Анатолий Дроздов - Золотые апостолы Страница 33

— Еретник?

— Во! И люди так говорили, а я забыла. Ходит, нечистик, зубами скрежещет, а поймает кого — так сразу грызть! Люди, как стемнеет, из хат не выходили. Мужики хотели на кладбище пойти, откопать — и осиновый кол ему в сердце! Кинулись — а гроба нет! Выкопали…

— Кто?

— Родня его из Софьевки, — махнула рукой хозяйка. — Кто ж еще? Перехоронили тайком. После этого их все колдунами и начали звать. Раньше наши хлопцы никогда девок из Софьевки замуж не брали, а наши девки за ихних не шли. Это уже после войны выбирать некого стало…

— А что с колдуном?

— Пропал разом! — сказала Степановна. — Одни говорят, после того как бабы в полночь деревню опахали, другие — что священник какой-то еретника этого святой водой окропил. Нечистик, значит, от этого зашипел и разом помер. Во второй раз… Никто толком не знает, как было. Но в Софьевке все равно колдовская порода осталась. И рыжая — из них!

— Тоже по ночам людей грызла?

— Ты не смейся! — обиженно посмотрела на меня хозяйка. — Я ж вам не досказала… Короче, пришел этот старый колдун на свадьбу. И после того, как люди выпили, стал предлагать свою силу передать. То одному мужику скажет, то другому… Все над ним смеются. А эта рыжая как услышала, так вцепилась в него, как клещ. Люди и не заметили, как они оба ушли. Костик хватился: где? Кто-то видел, куда они пошли, он — следом… Но, видно, опоздал, успела, лярва!

Степановна ловким движением опрокинула в рот заботливо пополненный мной стакан и грустно подперла подбородок кулаком.

— Как в солдаты меня мать провожала… — затянула она.

— Что дальше было, Екатерина Степановна, — поспешно прервала ее Рита. — Интересно.

— Что там интересного? — вздохнула хозяйка. — Сгубила дитенка, паскуда. Иван, брат Костика, с женой и дочкой на свадьбу приехал. Дочка уже в десятый класс перешла, большая была. После свадьбы полегли спать, кто где, девочка просыпается ночью, а эта рыжая стоит над ней, руки раскинув. Вот так!

Степановна попыталась изобразить, как стояла Райка, но чуть не грохнулась с табурета. Я торопливо подхватил и усадил обратно.

— Стоит, значит, — продолжила хозяйка, как ни в чем ни бывало, — и что-то шепчет. Чего ты, спрашивается, над дитенком шепчешь?! — грохнула она кулаком по столу. — А? Лярва ты рыжая… — Степановна всхлипнула. — Девочка наутро никому не сказала, потом только вспомнила. Заболела она в городе. Мерещиться ей что-то начало ночами, вены себе пыталась резать… Родители ее и по докторам водили, и по знахарям. Без толку. Тогда они в Сибирь уехали, на нефтепромыслы. Какой-то знахарь умный им посоветовал. И девочка отошла. Закончила школу, в институт поступила… Надо было не возвращаться сюда, говорил им тот знахарь. Не послушались. И в первый же день, как вернулись, девочка с балкона девятого этажа и спрыгнула. Насмерть…

Степановна замолчала, грустно глядя на растерзанный стол, и я торопливо плеснул ей в стакан. Она, не глядя, схватила его и вылила желтую жидкость в рот. Вздохнула.

— Иван, брат Костика, — продолжила она, — после всего совсем перестал с ним знаться. Сказал: ты мне не брат, я тебя знать не хочу! Но Костик свою рыжую все равно не бросил. Присушила она его, это точно. Она ж от него прямо не отходила. Все увивалась: «Костя, Костя…» Когда его за растрату на «химию» отправили, поехала следом, жила там, чтобы, значит, не передумал и другую не выбрал. У, лярва! — попыталась пригрозить кулаком Степановна, но кулак только приподнялся над столом. — Из-за этого, когда Костик в священники пошел, они в Горку и переехали. Здесь все об этой рыжей знали, никто бы в храм не пошел…

— Сюда Константин давно приезжал? — спросила Рита.

— Сюда? — удивилась Степановна. — Уже и забыли, когда видели.

— А жена его?

— Пусть бы только показалась! Здесь народ ее помнит…

— А может они были в своей Софьевке, а вы и не знаете?

— Я? — Степановна хотела обидеться, но на это у нее уже не оставалось сил. — Вы завтра уедете, а тут все будут знать, что у меня гости были. Пусть знают. К ним не ездят, а ко мне — пожалуйста…

— А собака у Кости и его жена есть? — спросил я, вспомнив разговор с Виталиком.

— Нет у них никакой собаки, — удивилась Степановна. — И не было никогда. Райка их очень не любила — покусали ее в детстве. След на ноге остался… — хозяйка хотела показать, где был след, но вовремя передумала. — Зачем ей собака? Она сама собака…

— Вот что, — она привстала, и я подскочил на помощь. — Пойду я спать. Вы тут сами. Перина, подушки — все в шкафу. Диван разложите…

Я довел ее к кровати, где Степановна, едва упав на под снятое мной покрывало, могуче захрапела. Я прикрыл ее и вернулся к Рите.

— Давай приберем! — засуетилась она, и я без слов стал помогать. Разговаривать не хотелось. Мы приехали в Прилеповку зря. Никто не привозил сюда золотых апостолов…

6

— Ну и перина! Я провалилась в нее, как в сугроб.

— Неужели?

— Аким! Убери руки!

— Где ты видишь руки?

— Я не вижу, я их ощущаю.

— Чувства тебя обманывают.

— Счас как дам в глаз!

— И не будет жалко?

— Ни капельки! Врежу так, что завоешь!

— Степановна проснется.

— Ее из пушки сейчас не разбудишь. Слышишь, как храпит?

— Как тигр рычит… Никогда не думал, что женщины так могут.

— Могут. Я вот тоже постарею…

— Ты? Никогда!

— Так… Где тут ручки наши шаловливые? Вот им! Вот!

— Больно!

— А ты не распускай. Я спать легла!

— Причем прямо в колготках. Ты б еще бронежилет надела!

— Если б был, — надела! Раз по-другому от тебя защититься нельзя. Ты всегда берешь женщин штурмом?

— Планомерной осадой. Я все-таки сын полковника и внук генерала.

— Да ну? Вместо того чтоб приставать, рассказал бы лучше…

— Я не пристаю, я выказываю свое расположение и симпатию.

— И многим ты ее уже выказывал?

— Только тебе одной.

— Я, конечно, сразу же поверила. Обрыдалась тут от счастья. Можно подумать, у тебя до сих пор ни одной девушки не было.

— Это все не серьезно.

— А сейчас серьезно?

— Чрезвычайно. Хочешь, я тебя с моими родителями познакомлю? Хоть завтра? Бросим эту чертову Горку и поедем?..

— Набросались мы… Ну, познакомишь… Что из того? Ты, наверное, уже с десяток кандидаток на смотрины приводил.

— Никого.

— Врешь!

— Ей богу, Рита! Мать на меня даже ругается: «Хоть бы посмотреть, кто у тебя бывает? Может, мужики голубые…». Она уже лет пять пытается меня женить. Ты им понравишься, обещаю.