Александр Ладейщиков - Кот баюн и чудь белоглазая Страница 32

Бледно-голубые ледышки Коттина сузились, губы превратились в ниточку — он обозлился, казалось, погладь — искры полетят. В руке остро блеснул кинжал, и тут же спрятался. Брызнула красная кровь — не клюквенная брага, столь любимая Аникеем.

— Я выполнил клятву — ведь я никогда не обманываю. Да, Стефан? Клятвы на небесах слышат! Больше он никогда не выпьет, вчера была последняя чаша. Это же по-христиански, Стефан? Ну, если выполнить просьбу ближнего своего о лёгкой смерти?

Коттин стоял посреди комнаты, в углу жалась Мишна, из-за спины бывшего Кота выглядывал бледный Стефан. Вдоль стен сидели мертвецы, синея лицами, оскалив зубы в предсмертных улыбках. Внезапно Коттин услышал шорох, исходящий из каморки, в которой находилась роковая бочка Фавна. Сделав предостерегающий жест, странник на цыпочках прокрался к дверям чулана, предполагая, что коварный сатир мог пробраться в дом, например, за спрятанным сундучком. Неожиданно распахнув дверь, Коттин юркнул внутрь и выволок в комнату растрёпанную женщину. Мишна, спрятавшись за юношу, поначалу вскрикнула от неожиданности, но тут, же признала распутную Кику, что проживала в доме пама с Фавном.

— Удивлён, весьма удивлён, — мурлыкающим голосом пропел Коттин. — Вот уж не думал, что застану тебя живой. Значит, у тебя счастливая планета.

В руке Коттина блеснула сталь, Стефан увидел древний кинжал, сияющий драгоценными камнями, красными и синими. Бывший Кот молниеносно приставил нож к горлу протрезвевшей женщины.

— Ну, что мне с тобой делать? — спросил странник, приподняв узким лезвием подбородок Кики, заглядывая ей в лицо, украшенное фиолетовым синяком. — Казнить или миловать?

Красивые, плотно сжатые губы женщины расплылись в улыбке, но глаза были закрыты:

— Ты бы для начала сказал мне, что я сделала такого, чего за последний день не сделал ты сам? — голос её был негромок и спокоен.

— О! Обычно в таких случаях я наблюдал визг, слёзы и невнятные обещания, — восторженно пробормотал Коттин, тем не менее, не пряча кинжал. — Какие задатки! Значит, ты требуешь доклада?

— Отпусти её, — вдруг громко и требовательно провозгласил Стефан. — То, что ты делаешь, это… это, не по-христиански!

— Да не может быть! — изумился Коттин. — А я всё мучаюсь, и чего это я, древний Кот, не исполняю устав нового бога, в которого верит Стефан? Я…

— Покажись нам, пожалуйста, в своём волшебном виде! — почти крикнул юноша, — Мишна, проси тоже! Когда он Кот — он добрее! Мне Ариант рассказал!

— Прошу, господин! — закричала девушка, простодушно, без раздумий, восприняв всем сердцем просьбу Стефана. — Я покажу, где купец закопал клад! — глаза Мишны пылали, синим огнём, щёки алели. Коттин на мгновение остолбенел, потом его рука расслабилась, он опустил дамасскую сталь. — Никому нельзя верить! Умер, а не выдал. Эх, зря я его…

Бывший Кот отвернулся, глаза его стали стекленеть, словно он заглянул за край обыденного мира, потом по телу пробежала судорога, а может быть, это затрепетала ткань бытия, наконец, в течение призрачного мига на месте мужчины возник тёмный провал.

— Баюн, меня зовут Баюн, — промурлыкал огромный Кот, зелёнея глазами с широкими поперечными зрачками.

Все смотрели на волшебное существо, о котором говорилось только в сказках. Рука Стефана поднялась было сделать крестное знамение, но застыла — юноша загипнотизировано смотрел на широкую добродушную морду рыжего кота, на его усы и брови, торчащие белыми струнами во все стороны, на треугольные уши. Кот смешно присвистнул, спрятал нож, плохо держащийся в пухлой лапе, обратно в мешок, вынул оттуда помятую шапку-пирожок, водрузил на макушку.

Кика открыла глаза, подбородок её задрожал, губы посинели, однако в глазах промелькнула безумная надежда.

— Брысь! — замахал на неё лапами Баюн. — Собирай узелок и проваливай отсюда! Ишь, дура, Кота испугалась! Небось, с козлоногим…

Кика трясущимися руками завязывала в простынь свои тряпки.

— Куда пойдёшь? — строго спросил Баюн, глядя на Кику. — Мы-то отправляемся в Белозерск, а может и того дальше — в Тотьму!

— Уйду на закат, — дрожащим голосом ответила несчастная гулёна. — Говорят, там торговый город Словенск. Туда и побреду.

— Дура, точно, дура! — пропел Баюн. — Сожрут тебя волки по дороге. Ну, проваливай, говорю! Тебе невместно с нами! — на узелок Кики упал сверкающий синий камешек, извлечённый из неведомых глубин заплечного мешка..

Кот Баюн зажмурился, прошептал какие-то слова. Ничего не произошло. Баюн посмотрел на молодых людей круглыми глазами, пожал покатыми плечами. Потом почесал когтявой лапой затылок, снял и засунул шляпу в мешок. Долго стоял и смотрел в пол, распушив усы. Топнул ногой, обутой в красный сапог с прорезями для когтей, развёл в недоумении лапы.

— Ну-ка, Стефан, открой мне пробку, — Кот ткнул лапой во фляжку, сделанную из круглой оранжевой тыквы.

Сделав пару глотков, Баюн зашипел, закашлял, из котовьих глаз потекли слёзы, уши прижались к макушке.

— Не могу пить эту отраву, — пожаловался Кот, отплёвываясь, и утирая мягкой лапой зубастую пасть. — Только в магических целях, как у единоверцев Стефана, когда волхв из ложечки вином угощает.

— Священник, — поправил юноша Кота, подняв руку, — при причастии. Вино — кровь господня, хлеб — тело господне.

— Неужели едите? — второй раз за утро изумился Баюн, словно никогда не читал христианские свитки.

— Он сам так велел, — неуверенно ответил Стефан. — Мы-то что, мы просто верим, мы рабы божьи.

Баюн отвернулся в угол, что-то опять зашептал, наконец, после долгих усилий, перед Стефаном и Мишной предстал прежний Коттин.

— Верю, вот теперь верю, — восторженно прошептала Мишна, глядя на нового господина. — До этого всё-таки думала — детские сказки. Пока не увидишь…

— Всё-то вам, женщинам, надо увидеть, да пощупать, чтобы вы поверили, — проворчал Стефан. — Если бы ваша вера была, хоть с маковое зёрнышко…

— Радуйтесь, небеса, среди нас знаток женских сердец, — провозгласил Коттин, вынув из бочки с песком чадящий факел.

— Чем смеяться, сказал бы лучше, — набрав в грудь воздуха, промолвил Стефан, — что тут на самом деле произошло?

— Я взял из руки твоей горькую чашу, чашу гнева Моего, — процитировал Коттин древнюю книгу, и с удовлетворением отметил, как подскочил юноша.

— Ты причастен к смерти этих людей? — не унимался побочный потомок готских королей.

— Если твоя правая рука соблазняет тебя — отсеки её, — продолжал цитировать странник, наблюдая за выражением лица Стефана, меняющимся при узнавании текста.

Коттин приобнял за плечи и Стефана и Мишну, подтолкнул парочку к выходу. Обернувшись, он бросил факел на ложе, затем поспешил к выходу.