Александр Бруссуев - Охвен. Аунуксиста Страница 32

В кустах, где прятался Торн, стоял влажный полумрак, насыщенный неприятными запахами, подымавшимися от протекавшего по дну оврага ручью. Город Оденсе старательно сливал свои нечистоты в безмолвствующую природу. Среди цепких колючек стоял, сложив руки крест-накрест на груди строгий Веселый Торн.

Охвена, увидев его, охватило странное смущение. Он даже перестал притворно хромать и горбиться.

— Что-то случилось? — поинтересовался Торн и, нарушив молчание, стал выглядеть более человечным.

Рассказав обо всем без утайки, Охвен почувствовал себя чуть ли не изменником.

— Да, засада! — поджал губы и помотал головой викинг. — Выходит, подставил я тебя! Ну да ладно, что живым вырвался! Вот только досадно, что тот нелюдь даже перед смертью не понял, за что его, собственно говоря, валят.

— Да, думаю, что причин, по которым можно было его казнить, было более чем достаточно. Жаль, что не ты его, конечно, закритиковал до смерти, но у тебя есть еще второй кандидат на эту участь.

— Это точно. Правда, придется поломать голову, как теперь можно до тела добраться. Наверняка, стража с ног сбивается в поисках убивца.

Охвен и Торн, никем не замеченные, выбрались из зарослей и пошли к постоялому двору, где отдыхали их кони. Никем не обеспокоенные, они заказали себе обед и узнали про страшное преступление, совершенное сегодняшним утром: злобный хромой горбун зарезал насмерть одного из лучших защитников города. Стражники поклялись, что перевернут весь город вверх дном, но этого горбуна найдут. Слуга, подававший еду, рассказывал об этом, как будто выздоровел кто-то из его родственников. Нечего сказать: уважали стражников в этом городе! Впрочем, как и в любом другом.

— Это ты, что ли хромоногий горбун? — посмеялся Торн.

— А что, разве было бы лучше, если бы искали по приметам? Так хоть есть какая-то надежда, что не схватят сразу. Вообще, ты, конечно, Торн — вождь авторитетный. Но, сдается мне, что нам бы поскорее уходить из этого города надо. Что-то в последнее время Дания мне не очень нравится, — сказал Охвен, наблюдая, как из казармы суетливо выходят ощетинившиеся копьями стражники.

— Как стемнеет — уйдем, — ответил Торн. — Послушай-ка, что надо сделать.

Уже в темноте Охвен со всеми своими нехитрыми пожитками и двумя конями незамеченным спустился к зловонной канаве. По пути его один раз остановила стража, но удостоверившись, что он не хромой и не горбатый, что печати на оружии не нарушены, отпустили, обозвав для пущей важности «голодранцем» и «сволочью». Самое сложное было уговорить лошадок спуститься сквозь ощетинившиеся шипами кусты к весело поблескивающему в лунном свете потоку нечистот. Кони оказались сговорчивыми, поэтому уже через некоторое время они, уныло опустив головы, стояли, привязанные к кустам на самом дне оврага.

Охвен тем временем, дыша через накинутую на нос повязку, побрел в направлении казарм по берегу зловонного ручья. Подойдя к ним достаточно близко, чтобы видеть смотровые окна, он, как и было оговорено с Торном, выбрал несколько сухостойных деревьев. Огонь на них заплясал живыми лоскутками, постепенно растущими до внушительных размеров. Когда Охвен понял, что пламя само по себе не потухнет, то поторопился вернуться к своим лошадям.

Он даже не задумывался над тем, что волею случая огонь мог разгореться до неприличия и перекинуться на какие-нибудь культурные строения. Мог также легко и непринужденно выжечь добрую половину города Оденсе. Кто знает, может быть, случись такое, и пришлось бы сказочнику Андерсену родиться через полторы тысячи лет где-нибудь в другом месте.

Но Охвен об этом не думал, он вернулся к коням и принялся ждать, что было не самым простым занятием при таком внятном аромате цивилизации. Животные тоже вежливо протестовали: пряли ушами, шумно всхрапывали и переступали с копыта на копыто. Наконец, одна из лошадей, словно, ее терпение иссякло, вытянула вперед губы, обнажив чудовищный оскал зубов, и сказала, точнее, пропела дурным голосом:

— Who's gonna ride your wild horses?Who's gonna take your to sea?

Охвен обернулся — сзади стоял неслышно подошедший Торн.

— Ходу, — добавил он, вернул топор, перехватил свое оружие и вскочил на коня.

Неторопливым шагом, постоянно уклоняясь от свисающих веток, они оставили позади город Оденсе, выбрались на простор, догадавшись об этом потому, что от чистого воздуха закружилась голова, и, не торопя коней, поскакали к переправе. Ранним утром им хотелось уже оставить позади неприветливый остров Фин.

— Почему ты ничего не спрашиваешь? — поинтересовался Торн, когда появилась возможность скакать рядом, а не друг за другом.

— Чего-то позабыл, — честно признался Охвен.

Торн, испытывая желание поговорить, поведал свою историю.

Отобрав у Охвена топор, он принялся наблюдать за казармой. Как и предполагалось, после убийства одного из десятников всех стражников на ночь собрали под одной крышей: на случай обнаружения врага. Прошел внутрь и старый знакомый Торна. Он не суетился и не озирался — значит, никаких тревог по своему поводу не ощущал.

Когда начало смеркаться, Торн подошел поближе, притаившись в густой тени под забором. Стражники на сторожевой башне начали энергично переговариваться — стало быть, заметили огонь. Но тревогу не подняли, потому что заметили пламя только на двух деревьях, которое вскорости должно было пропасть, прогорев. Ветра почти не было, поэтому угрозы распространения огня не предвиделось.

Открытое пламя всегда притягивает взгляд, поэтому Торн энергично прошел до двери в казарму, надеясь, что, отвлекшись, стражники его не заметят. Внутри, в полумраке, как он и предполагал, все уже спали: солдаты ценят сон, к тому же осознавая возможность, что придется подрываться посреди ночи. Торн отправился к отдельной выгородке, полагая, что десятники не будут делить одно помещение с рядовыми. Так и вышло: облюбованный с вечера мужчина сладко посапывал с края сколоченных полатей.

Теперь предстояло самое сложное: убедить десятника выйти подышать ночной прохладой, при этом, не разбудив никого из его товарищей. Торн воспользовался помощью топора — слегка стукнул жертву по темечку, переведя его из разряда спящих в разряд обморочных. Тот во сне захрипел, но не предпринял попытку ни буянить, ни очухиваться.

Стараясь не шуметь, Торн напряг все свои мышцы и взвалил неподвижное тело себе на плечи. Вышел тем же способом, что и вошел — через дверь. Стражники продолжали очарованно наблюдать умирание огня, поэтому викинг незамеченным добрался до того места, где сегодня утром лишился жизни первый десятник.

Торн бережно опустил тело на землю и перевязал сыромятным ремешком руки — ноги. Потом побрызгал на лицо все еще находящегося в беспамятстве врага живительной влагой и отошел на шаг, чтобы быть лучше виденным. Где он взял жидкость, чтобы привести стражника в чувство? Во всяком случае, не во фляге принес.