Джон Толкиен - Две твердыни Страница 33

— Они у энтов, с Древесником, — ответил Гэндальф.

— У энтов?! — воскликнул Арагорн. — Значит, правду говорят старые сказки о великанах, пастухах деревьев, живущих в глубине леса? И они до сих пор топчут землю? Я думал, что это воспоминание о Незапамятных Временах или просто Роханская легенда.

— Роханская, как же! — возмутился Леголас. — Да каждый эльф в Лихолесье знает песни про старых великанов и вечное их несчастье. Но и для эльфов это уже воспоминания. Я бы подумал, что ко мне возвращается детство, если бы встретил лесного пастуха, шагающего по земле. Древесник — это и есть Фангорн в переводе на Всеобщий язык, а ты, Гэндальф, говоришь о нем, как о живом существе. Кто это?

— Много хочешь знать, — сказал Гэндальф. — Мне известно о нем очень мало, но даже то, что я знаю, придется долго рассказывать, у нас времени не хватит. Древесник — опекун этого леса, старейший не только среди энтов, но и среди всех обитателей этой части Средиземья. Надеюсь, что ты, Леголас, с ним встретишься. Мерри и Пину очень повезло, что они на него наткнулись. Древесник забрал их к себе домой; живет он довольно далеко отсюда, у корней гор, но сюда часто приходит, особенно когда его что-нибудь тревожит или когда ему хочется получить вести из остального мира. Я видел его четыре дня назад, он гулял между деревьев. Думаю, что он меня тоже заметил, потому что приостановился; но я с ним не заговорил, слишком тяжело мне тогда было от собственных мыслей, и я очень устал от борьбы с Красным Глазом из Мордора. Он же меня не подозвал.

— Может быть, он тоже принял тебя за Сарумана, — сказал Гимли. — Ты говоришь о нем, как о друге, а я думал, что Фангорн грозен и внушает ужас.

— Грозен! — повторил Гэндальф. — Я тоже грозен и даже очень. Могу внушать ужас. Страшнее меня никого нет, разве что Черный Властелин. Арагорн грозен и Леголас грозен. Тебя окружают опасные личности, Гимли сын Глоина, и сам ты тоже грозен по-своему. Фангорнский Лес, конечно, опасен, особенно для тех, кто тут слишком рьяно размахивает топором. Древесник грозен, но вместе с тем он мудр и добр. Последние дни он кипит от гнева, который накапливался многие годы, а сейчас залил весь лес и переливается через край. Появление хоббитов оказалось каплей, переполнившей чашу, и волна этого гнева теперь потечет, как река. Но она направлена против Сарумана и топоров Исенгарда. Произойдет нечто неслыханное в Средиземье: энты пробудятся и обнаружат, что они еще сильны.

— Что они смогут сделать? — удивленно спросил Леголас.

— Не знаю, — ответил Гэндальф. — Думаю, что они сами этого не знают. Хотел бы узнать.

Маг замолчал и, задумавшись, опустил голову.

Друзья смотрели, как, проскользнув сквозь облака, луч солнца играет у него на ладони, спокойно лежащей на коленях и повернутой вверх; она казалась чашей, полной света. Гэндальф поднял голову и взглянул на небо.

— Скоро полдень, — сказал он. — Пора идти.

— Искать хоббитов и Древесника? — спросил Арагорн.

— Нет, — ответил маг. — Наша дорога ведет в другую сторону. Я лишь сказал слова надежды, а надежда — еще не победа. Над нами и всеми нашими друзьями нависает ужас такой войны, в которой верную победу можно одержать лишь с помощью Великого Кольца. Страшно мне; многое будет уничтожено, многое придется потерять. Я — Гэндальф; сейчас я Гэндальф Белый, но Черный Властелин пока еще сильнее меня…

Гэндальф встал и устремил из-под руки взгляд на восток, будто видел там, вдали, то, что его друзья видеть не могли. Потом качнул головой и добавил:

— Нет. Оно уже от нас ушло. Надо радоваться. Мы избавлены от искушения употребить Кольцо во зло. Придется грудью встречать опасность, и хотя она велика, будем счастливы, что избежали еще большей.

Он повернулся к товарищам.

— Не жалей о выборе, который ты сделал в ущельях Эмин Муйл, Арагорн сын Араторна! — сказал он. — Не говори, что напрасно преследовал гоблинов. Ты выбрал правильный путь, в конце его мы встретились, причем встретились вовремя, а ведь могло быть поздно. Твой долг перед хоббитами выполнен. Ты дал слово Эомеру, что придешь. Это определяет твой дальнейший путь. Иди в Эдорас, иди к Феодену, на его Золотой двор. Ты там нужен. Андрилу пора засверкать в битве, которой он давно ждет. В Рохане войска, но Феодена окружает едва ли не худшее зло.

— Значит, мы больше не увидим наших веселых юных хоббитов? — спросил Леголас.

— Я этого не сказал, — ответил Гэндальф. — Кто может знать? Имейте терпение. Идите, куда вас призывает долг, и не теряйте надежды. В Эдорас! Кстати, я тоже туда направляюсь.

— Пешему туда быстро не добраться. Эта дорога далека и трудна одинаково для юнцов и стариков, — сказал Арагорн. — Боюсь, что пока я буду в пути, битва кончится.

— Посмотрим, — сказал Гэндальф. — Хочешь идти со мной?

— Да, — сказал Арагорн. — Но угонюсь ли я за тобой?

Он встал и посмотрел прямо в глаза Гэндальфа, и Гэндальф ответил ему таким же прямым взглядом, и долго стояли они друг против друга, а Леголас и Гимли молча смотрели на них.

Арагорн сын Араторна, высокий, сильный, твердый, как скала, в серебристом эльфийском плаще, сжимающий рукоять меча, казался властителем, пришедшим из-за Моря на последний берег к людскому племени. Но старец в белоснежной одежде, согнувший плечи под бременем лет, седой и исхудавший, но мудрый и уверенный, светящийся внутренним светом, явно обладал большей силой, чем любые короли.

— Разве я не говорил, что ты куда хочешь доберешься раньше всех, Гэндальф? — проговорил, наконец, Арагорн. — И я тебе вот что скажу: будь снова нашим проводником и вожаком. У Черного Властелина есть Девятеро, у нас будет Один, Белый Всадник, который сильнее их всех. Ты прошел огненную бездну, и они должны бояться тебя. Мы пойдем за тобой.

— Все пойдем, — сказал Леголас. — Но, Гэндальф, сними еще один камень с души — поведай, что случилось с тобой в Мории. Может быть, ты не хочешь об этом рассказывать даже друзьям? Но хоть скажи, как ты оттуда выбрался.

— Мы и так очень много времени здесь потратили, — ответил Гэндальф. — Надо спешить. Чтобы все рассказать, года не хватит.

— Расскажи только то, что считаешь нужным, — попросил Гимли. — Пожалуйста, Гэндальф, расскажи, как ты расправился с Балрогом?

— Не произноси при мне этого имени! — воскликнул маг, и на мгновение его лицо исказила тень боли. Он побледнел и замолчал и показался им старым, как смерть.

— Мы очень долго падали вниз, — произнес он наконец, медленно и с усилием. — Долго падали, он падал вместе со мной. Его огонь жег меня. Но упали мы в воду, и окружила нас темнота. Вода была смертельно холодна, у меня сердце чуть не превратилось в лед.