, в воздухе и под землей, — всю свою сознательную жизнь я стараюсь разбирать Книгу Жизни. Рождаются новые поколения и погибают старые, играются свадьбы и тонут корабли, — ничто не исчезает бесследно из того, что происходило в нашем мире. Не пропадают мысли, страсти, поступки. Все это записывается божественными перстами, и нужно только уметь развертывать свиток, на бесконечном пространстве которого в единой вязи слились причудливые буквы, мелкие странные графемы, означающие жизнь целой страны, династии или одного выдающегося человека!