Александр Уралов - Трон на двоих Страница 33

Смотреть в секретики всегда немного страшно. Небольшая, выстланная конфетной "золотинкой" пещерка, кажется много больше, чем есть. Всего-то - ямка, в которой сложена причудливым образом драгоценность - фантик от "Мишки на Севере". Можно увидеть мерцающие обёртки от "Маски" - самых новогодних конфет в мире. А однажды в секретике лежала огромная сине-зелёная пуговица, полупрозрачная, как леденец, который так и хотелось разгрызть, ведь в его глубине смутно виднелся тёмный шарик чего-то загадочного.

Всё это девчачье сокровище само по себе было не так уж и интересно, но оно таилось в земле… где тихо и медленно растут упрямые корни, где важно роют свои ходы розовые дождевые черви, где лежат до поры до времени черепки от битых горшков исчезнувших царств. Ирина уверяла, что если хорошо поискать, то можно найти камни с иероглифами Древнего Египта, как в папиной книге… и только пару лет спустя для них обеих Египет наконец-то нашёл своё место на глобусе. Увы, оказалось, что река Нил была очень и очень далека. И девчонки перестали с замиранием стоять у стройки, надеясь, что бульдозер или экскаватор вот-вот выворотят из земли красивую белую, мраморную, или жёлтую, из песчаника, статую, которую потом покажут по телевизору в новостях, а учёные отвезут в Главный Музей СССР.

Слыша, как внизу, на берегу, команда пушистиков во главе с Алиной грузится на кораблик, а важные лягушата пронзительно свистят и отдают залихватские команды (лево руля! право руля! тысяча чертей!) Маринка смотрела в глубину секретика, лежа на животе и загородив ладонями глаза от яркого дневного света. Пахло землёй и травой.

- Ну, что ты там застыла? - спросила трава-сердитка. - Давай, иди поскорей, а то у меня корни сохнут!

Марина хотела спросить, куда ей, собственно, идти, как мягкая невидимая сила стиснула её и плавно потащила к алому стеклу…

…в алом сводчатом зале Кот молча взял её под руку.

- Пойдёмте, принцесса, - сказал он. - Нам далеко идти.

Позднее, пытаясь вспомнить, Марина могла бы рассказать только то, что было темно. Но не той, пугающей любого человека темнотой, в которой всегда может затаиться что-то страшное, а мягким и совсем не опасным сумраком сна, когда вам снится вечер и тишина. Даже цокающие подковки каблуков Кота, казалось, совершенно утратили способность звенеть по каменным плитам. Проплывали стены, завешенные смутно виднеющимися тяжелыми гобеленами, изредка пылали факелы и чёрные чаши треножных светильников. Где-то над головой колыхались не то знамена, не то золотые богатые занавеси.

Ей казалось, что они идут уже очень долго… а может быть и целую вечность, в которой вся её жизнь, включая и детство, и юность, и долгое взрослое бытие были включены кратким светлым мигом, а истинная её бессмертная жизнь - всего лишь торопливый и неустанный путь в бесконечном коридоре.

Но вот они вошли в зал, где сотни стоящих вдоль стен рыцарей в чёрных доспехах подняли огромные двуручные мечи, приветствуя принцессу, и с лязгом опустили их. Огромные, окованные воронёной сталью ворота отворились с едва слышным скрипом и Марина увидела притушенный свет хрусталя и золота…

В тронном зале, как и много лет назад, спали на своих высоких тронах королева богиня-мать и король-отец. Их лица не были бледными. Однако их сон был настолько глубок, что докричаться, доплакаться до них было невозможно. Марина знала это. Она помнила, как они сидели на ступеньках - две обнявшихся зарёванных девушки - живые среди мёртвых и величественных обитателей торжественного и мрачного зала. Она помнила, как поцеловала отца и мать, и как чуть заметная улыбка появилась на их губах…

И теперь два трона, чуть меньше, стояли в золотом и сиреневом сумраке, и на ступенях одного из них, где спала спокойная и торжественная Ирина, сидел рыцарь в чёрных доспехах, опустив голову на руки.

- Королева спит, - тихо сказал Кот, снимая шляпу. - Я подожду вас неподалёку. Вы можете выразить свою скорбь, - и он отступил куда-то вбок, сразу же затерявшись в бесчисленных колоннах и нишах.

Марина стояла, чувствуя себя взрослой - да она и стала такой, какой была последние годы. Что ей было делать? Все слёзы были выплаканы, все слова сказаны… остались только эти люди на тронах, когда-то бывшие для неё всем. Всем тем, на чём стоял мир, кто поддерживал небесный свод, чтобы она могла вести под ним свою милую кукольную жизнь, в которой были и минуты счастья, и горя, и великие взлёты и мучительные падения…

Что она могла сказать этим спящим? Зачем она пришла сюда, где нет времени и каждая пылинка застыла в твёрдом воздухе на века, - где единственным напоминанием о счастье и тепле земного существования является лишь тихое дыхание спящих?

Внезапно ей захотелось закричать и она сунула в рот кулак, больно укусив дрожавшие пальцы.

- Милый Кот, - справившись с собой, - тихо прошептала она. - Ты слышишь меня?

- Да моя принцесса, - он уже стоял рядом.

- Почему я не вижу других?

- Здесь те, кто всего нужнее вам, принцесса. Хотите, я помогу вам подняться по ступеням?

- Нет… но будь рядом, хорошо?

Она погладила по тёплой руке отца, капнув на неё слезами. Присела у ног матери и долго смотрела в знакомое властное лицо, смягченное смертью-сном. Оставалось самое трудное. С уходом папы и мамы она смирилась, - видит Бог, смирилась! Она ходила в церковь, покупая свечи и подолгу стоя перед иконостасом, чувствуя, как к ней почти возвращается ощущение того, что она вновь стоит в тронном зале перед спящими родителями. Она регулярно ездила на их могилы вместе с сыном и мужем… что со временем как-то странно стало напоминать загородный пикник…

Но Ирина… Ирка-королевишна, как прозвала она сестру в глубоком детстве… гордая и статная… её она видела впервые с той поры, как зимним пронзительно-холодным днём в последний раз погладила по ледяной щеке и закрыла лицо белой тканью с отделанными кружевом краями. Потом на гроб положили крышку и защёлкнули никелированные замки, будто навсегда закрывая в футляре нежную, но сильную скрипку.

Марина встала и, поправив королеве-матери локон, выбившийся из-под короны, побрела к трону сестры. Ей казалось, что она вдруг стала старухой.

- Ну, здравствуй, королева Ирина, - сказала она и вдруг разревелась. Она обнимала Ирину, чувствуя, как её ресницы дрожат, щекоча ей щёку. Воспоминания безжалостно крутили и выворачивали её, как тряпичную куклу… Ирина… Ирка-королевишна… сестра… друг.

Внезапно она вспомнила, как они в школьной библиотеке вдвоём читали "Айвенго" и дружно шмыгали носами, чтобы не заплакать над судьбой прекрасной и гордой еврейки Ревекки, и считая, что Айвенго должен был бросить глупую курицу леди Ровену и уплыть с Ревеккой в дальние страны.