Александр Абердин - Парадиз Ланд 2-1 Страница 32

       - А ну-ка, быстро заголяйся, шалашовка, и лезь на спальник, доставь Голавлику удовольствие.

       Муза попыталась пробудить в этом негодяе хоть что-то человеческое и потому заставила свою куклу попросить его жалобным голосом:

       - Степочка, я есть хочу, дай мне хоть хлеба корочку.

       Но не тут-то было. В этом мерзавце не было ничего человеческого и он грубо заорал:

       - Полезай на спальник, сучара! Отсосешь у Головни, вот и будет тебе и завтрик, и обед, и даже ужин, лярва!

       Кукла вздрогнула всем телом и, тихо плача, стала быстро раздеваться. Как только она легла на узкий диванчик, Головня, злорадно улыбаясь, перебрался назад и, быстро снимая с себя одежду, грозно рыкнул:

       - Перевернись жопой кверху, шалава! Нечего на меня свои мокрые зенки пялить.

       Как только кукла перевернулась на живот и уткнулась лицом в подушку, Митроха, убрав с руля одну руку, протянулся к ней и вцепился своими жесткими, корявыми пальцами в упругую ягодицу, до крови царапая кожу куклы своими обкусанными ногтями. Та жалобно вскрикнула и заплакала еще громче, а этот бессердечный и грубый садист радостно загоготал и сказал глумливым голосом:

       - Эт, точно, жопа у этой стриженной дуры действительно классная, не то что голова.

       Вот именно с этого самого момента и начался какой-то дикий кошмар. Под громкие звуки музыки Головня жестоко насиловал беспомощную девушку, да, еще всячески издевался над ней. Было видно, что это доставляло ему огромное, хотя и очень уж сомнительное, удовольствие, как и то, что силы его не убывали. Правда, в последнем была, в основном, заслуга музы Эрато, которая добавила ему мужской силы, а отнюдь не тех двух таблеток виагры, которые он тайком проглотил перед тем, как открыть дверцу автомобиля.

       Чувствуя себя настоящим половым гигантом, он заставлял то безропотное и безмолвное существо выполнять самые мерзкие его прихоти, чем так распалил Митроху, что часа через три тот не выдержал и, усадив Головню за руль, сам полез на спальник. Эрато и его превратила в неутомимого зверя, но никак не настоящего мужчину и изысканного, нежного любовника. Тут уж была бессильна даже магия. Зато она была вполне довольна тем, что черная душа этого негодяя проявила себя в полной мере. Уже теперь у неё было достаточно оснований для того, чтобы предать его телесную оболочку лютой и мучительной смерти, а затем низвергнуть его мерзостную душу в ад.

       Однако самое страшное началось тогда, когда машины съехали с дороги к речке Хилок. Митроха, выбравшись из "Мерседеса", велел Головне и еще двум своим водилам проехать вдоль берега реки километра полтора, а Игорю Маслову предложил остаться на шоссе. Объяснил он все это тем, что ему нужно провести беседу со своими шоферюгами. До этого Митроха точно так же отсек его в тот момент, когда они потрошили морские контейнеры с китайским барахлом.

       Игорь не стал по этому поводу ни возражать, ни вообще удивляться чему-либо, хотя и подозревал, что дело здесь, явно, нечистое. Он, правда, не видел того, как в "Мерседес" Митрохи подсела плечевая, а потому решил, что эти жулики решили поживиться еще чем-нибудь. В любом случае к своему контейнеру он их и близко подпускать не собирался, а того типа, которого Митроха определил ему в напарники, он даже к магнитоле не подпускал, не говоря уже о том, чтобы доверить этому уроду руль. Поэтому, посмотрев вслед удаляющимся машинам, он устроился в кресле поудобнее и вскоре задремал.

       Видя это, Эрато не стала насылать на него сон и быстро перенеслась вперед, в кабину головного автомобиля. Отъехать далеко от шоссе Митрохе не удалось и они встали на берегу речки всего в каких-то семистах метрах от шоссе. Семеро весело гомонящих мужчин выбрались из машин и вытащили на берег, покрытый галечником, обнаженную девушку. Громко матерясь и осыпая куклу Эрато грязными, похабными прозвищами, они, для начала, заставили её выкупаться в бурной, холодной речке.

       Сами же они, тем временем, разогревались спиртным, после чего принялись издеваться над этим безропотным, трясущимся от боли и ужаса, существом. Их жертва не делала даже робких попыток защититься и уж, тем более, убежать от своих мучителей, что только раззадоривало их и буквально удесятеряло силы этих подонков. Вскоре они уже не насиловали ту, которую считали Зинкой-молдованкой, а медленно и планомерно убивали её, подвергая жестоким издевательствам.

       Когда же Митроха приказал Тимохе Скворцову задушить её, то кукла, наконец, предприняла попытку спастись. Она громко и страшно закричала, вскочила на ноги и побежала прочь от своих мучителей, прямо к шоссе. Уже изрядно пьяные негодяи, поначалу, опешили, а затем бросились за своей жертвой вдогонку. Больше всех горячился Головня.

       Испуганный женский крик моментально разбудил Игоря и он открыл дверь, высунулся из машины и стал внимательно вслушиваться в темноту. Услышав ещё один крик, уже более слабый, он включил фары и увидел в их свете обнаженную окровавленную девушку, которая быстро бежала по камням к шоссе, а за ней гнались полуголые бандиты Митрохи, а впереди всех несся громадными прыжками Головня. Коротко выругавшись, Игореха быстро выхватил из-под сиденья их семейную реликвию, - обрез трехлинейки, доставшийся ему по наследству от прадеда-кулака и бросился негодяям наперерез.

       Пробежав еще несколько десятков метров, девушка упала, но здоровенный амбал Головня не смог добраться до неё, поскольку натолкнулся, словно на каменную стену, на здоровенный кулак Игоря Маслова. Игореха служил в морпехе и умел вырубать и не таких лбов. Свалив на камни Головню, он бросился к Митрохе, который бежал следом. Увидев перед собой силуэт этого крепкого парня, этот подонок обоссался от страха еще до того, как тот наотмашь врезал ему по черепу обрезом.

       Остальные подонки, гнавшиеся за девушкой, в запале бросились было к Игорю, но стоило тому выстрелить по ним, и выстрелить прицельно, ранив одного из этих ублюдков в ногу, они, тотчас, громко матерясь, помчались обратно, к своим машинам, бросив своего раненого приятеля. Первым желанием Игоря было догнать и основательно избить их, но, вспомнив об упавшей девушке, он побежал к ней.

       Бедняжка громко стонала и дрожала всем телом, грязным, исцарапанным и избитым, изожженным, окурками. Подхватив девушку на руки, Игореха со всех ног бросился к своей машине. Достав из салона одеяло, он бережно укутал в него избитую девушку, усадил её на пассажирское сиденье и погнал машину в Хилок, до которого было всего несколько километров. Видя, что девушке стало совсем худо, он притормозил и дал ей попить воды. Крепко вцепившись в пластиковую бутылку, она принялась жадно пить воду и парень немного успокоился. Это внушило ему надежду на то, что, может быть, все ещё хоть как-то обойдется.