Андрей Попов - Кукольный загробный мир Страница 32

Перед входом в лабиринт висела табличка с надписью: «Чем хуже — тем лучше».

«Гениальная мысль! И как я сам до этого не додумался?» — Хариами пытался иронизировать, но настроение от этого не улучшилось. Он потянулся к ракушке:

— Ави, что делать дальше? Объясняй.

Голоса истинного хаоса — шипения да трески — породили наконец внятную ответную речь:

— Слушай, Хара, Сентиментальный лабиринт так называется потому… потому… впрочем, скоро сам поймешь. Только учти — внутри у нас не будет связи. Правильный путь, конечно же, мне неизвестен. Знай главное: не приближайся к тупикам лабиринта, это опасно! Как только заметишь тупик — сразу назад! Понял?

— Подожди, есть шанс вообще не вернуться?

— Ох, не усугубляй, пожалуйста! — в ракушке послышался приглушенный стук. Возможно, звездочет в своей хижине ударил ладонью по столу. — Помни и об основной цели своего путешествия: настроить струны арфы механического музыканта.

— Да… твои напутственные слова сложно назвать утешением. Вообще, утешитель с тебя, Ави, никудышный. Ты знаешь об этом?

— Я просто говорю то, что тебе сейчас необходимо. Все, удачи!

Хариами еще некоторое время постоял перед открытым зевом входной двери, возник неосознанный страх, что как только он войдет, пенопластовое отверстие тотчас захлопнется. Еще и смачно пожует при этом. Однако, оказавшись уже внутри, он даже испытал легкое разочарование. Скучные стены. Скучные коридоры, разветвленные и сворачивающие в непредсказуемые стороны. Даже воздух пропитан скукой. В наступившем царственном полумраке нашлось наконец спасение от навязчивых фиолетовых тонов. Страх прошел, но вместо него возник насущный вопрос: куда идти? С первых шагов коридор уже разветвлялся натрое, чуть далее — еще раздваивался, и так далее, и так далее… Тогда ноги будто зажили самостоятельно и повели его наугад. Хара, постоянно озираясь, старался запоминать каждый поворот и мимолетом подумал, что если б на его месте оказался бедолага Эльрамус — сгинул бы здесь неминуемо. Или кружил бы полвечности. А пенопластовые блоки всюду имели угрюмую однообразность.

В какой-то момент Хара заметил, в блоках имелось нечто забавное: эти неряшливые грани, бесконечные поры, в которые так и хотелось засунуть палец. Почему-то он стал часто улыбаться, глядя на них. В голову полезли разнообразные шутки Раюла, вроде как не совсем здесь уместные. После раздался его легкий смешок. Затем второй, третий… Вдруг Хариами захохотал — во весь голос, и это со стороны выглядело уже дикостью. Мрачный лабиринт уж никак не располагал к веселью. Своим внутренним видом — однозначно. Но поры в пенопласте казались сейчас такими веселыми, а узорная плитка пола столь юморная, что не было сил держаться. Он уже громко хохотал, держась за живот и медленно передвигая ноги. Пришли на память лица товарищей: Фалиила, Ахтинея, Ингустина, Эльрамуса… Все они такие-такие смешные! И почему он раньше этого не замечал? Гомерический хохот несся по длинным коридорам и пропадал в некой бездне, питающейся звуками. Он посмотрел на кончики своих пальцев, что вновь пробудило дрожащий вулкан смеха.

— О-ой, не могу!! О-ой, умора!

Он увидел, что приближается к тупику. Коридор заканчивался замурованной пенопластовой стеной. А сколько же в ней присутствовало самоиронии да необузданного веселья! От непрестанного хохота уже стал болеть живот. Где-то глубоко в ватном сознании всплыло предупреждение Авилекса об опасности тупиков, и ноги, сохранившие рассудок куда в большей степени, чем голова, как-то сами развернулись назад. Потом с каждым шагом смех становился все тише и реже, а дойдя до точки ветвления коридоров, голосить совсем уж расхотелось. Даже повод для улыбки отсутствовал. Хорошенько тряхнув головой, Хариами двинулся в другую сторону.

На его щеке ни с того ни с сего вдруг навернулась слеза. Как-то стало жалко тех троих: Ханниола, Фалиила да Раюла? Добрались ли они до поставленных целей или до сих пор отчаянно блуждают в пространстве скуки? Те же блоки пенопласта, что еще несколько минут назад внушали ему веселье, теперь выглядели печальными да невероятно унылыми. И Хара вдруг заплакал. Ему стало нестерпимо жаль все на свете и всех на свете. Пройдя десяток шагов, он уже ревел навзрыд. Потоки слез текли ручьями из глаз, и не было ни в чем утешения. Скорби мира, собранные воедино, почти физически давили к земле.

Вот опять тупик!

Назад! Назад! Назад!

Вернувшись в предыдущую точку развилки, Хариами вытер мокрое лицо и подумал: «а что случилось-то?» Он, кажется, начал догадываться в чем суть проблемы. Но это никак не давало подсказки — где же правильное направление? Минут пять спустя пенопластовые стены взялись его сильно раздражать. Чего они выпучились? Чего здесь торчат? Чего им надо? Он даже зло пнул пару блоков, сделав носком ботинка неглубокие вмятины. Тут следом пришли на ум все обиды и скверные слова, что он слышал за свою жизнь. Вспомнил, как Гемма говорила: «ты что, разнорукий, не видишь летящий мяч? или ты еще и разноглазый?» А Гимземин однажды грубо оттолкнул его и сказал: «не лезь не в свое дело, малиновая голова!» И Хариами почувствовал внезапный прилив гнева, ярость клокотала в груди, не находя выхода. Хотелось вернуться в то время, хотелось сказать им в ответ что-то обидное! А еще лучше — набить им лица! Всем, кто обитает на поляне! Эти их косые взгляды в его сторону! Это лицемерие и ложь! Хара чувствовал, что близок к состоянию бешенства…

Надо же, еще тупик! Да сколько их?! Пенопластовая кладка уже раздражала неимоверно. Возникло желание все вокруг крушить, крушить и крушить.

И снова ноги оказались благоразумней головы. Он повернул обратно. Истинное спокойствие наступало лишь в тех местах, где коридоры ветвились между собой. Где север, восток, запад или юг — уже непонятно. Даже если он плюнет не все и захочет выйти назад — сможет ли?

При движении по очередному коридору, Хара ощутил невообразимую нежность в груди. Он таял от этого чувства. Снова вспомнилась Гемма, Гимземин, Авилекс и другие. Эти приятные родные лица! Так хотелось всех обнять и расцеловать! Ласковое тепло объяло его тело и…

Опять тупик! Этому, вообще, конец где-нибудь имеется?

Лабиринт продолжал ставить над ним психологические эксперименты. В одном из множества его ходов он ощутил неземное, нереальное счастье. Снова захотелось кричать, но уже от радости. Жизнь вдруг показалась немыслимым раем, все ее проблемы — вздорными пустяками. Счастье переполняло его душу и слезами выливалось через край. Даже мелькнуло искушение остаться здесь навсегда, но очередной тупик слегка охладил бурлящее чувство, и в какой уж раз пришлось поворачивать назад.