Барбарелла, или Флорентийская история (СИ) - Кальк Салма Страница 34

— Госпожа Франческа, ваше платье выше всяческих похвал! — сообщила дама в платье, немного похожем по очертаниям, но не обладавшем таким количеством разных пришитых во все возможные места штук. И у неё было просто платье, а у Франчески-то целая куча вещей!

— Благодарю вас, — кивнула Франческа.

— Знаете, у нас были похожие на вас гости, два года назад, — продолжала дама. — Но они не с улицы пришли, а вывелись из рисунков в кабинете Пьетро! Мы так и не поняли, кто их нарисовал и зачем, но они были такие забавные! Меня зовут Жерменой, и я художница. А вы?

— А я аналитик, — сообщила Франческа. — Скажите, ваше платье, оно ведь на каркасе?

— О, на совсем небольшом! Это не каркас, это просто небольшая подушка, не люблю, чтобы части одежды стесняли движение. Корсета вполне достаточно! Но ваш необыкновенный костюм, наверное, очень нелегко носить?

— Точно, — кивнула Франческа.

Она уже не затаивалась, дышала глубоко и не смущалась.

Социализация происходила успешно, можно было оглядеть зал — не происходит ли тем временем ещё чего-то интересного.

* * *

Не прошло и пяти минут, как вдруг откуда-то взялась помянутая Барбарелла. Она шла мимо очень целеустремлённо, вместе с корзинкой и гадом в ней, но увидела Элоизу и притормозила.

— Ваше высочество, — она вежливо наклонила голову.

Элоиза сочла это приглашением к разговору и ответно кивнула:

— Госпожа Бальди.

— Могу я ненадолго остаться с вами?

— Это вы меня спрашиваете? — удивилась Элоиза. — Я здесь никак не хозяйка, в отличие от вас. Хоть вы и не Донати, но ваше место в этом церемониале не под силу никому.

— О, благодарю, — кивнула Барбарелла и села, и поставила на колени свою корзинку.

— Скажите, вы в самом деле позировали для портрета с осьминогом? — почему-то именно этот вопрос занимал Элоизу сильнее всего.

— Нет, — улыбнулась Барбарелла. — Я предлагала отправиться в лагуну поздним вечером, к нам непременно бы кто-нибудь приплыл. Но господин художник видел осьминогов только в тарелке или на рыбном рынке, он не мог представить, как дама в расшитом жемчугом платье будет держать в руках подобное создание. И он просто придумал и нарисовал Магнуса. Он совсем не склизкий, и очень добрый. Если хотите, можете его потрогать.

Магнус был рыжевато-коричневый сверху и белый снизу, а глаза у него были янтарные. Он внимательно следил за Элоизой, а она подумала — где ещё доведётся потрогать такое диво? И легко коснулась пальцами кончика щупальца.

Судя по всему, Магнус был ещё и дружелюбным гадом, он осторожно обвил тем щупальцем палец Элоизы и, видимо, пробовал его на вкус — она ощутила присоски. На ощупь он был сухой и кожистый, ничуть не похожий на тех осьминогов, которые на рыбном рынке.

— Какие у вас красивые ногти, — говорила тем временем Барбарелла. — В наше время на ногтях не рисовали, только на холсте. И я не ожидала, что и вы, и все остальные, кто пришёл с вами, оденутся так… соответственно моменту. Сейчас далеко не все знают, что такое бальный наряд. А вы красивее всех. И монсеньор герцог. И если бы я могла просто попросить, чтобы меня доставили сюда, я бы это сделала. Но вы не слышали меня, пока… пока не оказались вместе с монсеньором герцогом.

— Так вы ещё и наблюдали за нами? — Элоиза была так удивлена, что не заметила, как щупальца из корзинки оплели остававшиеся доступными пальцы.

— О, невольно, уверяю вас. Я слышу сильные движения души. Они у вас обоих тогда… были сильными. И потом вы оба смогли меня услышать. Я прошу прощения за назойливость.

— Ничего страшного, ведь в итоге получилось… любопытно.

Элоиза даже подумала, что могла бы, наверное, многое обсудить с этой дамой, но не то, о чём говорят прямо и недвусмысленно едва знакомому человеку, пусть этот человек и не вполне человек и слышит… некоторые движения души.

Уходивший куда-то и вернувшийся монсеньор герцог с улыбкой оглядел их трио.

— Госпожа Барбарелла, — наклонил голову, а затем спросил: — Скажите, а почему ваш домашний любимец грызёт пальцы её высочества?

— Потому, что её высочество ему это позволяет, — усмехнулась Элоиза и вытянула свои пальцы обратно. — Хотите познакомиться с Магнусом? Он мил и дружелюбен.

— Значит, Магнус. Удивительное создание. Такие бывают в природе? — монсеньор герцог тоже предложил осьминогу палец для осмотра.

— Госпожа Барбарелла говорит, что нет, — Элоиза с усмешкой наблюдала, как присоски осьминога изучают пальцы монсеньора герцога и его же фамильный перстень.

— Тем интереснее. Я слышал, сейчас снова будет вальс. Мы танцуем? — он остро взглянул на Элоизу.

— Если хотите. А ещё можете пригласить госпожу Барбареллу. А я пока посторожу Магнуса, чтобы не сбежал. Я слышала, что осьминоги всё время сбегают.

— Точно, он такой, — согласилась Барбарелла, не глядя на монсеньора герцога.

А монсеньор герцог ещё раз глянул на Элоизу — как бы в поисках подтверждения серьёзности её намерений, потом поклонился Барбарелле и предложил ей руку.

— Если её высочество говорит, что нужно танцевать, её стоит послушать.

— Благодарю вас, — кивнула Барбарелла, поднялась и подала руку монсеньору герцогу.

19. Оберегая сокровища

Гортензия оглядела залу. Снова объявили вальс, её звали и кавалеры из младших Донати, и даже один из гостей, и Барбарелла танцевала с главным из пришедших гостей, но ей сейчас совсем не хотелось вальса. Хотелось рассмотреть сложный наряд той девочки с лиловыми волосами, потому что любопытно, хотелось поговорить с её высочеством — потому что тоже любопытно. В том числе — откуда она так умеет танцевать, раньше все гости говорили, что теперь такое можно увидеть только в театре. Её высочество — актриса?

Также её насторожили слова о том, что Мауро Кристофори написал о Донати книгу. Что же он там написал, интересно? Если переврал хоть слово — нужно примерно наказать. Но если рассказал всё, как есть, наказать нужно ещё сильнее, чтобы никому неповадно было!

Семьдесят лет назад Гортензия-Франсуаза д‘Омаль, в замужестве маркиза Донати впервые воплотилась из своего портрета с мыслью о том, что сокровища необходимо оберегать. Вся её земная жизнь была посвящена этому.

Гортензия родилась в знатной семье и жизнь начала традиционным образом: домашнее воспитание, выход в свет, представление ко двору, замужество. Вот только вместо одного из придворных его величества Людовика она получила в мужья тосканца Джиакомо Донати. У него был титул маркиза, он был приближённым Великого герцога Тосканы, и он беспрестанно рассказывал о своём доме во Флоренции.

Гортензии не хотелось уезжать из Парижа куда-то на край света, так ей рисовалась в мыслях неведомая Флоренция. Она была слишком хорошо воспитана, чтобы открыто бунтовать против воли старших, но всё же характер не позволил ей принять случившееся без единого возражения. Она прямо спросила отца — неужели так необходимо выдавать её замуж за этого флорентийца? Отец ответил столь же прямо — да, это необходимо. У него есть деньги, он обещал поручиться перед кредиторами семьи и уже сделал кое-что полезное. И вообще, выходить замуж за обеспеченного человека, хоть бы и во Флоренцию, намного лучше, чем за нищего, и прозябать с ним при французском дворе!

Этот довод оказался решающим. Гортензия не выказывала мужу ни особой любви, ни отвращения, и безропотно поехала с ним в его родной город.

На удивление, ей понравился новый дом. Беломраморная вилла насчитывала двести лет от роду, её окружал парк с цветниками, статуями и фонтанами, а внутри, кроме хозяев и прислуги, размещалась коллекция картин.

Да, картины воспринимались всеми такими же членами семьи, как и люди. Маркиз Джиакомо утром проходил через галерею и словно здоровался с ними, и они как будто желали ему доброго утра и хорошего дня. Первый владелец виллы Пьетро Сильный, его дед Франческо, венецианский дож, Лоренца, прекрасная супруга Пьетро, её отец герцог Алессандро, рыжая венецианка Барбарелла — все они словно следили взглядами за Гортензией, когда она ходила по переходам и лестницам, осваиваясь в новом доме. И постепенно их взгляды теплели — Гортензия сама не заметила, как прониклась к ним сначала заботой, а потом и уважением. И вот уже она, подобно супругу, шла утром через галерею и приветствовала потемневшие от времени лица.