О`Санчес - Воспитан рыцарем Страница 33

– Нет. Мне поближе к огню, а щенки, небось, вместе захотят, пусть уж их…

– Пусть. Умываться – там же, – Снег махнул рукой в сторону коридора. – Как умоетесь и начнете укладываться – факелы погасите.

Лин с Зиэлем согласно кивнули.

ГЛАВА 6

– Ох, и славное утро народилось! Такое ощущение, что нет и никогда не было на белом свете облаков и грозы! – Зиэль наклонился, потряс бородой, и словно бы маленький дождик из черной тучи просыпался на утрамбованную землю внутреннего двора.

Вчерашняя буря, подобно пьяному трактирному постояльцу, отбушевала на размер души, но сполна расплатилась с окрестностями за свое буйное веселье – безоблачным утром, свежестью, радостным щебетаньем птиц, запахами цветов и земли.

– Иногда я жалею, что не поэт.

– Так займись, кто мешает? – Снег проснулся раньше гостей, он с самого раннего утра похаживает по дворику, приводит в порядок растрепанное ливнем и ветром хозяйство. Зиэль и Лин умываются тут же, с помощью воды из рукомойника, а Гвоздик наводит чистоту языком и когтистыми задними лапками.

– Может, и займусь, когда-нибудь, когда бродячая жизнь надоест. Сидеть себе под цветущим розовым кустом, у тихого пруда, бренчать себе на гуслях или арфе, приманивать молодух на волнующие звуки бархатного голоса и серебряных струн… Что может быть слаще и беззаботнее? А вот сортир – точно себе заведу, твоему подобный, который там, в пещере. И еще лучше сделаю. Чтобы обязательно с видами, без этой знаешь ли… сугубо бытовой сортирно-чуланной скуки… Кашкой покормишь на дорогу? У тебя есть молоко?

– Молоко у меня – было, что называется, до вчерашнего вечера. Но – скисло, так что придется тебе обойтись вчерашней похлебкой. Зато и настоялась она за ночь, истинный вкус набрала. Сейчас подогрею.

Зиэль стоял, расставив ноги, посреди дворика, крутил поочередно руками и шеей, улыбался и негромко урчал, только не разобрать – поет он или просто разговаривает сам с собой. Был он в одних портках, босиком, без шапки, по пояс голый, и Лин в очередной раз поразился волосатости его тела. Не волосы, но почти что шерсть обильно покрывала его руки, спину, живот… А на груди заросли вылезли настолько буйные, что казалось – даже борода вот-вот провалится в них и потеряется навсегда… Зато голова его налысо обрита – Зиэль сам скоблит ее через два дня на третий странным складным ножом…

– Не робей, Лин! Твой черед жизнь на долгосрочной основе устраивать, опять же – учиться, пока молод… А мне пора в дорогу… Авось, и встретимся когда-нибудь, посидим за чарочкой… Ах, ты же у нас противник вина! Впрочем, сейчас противник, но вырастешь…

– А ты вернешься? Мало ли что… На обратном пути, в эти края?..

– Может быть, еще не задумывался. Хочу навестить варварский юг, посмотреть иные, отличные от имперских, обычаи… Я их видел и жил по ним, да не худо бы освежить все в памяти… И вообще… Проверить обоснованность кое-каких легенд… За тридевять вод сплавать…

– Насчет Морева?

– Ух ты! Э, Снег, ты слышал? – вышедший из дверей Снег выставил к солнцу улыбку в седой бороде и с хрустом потянулся, очень даже молодецки.

– Ничего не слышал, похлебку грел.

– Парнишка, оказывается, тщательно впитывал все наши с тобою разговоры и теперь интересуется концом света!

– Все мы им интересуемся. Пойдемте в дом. Раньше попрощаемся – раньше день откроется – для всех из нас и для дел, которые предстоит совершить каждому из нас.

– Говоря проще – выпроваживает непрошеного и незваного гостя. Ну-ну.

– Я не выпроваживаю, а вношу ясность, у тебя дела – и у нас дела. Кстати, в мошне можешь не копаться, денег я не возьму.

– А я и не… Но насчет парнишки я все-таки хотел…

– И его счет в твоих деньгах не нуждается. Не сердись, Зиэль, однако и не вноси лишней смуты в сию обитель, где только один закон – мои представления о сущем.

– Слышал бы тебя Император и его прево… Впрочем, как скажешь… – Зиэль притопнул одним сапогом, другим, заправил в них штанины, натянул свою черную рубаху… – Ты же знаешь – я человек покладистый.

– Трижды соврать в одной-единственной фразе! Аж завидки берут, я так не умею. Пойдемте, остынет.

– Вот ты книжник, Снег, ученый из ученых, мудрец из мудрецов, объясни мне загадку, которая столько трудных и горестных лет подряд не дает мне покоя…

– Ну?

– Зверский аппетит – он укорачивает трапезу или удлиняет ее? Вельми голодный человек ест – дольше или быстрее? А может быть – то выходит на то, и без разницы получается в итоге? А?

– Пустая болтовня ее удлиняет, это точно. И укорачивает жизнь. Но если тебе угодно знать мое…

– Угодно. Более того, мы можем взять противоположные точки зрения и защищать в споре каждый свою. А потом меняемся ими, позициями, и опять…

– Это твое любимое развлечение, как же, помню. Но так – долго будет, до вечера не управиться. Отложим. Однако, ты чуть-чуть меня не вовлек в пустопорожнее… Добавляй, может, хлеба другого? Еще мозговую?

– Хватит. Огромная тебе благодарность, дружище Снежище! За приют, за мальчишку, за славное общение. Авось – увидимся. Да, молодежь?

Лин молча кивнул, боясь выдать себя дрожащим голосом и вообще разреветься. Кивнул и Снег:

– Не исключаю.

– Вон как Сивка запыхтел, заскрипел, аж отсюда слышно. Почуял, бездельник, что овсяному счастью конец, и пора под седло, к скудным придорожным пастбищам… Пойдем, проводите нас до кустов хотя бы…

Лин протянул руку, чтобы погладить Сивку, а тот внезапно ухватил своими огромными теплыми губами его ладонь и бережно подержал так несколько мгновений…

– Видишь как – признал наконец за своего… Выдал себя. Ох, и хитрый у меня Сивка, лишний раз не проявит – кто по нраву ему, кто нет, о чем думает… – Зиэль вздохнул глубоко, а за ним и Сивка. – Пора.

Зиэль за руку попрощался со Снегом, с Лином, осторожно ткнул здоровенным, как дубинка, пальцем в Гвоздика, а тот немедленно оскалился в ответ, сидя у Лина на руках, грозно запищал, думая, что рычит…

И свершилось. Кустарник сомкнулся с тихим шелестом, и от Зиэля остался только удаляющийся голос, поющий песню про море и моряков, такую Лин ни разу от него не слышал… Впрочем и голос вскоре без следа растворился в утреннем шелесте трав и деревьев, в журчании невидимого ручья, в криках так же невидимых зверей и птиц…

– Сегодня пойдем в деревню, за хлебом, ибо его я выпекать хотя и умею, но очень уж не люблю, пусто и хлопотно женское сие занятие. Иногда у меня Мотона тесто творит, но ее не будет в ближайшие дня три, прихворнула… Мотона – это моя приходящая помощница, порою гостит у меня день да другой… Что молчишь?

– Так… не знаю. А далеко деревня?