Сергей Костин - Пепел Ара-Лима. Страница 33

— Пора. Прощайте.

Развернулся, и больше не оглядываясь, побежал, не разбирая дороги, к тому самому месту, куда послал его в первый раз колдун Самаэль. К мертвому дереву, под которым лежали тринадцать лесовиков. Под которым лежал и майр Элибр.

Лесовик бежал вперед, позабыв о старых ловушках, о хищниках, которые забыли, кто настоящий хозяин в этом лесу. Бежал Йохо не от собственной совести, а от горькой боли, что плескалась в его сердце. Все долгие шесть лет он мечтал вернуться сюда, в деревню, и вымолить прощения у тех, кого не успел спасти. И он вернулся. И получил то, что хотел.

До сухого дуба лесовик добрался ближе к вечеру. Первым желанием его было уйти обратно, подальше от мертвого места, переждать ночь, а уж с первыми солнечными лучами вернуться. Но Йохо помнил наставления колдуна. Вытащить майра из могилы возможно только в полночь, когда на земле властвуют духи тьмы.

Помянув нехорошо колдуна, лесовик принялся за дело. Собрал по округе сухих веток, коряг трухлявых. Соорудил четыре костра, сориентировав их согласно странному приспособлению, что получил от Самаэля. Стекляшке, зеленоватой жидкостью наполненной, поверх жидкости спица блестящая плавает, не тонет.

Первая куча дров и торчащая на ней короткая свеча там, куда указывало острие вертлявой спицы. Второй костер запылает с другой стороны поляны, напротив первого. Остальные две кучи Йохо свалил строго по сторонам.

Затем вытащил из наплечной сумки веревку, тонкую, да длинную, колдуном заговоренную. Посматривая в сторону дуба, разложил веревку вокруг поляны на мертвой земле. Только-только хватило. Завязал узел крепкий. Плюнул на него. Не колдун велел, сам решил, что так надежнее.

Разложил на лопухе сорванном четыре пузыря. Если не врал колдун, в пузырях тех была вода, собранная со всех четырех сторон света. Заговоренная, как положено. Долго вертел в руках свиток с заклятием, повторяя про себя слова замысловатые. И зубами стучал сильнее, с каждой минутой ночи дожидаясь. Хоть и смел был лесовик, да отчаян до безрассудства, побаивался Йохо дела предстоящего. С мертвецами разговор иметь — наипоследнейшее приключение, которого желать стоило.

Ночь в лесу быстро наступает. Едва солнце за макушками деревьев скроется, почитай и тьма пришла. Знай только глаза широко открытыми держи. Да приготовь нож острый, чтобы уверенность и смелость до конца тебя не покинули.

— Что ж ты, колдун, со мной не пошел? — шептал Йохо, дрожь унять стараясь. Да только плохо получалось с дрожью предательской справится. — Что ж ты, раз умный такой, прямо из замка не сумел смертеца поднять. Наколдовал бы что-нибудь, глядишь, трупик бы сам до замка горного дотопал. И ему хорошо, и мне спокойнее.

Перед самой полуночью разобрала Йохо икота. Да такая сильная, что совсем упал духом лесовик. Колдун приказал говорить заклинание страшное непрерывно, без остановок. А как говорить, если грудь дергается, да звуки непотребные на весь лес разносятся?

Зря Йохо волновался. Как только услышал скрип дуба, корни раздвигающие, в миг икать перестал. Наоборот, дыхание перехватило, воздуха в груди хватать не стало

— И то правда, что люди говорят, от страха всякая гадость проходит, — прошептал лесовик, в ночь вглядываясь. Глазами зоркими, с детства к темноте приученными, разглядел движение у дуба. Толи земля глыбами вспучивается, то ли дуб корнями шевелит.

— Пришло времечко, — пискнул Йохо, пузыри колдовские в кулаки загребая.

А ночь такая тихая, такая безоблачная. Не будь дуба мертвого, а под ним смертцев приставучих, подняться бы во весь рост, да спеть песню веселую про звезды яркие.

Лесовик на коленках подобрался к первому костру. Зубами вырвал из пузыря нужного пробку, выплеснул содержимое на дрова. Шустро, ноги высоко задирая, чтобы о корень какой не споткнуться, добежал до следующего складовища сухого. Спешил, слыша звуки скрипучие от дуба исходящие. С оставшимися кострами быстро разделался. Вернулся к первому, на который острие спицы все время указывало. Отдышался чуть, глаза прикрыв. Нашарил в кармане камушек зеленый, волшебной силой наполненный, беду отворачивающий. Да и вышел под свет луны, на паутину тресканную, сухую и мертвую.

Задрожала под ногами земля, наизнанку выворачиваясь. Взвились корни сухие, фонтаны земляные создавая. Раскрылась земля мертвая, и перед глазами лесовика, которому совсем нехорошо стало, под звездное небо ночи выползли из своей могилы тринадцать смертцев. Тринадцать лесовиков, давным-давно под дубом убитых.

— Ты, лесовик? — зашептали, песком в глазницах пустых пересыпаясь. — Пришел, значит? Говорили тебе, дождемся мы. Хорошо живого видеть, радостно. Иди к нам, лесовик. У нас земля теплая, корни мягкие, время течет медленно.

— А вы за шесть лет-то и не изменились, — заплетается язык, губы как воды студеной напились, онемевшие. Но ноги в лес не бегут, стоят твердо, рука камень заветный в кармане тискает. — Все такие же гостеприимные. Да только не к вам пришел.

— А что так? — по черепам пустым и не видно, удивляются ли смертецы, или смеются над живым. — Не мы к тебе, ты к нам пожаловал. Кроме нас здесь и нет никого более.

— Как нет? — осмелел лесовик, видя, что замерли смертецы, от дерева сухого и шагу не делают. — А где же труп, который под землю утащили шесть лет назад? За ним пришел. Его и отдайте, пока добром прошу.

Затряслись головы пусты, песок из глазниц на землю мертвую просыпался. Странный смех у смертецов, будто лезвием ножа по камню заточному. От такого смеха любой смелый духом волю теряет.

— Странный ты, лесовик, — сказали смертецы, двинулись на Йохо, полукругом широким заходя. — Как можем отдать мы того, кто нас от скуки вечной спасает? Вот и тебе пора к нам присоединится. За те годы, что не приходил, многое ведь случилось? Расскажешь нам, от скуки избавишь. Иди к нам, лесовик, мы тебя не обидим.

Йохо стрельнул глазами по сторонам. Еще немного, заключат его в круг, не вырваться. Но с места не сдвинулся. Растопырил ноздри, воздух ночной в себя втягивая:

— Не хотите по хорошему? Воля ваша. Тогда не обижайтесь на живого.

Расставил плечи пошире, запрокинул лицо к луне любопытной, заговорил скороговоркой торопливой, повторяя заклинание, что на свитке колдовском значилось: —

— Вечный, несотворенный Отец всех счастливых мертвых! Хвала тебе и обожание твоих велений. Воззри на меня, твоего недостойного слугу, и на мои чистые помыслы. Дай ветра небесного, дай воды небесной, дай огня небесного во славу твою…

Боковым зрением уловил, как остановились смертецы, корявые лапищами глазницы прикрыли. Увидел, как вспыхнули огнем складовища, заранее из веток сухих сложенные. Ветер кинулся в лицо, ударил по кудрям спутанным, да на смертецов набросился. А за границами земли мертвой, за веревкой заговоренной, дождь с неба обрушился. В одно мгновение стену мокрую из капель воздвиг. Подумал Йохо — велико колдовское слово, и смертца векового остановит, и мертвого из могилы вытащил. Продолжил посуровевшим голосом: