Лис Арден - Алмаз темной крови. Книга 1 Страница 32

Криолла опять ухватилась за рукав подруги. Амариллис же, не желая подчиняться наступающей неразберихе, и почему-то не торопясь поверить в столь неблаговидную причину фолькетова отсутствия, попыталась переубедить и мастера Рилло:

— Мастер, не переживайте вы так, может, он за какой-нибудь книгой побежал, в соседний квартал, к архивариусам… Он вернется, вот увидите!..

— Но не сегодня. — Гость, до сих пор молча наблюдавший за происходящим, сказал это со спокойной уверенностью — с такой люди говорят о о прелести рассвета поздним вечером — и по-прежнему не оборачиваясь. — Сейчас он уже далеко отсюда… я почти не чувствую камень темной крови. Прощайте, мастер Рилло.

Тяжеленная дубовая дверь снова распахнулась с невозможной легкостью, и гость исчез.

А если ты все-таки решаешься на такую глупость — испытать на своей облезлой беличьей шкурке обманчивое тепло мартовского неба — то пеняй потом на себя, моя радость… Когда в ледяной купели тебя окрестят тоскою и страстью, и ты выйдешь из нее, обожженная и замерзшая, когда ты поймешь, что теперь тебе нужен совсем другой мир — мир, устроенный по закону твоего сердца — вот тогда ты поймешь… И признаешь, что все, дарованное тебе раньше — не более чем обещание. Тебе будет очень больно. Но ты заплатишь любую цену, лишь бы колючее и синее небо марта позволило тебе еще раз поверить ему.

— Мне показалось, что он даже и не узнал меня… Чего тут узнавать-то…

Амариллис и Арколь сидели на широком подоконнике распахнутого в сад окна; было уже поздно, ночь обещала быть жаркой и душной, в траве сходили с ума цикады, пиликая на своих скрипках кто во что горазд — ни складу, ни ладу, лишь бы погромче… От ювелира девушки вернулись аккурат к завтраку, во время которого Криолла, способная поймать подброшенный бокал с водой на повернутый плашмя меч, не разлив более трех капель, опрокинула полнехонький сливок кувшин, а Амариллис — видимо, чтобы подбодрить ее — слопала целое блюдо оранжерейной желтой малины, стоявшее посреди стола. Она рассеянно придвинула его к себе и зачерпывала ягоды ложкой, будто молочную кашу; Лорка, недавно пытавшийся угостить ее точно такой же малиной, и вынужденный в результате поделить ягоды со своим жеребцом (Амариллис терпеть не могла малины), только таращился, не решаясь, впрочем, на комментарии. Конечно же, девушки все рассказали… ну, почти все. Мужчины насупились, Рецина бранилась — кому же приятно пригреть на груди змею? Конечно же, решили во всем разобраться, ворюгу найти и собственноручно вернуть на паром, кольцо разыскать во что бы то ни стало… Да только как? Нельзя сказать, чтобы дети Лимпэнг-Танга были совершенно беспомощны, да и с господином городским головой можно было договориться, а если бы Амариллис попросила лично господина смотрителя складов, так он ей и звезду с неба достал бы, и иголку в стогу сена нашел… не то что вороватого цверга. Но пока продолжались торги «Чихай-на-здоровье» — другого дела, кроме этого, ни для кого в городе не было.

Лиусс пытался утешить танцовщицу: всего три дня осталось до закрытия праздников, деньги у них есть, и будут еще — ничего, отыщется твое колечко, найдем, кому об этом похлопотать… а подарочку я лично пару долгоиграющих ослиных ушей сотворю. Амариллис, в конце концов, от всех этих утешений разревелась и убежала к себе в комнату, откуда вышла только к вечеру, повинуясь настоятельному зову Арколя. Брат заставил ее поесть, напоил травяным чаем; и вот уже добрых три часа они сидели на окне, слушая обезумевших цикад.

— Так что же приключилось с твоим кольцом, Амариллис? И почему ты не попросила сначала моего совета?

— Я уже говорила. Вчера ночью камень в кольце заискрился, я решила, что Фолькет вернет ему прежнюю прозрачность. Не смотри на меня так! Я вовсе не думаю, что ты глупее этого коротышки. Просто хотела еще одну пару браслетов прикупить, не слушая твоего ворчания… мол, придется скоро еще лошадь покупать, чтобы мои побрякушки возить.

— Да-а-а… Учитель не раз говорил мне, что и Живому Миру есть пределы… бесконечна лишь человеческая глупость. Извини, но на этот раз я действительно разозлился на тебя.

— Не ты один. Я сама себя готова выпороть, был бы прут под рукой… Арколь, я потеряла его навсегда? так ведь?

— Я не знаю, дуреха. Я же не бог… и даже не его сын… и вообще пока только подмастерье.

Они помолчали. Первой не выдержала Амариллис; положив руку на плечо Арколя, она искательно заглянула ему в глаза:

— Прошу тебя, не сердись… осталось только, чтобы Лорка назвал меня безнравственной особой — и впору будет утопиться.

— Не говори ерунды, — Арколь все еще старался быть твердым в своей сердитости, но это ему уже не удавалось. — Значит, лорд Цветущих Сумерек интересовался алмазом темной крови? ну и дела…

— Да что вы привязались к моему камешку? дался он вам…

— Да нет, сестрица, дался-то он именно тебе. Наверно, зря я не рассказал тебе об этом, как ты изволишь выражаться, камешке. Мы ведь собирались этой осенью в Ирем, мне есть, чем погордиться и есть, о чем попросить совета; и я предполагал, что аш-Шудах справится с этим камнем. Золотце мое, я давно приглядывался к нему, все прикидывал, что могу себе позволить, а без малого год назад — помнишь, тогда, в Арзахеле? — решился-таки… Я снял кольцо, когда ты спала, и, к счастью, у меня хватило ума выйти в контадо, за городские стены. Из твоих рассказов, да и из моих наблюдений следовало, что камень к своей владелице настроен благосклонно, восполняет недостаток сил — при необходимости, подбадривает, защищает тебя. Эх ты, беспечный мотылек, если бы ты знала, сколько колдуний невысокого полета обломали себе зубы, пытаясь по заказу ревнивых жен извести твое танцующее великолепие… Алмаз темной крови отражал любой сглаз, наговор, порчу — да что угодно, отсылая все эти нечистоты обратно к отправителю, причем с удвоенной силой, и даже не сообщая тебе об этом. А это значит, что вчера ночью… или со вчерашней ночи… тебе грозит настоящая опасность, такая, которую камень не мог отвести. Поэтому и заискрился ядовитой зеленью, предостерегая тебя, Амариллис… хотел бы я знать, от чего… или от кого.

Арколь замолчал. Его названная сестра сидела тихо, не пытаясь более ни оправдаться, ни подлизаться. Хочешь-не хочешь, но взрослеть приходилось; она понимала, что мир не обещался двигаться в такт ее танцу, и может еще не раз перевернуться вверх тормашками — причем без предупреждения. Мы здесь не в игрушки играем, говорили ей Нужда и Опасность; так что будь поосторожнее, добавлял, усмехаясь, Случай…

— М-да. Так вот, я попытался раскрыть камень, обнаружить его истинные возможности, зримо проявить его силу. Признаюсь честно — так сильно я не пугался никогда. Моих знаний хватило только на то, чтобы как можно быстрее унести ноги; мне повезло, что камень я смог лишь приоткрыть, иначе уносить было бы нечего. Однако и той малости, что с такой радостью вырвалась из темной глубины камня, вполне хватило… и я убедился, что с моими возможностями лучше и не пытаться совладать с ним. Я не думаю, чтобы ты забыла ту грозу, которая напрочь снесла одну из надвратных башен замка великого герцога Арзахельского, спалила ближайшую к городу мельницу, рассыпала ожерелье молний-сфер в главном арсенале — и расплавила большую его половину в бесформенные железные кляксы… и опалила твоему удиравшему названному братцу всего-навсего кончики ресниц. Она играла, Амариллис, эта сила проказничала, как ребенок, которого оставили без присмотра — и вот он гремит, что есть мочи, поварешкой в сковородку, швыряет материнское рукоделие в камин, пускает отцовский шлепанец поплавать в супнице… и наслаждается свободой.