Дмитрий Казаков - Солнце цвета меда Страница 33

– Новых врагов больше, чем звезд на небе и листьев на деревьях. – Русич продолжал настаивать, но слушали его без особого интереса. Невры зевали, переговаривались о чем-то. – Они пройдут и чугайстырей и мавок, не испугаются леших и упырей, а Лес вырубят на дрова!

– Это вряд ли! – Ясень угрожающе развел руки, огромный, свирепый. – Для этого им придется перебить нас всех.

– Поверь мне, они на это способны. – Лычко понизил голос, в нем звучала искренняя мука. – Если дойдут сюда. Если же вы выйдете из Леса, станете плечом к плечу с другими, кто отражает нашествие, то сможем остановить еще в Степи, не пустить дальше!

– Зря пытаешься выманить нас из Леса. – Дубовит посуровел, седые брови сошлись над длинным носом. – Нам все эти свары что драки между муравьями с разных куч. Если кто отважится на нас напасть, то головы ему не сносить, а между собой вы разбирайтесь сами.

Лычко побледнел, отшатнулся. Понял, что это последнее слово старого волхва, что дальше говорить бесполезно.

– Идите, – Дубовит махнул рукой, скрюченные, коричневые пальцы едва разгибались и походили на сучки, – и не задерживайтесь на наших землях. Охотники проследят.

Ясень выразительно ухмыльнулся.

– Они не считают тебя невром, – сказал Ивар, когда Лычко повернулся. На его лице застыла растерянность, в увлажнившихся глазах мутнела обида.

– Любой, кто ушел, считается для племени мертвым, – тяжело вздохнул русич. – Сам видишь, какая силища, а зря пропадает в этой чаще!

– Боюсь представить, что сотворили бы они, высунувшись из леса. – Ингьяльд передернул плечами. – А сидя здесь, зарастут мхом, разленятся совсем, потеряют силу. Сколько народов, которые стремились спрятаться, сгинуло!

– Но от тех хоть слава осталась. – Лычко выглядел хмурым, встреча с родичами не принесла ему радости. – А о нас скоро только в сказках и вспомнят. Мол, жили такие люди-оборотни. Но их винить трудно: невры хоть честные, врать просто не умеют… Большинство людей в иных племенах громко орут, когда надо постоять за родину, но как доходит до дела, разбредаются по домам. Шевелиться начинают, когда жареный петух клюнет пониже спины, в тот день, когда враг в их огород заберется. А тогда уже бывает поздно…

Ивар ощутил, что сказанное каким-то боком относится к нему, но смолчал, не стал лезть в разговор.

Селение осталось позади, запах дыма улетучился, все забил аромат свежей листвы. Вновь начался лес, дикий, нехоженый. Невры, если и бродили тут, то, несмотря на огромные размеры, следов не оставляли. В кронах тревожно перекликались птицы.

Ивар краем глаза ловил проносящиеся меж кустов серые тени. Не особенно прятались, сверкали желтыми глазами. Невры-охотники в волчьем обличье выполняли приказ старого волхва – провожали чужаков.

Чтобы тем не пришло в голову сотворить какую-нибудь глупость.

Дальше леса не было. Торчали отдельные деревца, но жалкие, искривленные – не чета тем лесным великанам, что шумели за спиной.

– И что это такое? – спросил Нерейд, с недоумением вглядываясь в открывшуюся впереди мешанину островков, полосок воды, колышущихся зарослей камыша и неестественно зеленых лужаек.

– Болото, – ответил Ингьяльд, словно Болтун страдал слепотой.

Воздух дрожал от дружного кваканья. Сидящая на большом листе кувшинки изумрудная жаба, покрытая крупными, с горошину, бородавками, некоторое время созерцала викингов с явным неодобрением, потом, видимо, решила, что они – существа подозрительные. Лист чуть качнулся, послышалось бульканье, и жаба исчезла.

– Я не слепой! – Нерейд посмотрел на эриля с таким презрением, словно тот только что признался в скотоложестве. – И нам что, через это идти?

– Боюсь, что да, – сказал Лычко, – другого пути нет…

– Фу! – На лицо рыжего викинга наползла гримаса отвращения, – Ненавижу болота! Лягушки, жабы, мерзкие, скользкие! А под водой еще пиявки, жуки всякие…

– И упыри, – добавил Лычко рассеянно.

– Что за упыри?

– Скользкие, мерзкие, – доступно пояснил русич. – И вдобавок с острыми зубами. Любят полакомиться человечиной.

Вода в нескольких шагах от берега забурлила, из нее высунулась округлая желтая голова. Белесые глаза, похожие на плошки со слизью, уставились на людей с мутной злобой.

– Вот один, – Лычко показал рукой для особо недогадливых, – вышел поздороваться…

Тучи, плотной серой пеленой окутывающие небо, на мгновение разошлись, на болото упали солнечные лучи. Упырь зашипел, мгновенно ушел под воду, только мелькнуло желтое пятно.

– Солнца не любят, – передернув плечами, сказал Ингьяльд.

– И огня тоже наверняка… Но не пойдем же мы с факелами?

– Не пойдем, – согласился Ивар, извлекая из ножен меч, – но добрая сталь тоже мало кому приходится по вкусу. Вперед!

В болото ступили осторожно, озирались по сторонам – вдруг высунется откуда-нибудь нечто желтое, зубастое, вцепится в ногу. Шли поначалу по островкам, по мягко пружинящим кочкам. От сладко-горького запаха болотных растений кружилась голова, возбужденно пищали комары, обрадованные нежданно явившимся на болото угощением.

– А это точно не упыри? – ворчал Нерейд, хлопая себя по лицу, – Маленькие, летающие…

– Близкая родня, наверно, – отвечал Ингьяльд, лицо которого от укусов и расчесывания распухло, став похожим на красную подушку с дырочками от уколов иголкой.

Потом островки стали редеть, пришлось ступить в темную, мутную воду. Она доходила до пояса, но идти было страшно – вдруг ухнешь в яму, окунешься с головой. Двигались медленно, прощупывая дно палками, мечей не выпускали из рук.

В один момент Ивар оглянулся. На краю твердой земли, глядя уходящим вслед, замерли три могучих серых зверя. Подробностей и деталей уже не было видно, но конунг поспорил бы, что в шерсти среднего инеем посверкивает седина.

– Ой! – Кари неожиданно потерял равновесие, с головой погрузился под воду, Там что-то забулькало, забурлило.

– К нему, быстрее!.. – Но уже до приказа к берсерку двинулись воины. Мечи в их руках холодно блестели.

Кари вынырнул с диким ревом, оскаленный, страшный. В руках держал скользкое, желтое, извивающееся. Рванул – и круглая голова, похожая на тыкву, улетела в сторону, хлюпнулась в тростник, а грузное тело, которое могло принадлежать разве что огромной лягушке, забилось в корчах.

Берсерк разорвал упыря, точно старую тряпку. Смрад хлынул такой, что Ивар пошатнулся. Нерейд сморщил нос, кого-то из тивердев вырвало.

– Паскуда, за ногу меня ухватил! – прорычал Кари, ворочая налитыми кровью глазами. – Но я его…

– Похоже, это кое-кому не понравилось, – сказал Лычко.

Болото забурлило, словно поставленный на огонь котелок с похлебкой. Там и сям выскакивали круглые головы, под водой что-то мелькало, издалека донеслись гулкие удары.