Павел Марушкин - Музыка джунглей Страница 33

Рептилия зашипела и, молниеносно извернувшись, клацнула в воздухе зубами. Полные холодной, запредельной ярости глаза смерили взглядом сбившихся в горстку людишек – а в следующий миг армадилл ушёл под воду. Теперь только глубокие царапины на брёвнах напоминали о его присутствии.

Смоукеры всё ещё зачарованно смотрели, как дождь вскипает розовой пеной в том месте, куда брызнула кровь несчастного Гоппли, а Пыха уже подошёл к шаману и крепко стиснул его плечо. Свистоль обернулся. Тёмные глаза паренька метали молнии, побелевшие губы сжались в нитку.

– Сделай что-нибудь, пожалуйста! – еле слышно процедил Пыха. – Ты же шаман! Придумай выход, иначе эта тварь пожрёт всех нас одного за другим. Ты что, не видишь, она нас… Приметила!

– Хорошо, сынок, – хрипло ответил Свистоль. – Я попробую.

Дождь вскоре ослабел, а потом и вовсе перешел в морось. Плоты подтянули вплотную друг к другу и соединили дополнительными верёвками. Теперь уже никто из смоукеров не воротил нос от стибков; да и те оставили наконец свои штучки. Пыха, моментально оценив изобретение Кастрации, приказал развести огонь и постоянно держать наготове ёмкости с крутым кипятком. На плоских глыбах сланца, служивших чем-то вроде походных очагов, разожгли костры. Большой Папа да и Свистоль понимали, что толку от этого будет чуть: армадилл нападал так внезапно и быстро, что ошпарить его никто, скорее всего, не успел бы. Однако людям надо было делать хоть что-нибудь; и они промолчали.

Существовала и ещё одна трудность: запасы сухих дров были невелики. Чтобы пополнить их, пришлось бы сходить на берег; а ступить в реку теперь никто не решался.

Тучи к вечеру не рассеялись, как это обычно бывало; и сумерки наступили раньше обычного. На спешно собранном общем совете решено было не останавливаться на ночь. Выбрали караульных. Свистоль и Папа мрачно дымили, время от времени перебрасываясь короткими репликами. Пыха устроился так, чтобы не мозолить им глаза и в то же время слышать всё, о чём бормочут старики. Многие слова были непонятными: Папа что-то буркнул про охотничьи ареалы, Свистоль в ответ произнёс длинную фразу, начинавшуюся со слов «всеобщее нарушение экологического равновесия». Затем разговор, похоже, свернул в нужное русло. Большой Папа, разумеется, знал кое-что про напавшего на них зверя. В основном обсуждалась непробиваемость его чешуи. «Самая защищенная тварь в наших краях», – горестно объяснял правильный смоукер. «В пасть надо целить, – мрачно отвечал шаман. – Там мягкие ткани. В глаз точно не попадёшь». Потом он завозился, роясь в своих вещах. Что-то шуршало, стеклянно позвякивало. «А это что за штуковина?» – с интересом спросил Папа. «Карманное перегонное устройство. В данной ситуации ничем не поможет». – «А тут?» – «Лекарства». Внезапно что-то тяжелое стукнулось о палубу и покатилось по брёвнам. «Ого! А ведь это незаконно». – «Да бросьте вы, профессор. Где закон, а где мы». Пыха не выдержал и обернулся через плечо. Большой Папа держал в руке штуковину, похожую более всего на птичье яйцо. На белой скорлупе кто-то нарисовал чёрную ухмыляющуюся рожицу.

– Чёрный смайлик, – хмыкнул Папа. – Армейская метка. Особо опасная, стало быть, штуковина. И что это такое?

– Стенобитная снасть, – вздохнул Свистоль. – Для уличных боёв. На природе вещь практически бесполезная. Я уж и не припомню, сколько лет она у меня валяется. Давно выдохлась, поди. Эх, жаль! Надо было при случае детворе фокус показать.

– Что за снасть? – спросил Пыха. Свистоль обернулся.

– А, ты здесь. Да вот, вещица одна. Бормотологическая, из самого Вавилона. Только пользы нам от неё никакой, к сожалению.

Юный смоукер не без внутреннего трепета протянул руку и взял странное яйцо в ладонь. Оно было довольно тяжёлым и словно костяным на ощупь.

– А что в нём волшебного? – спросил он.

– Этой штукой дома ломали. Бьёшь ею посильнее обо что-нибудь твёрдое и кидаешь в окошко. А через несколько секунд она разбухает до невозможности.

– И что?

– Ну представь, этот шарик вдруг станет размером с общинный склад. Что тогда будет с плотом?

– Навес снесёт, – после некоторого размышления ответил Пыха.

– Верно. Но здесь-то всё лёгкое, бамбук да листья, просто засыплет трухой всякой. А ежели такое в каменном доме учинить – жуткое дело! Стены выломает, крыша рухнет, а всех, кто внутри был, в лепёшку раздавит.

– Страшная какая штука! А зачем она нужна?

– Ну как зачем, – пояснил смущённо Папа, – как раз для этого. Потому и значок такой стоит: мол, опасно с ней играться. Дай-ка её мне, сынок; может, хоть напугать чудище получится…

Часовые подняли тревогу ближе к полуночи. Смоукеры и стибки спешно запалили заранее приготовленные факелы и напряженно вглядывались во мрак. Расчерченная оранжевыми бликами вода казалась лаково-чёрной, и там, на самой границе тьмы и света, двигалась параллельно плотам странная треугольная волна.

– Пугает, зараза, – хрипло прошептал за спиной у адмирала Грибок. – Вот он, мол, я. Никуда не денетесь.

– Это дух реки, – выдохнул кто-то.

Армадилл не скрывался. Вскоре стало понятно, что тварь описывает вокруг плотов постепенно сужающиеся круги.

– И не надоест ему, – задумчиво хмыкнул Джро Кейкссер.

Вожак стибков казался спокойным; прищуренные светлые глаза его внимательно следили за каждым движением монстра.

Внезапно армадилл нырнул. Кончик его хвоста, чуть сплюснутый с боков, на миг показался над водой. Все замерли. Средний смоукеровский плот вдруг вздрогнул – что-то сильно ударило его снизу. Завопили детишки.

«Бумм! Бумм!» – последовали ещё два удара. Плот вздрагивал, словно живой, вода плескалась о края. Удары вдруг сменились странным звуком – что-то там, под днищем, поскрипывало и пощёлкивало.

– Верёвки слабеют!!! – тонко и яростно завопил вдруг Пыха, первым заметивший неладное. – Он верёвки рвёт!!!

Действительно, армадилл, поняв, видимо, что опрокинуть плот не так-то просто, теперь растопырил свои острые, как бритва, чешуи и гигантской фрезой вращался под днищем плота, тёрся о скользкие брёвна – и, конечно, задевал связывающие их верёвки.

– Спокойно! Без паники! – твердым голосом приказал Большой Папа. – Вязали мы на совесть, так сразу ему не порвать. Давайте-ка все на соседние плоты; женщины и дети – первые.

Спокойный тон Папы и его уверенный вид подействовали на остальных как нельзя лучше. Смоукеры потихоньку отступали с опасного места, торопливо, но без паники перетаскивали свои пожитки и грузы. Внезапно скрежет прекратился, чтобы возобновиться через минуту – но уже в другом месте. Люди с оханьем шарахнулись обратно.

– Он ведь прекрасно понимает, как до нас добраться! – в сердцах бросил Свистоль. – Неужели эта тварь разумнее, чем я думал?