Маргит Сандему - Крылья черного ворона Страница 34

Теперь на кладбище Мунтеле было в самом деле страшно. Только теперь Хейке понял, какими старинными были эти могилы.

— Петер, какую последнюю цифру ты прочитал?

— Всех надписей мы не видели, но последняя цифра была 1618.

— Не думаешь ли ты, что есть более поздние захоронения?

— Не говори таких страшных слов! Ведь княгиня Феодора находится теперь в крепости. И Никола тоже. А отец Феодоры был воеводой!

— Никола наверняка никакая не родственница Феодоры, это просто деревенская девушка, как мне кажется, — сказал Хейке. — Она попала в руки ведьмы. А то, что отец Феодоры был воеводой… Когда, собственно, в Зибенбюргене правили воеводы? Что мы знаем об этом?

— Да, ты, пожалуй, прав, — удрученно произнес Петер. — Но, может быть, здесь по-прежнему есть воевода? Или, может быть, они правили в 1600-х годах? Нет, не пугай меня так! — шепотом произнес он. — Мне не терпится уйти отсюда!

Но Хейке настаивал на своем, и Петеру в конце концов пришлось уступить.

Луна то освещала участок неба, то снова пряталась за тучи, а они все ходили и ходили по кладбищу, занятые своими поисками. И каждый раз, когда Петер натыкался на имя Феодоры, мороз пробегал по его спине.

Но имени Ансиолы они больше не встретили.

Они знали, что осмотрели не все могилы. Многие надписи были совершенно неразборчивыми, другие были полностью закрыты ползучей растительностью. Иные же могилы были такими старыми, что надгробные плиты без всяких надписей просто помечали место захоронения.

Они обошли совсем небольшой участок кладбища, но Петер совершенно не желал продолжать поиски. Подняв голову, Хейке сказал:

— Слышишь?

Петер прислушался, но единственное, что он мог услышать, так это шорох листвы, напоминающий шепот потревоженных мертвецов. Ему стало не по себе, по спине побежали мурашки, он не мог пошевелиться от страха, словно что-то жуткое стояло у него за спиной.

— Нет, я ничего не слышу.

Хейке попытался разглядеть в темноте его взгляд.

— Разве ты не слышишь крики птиц?

— Крики птиц? Ты в своем уме?

— Не слышишь эти пронзительные звуки? Не слышишь, как они кружат над долиной? Они ищут добычу. Во тьме! Они учуяли где-то добычу.

— Они питаются мертвечиной, — мрачно заметил Петер.

— Да, — ответил Хейке. — Или осужденными на смерть. Разве ты не слышишь их?

— Ни звука!

— И я теперь не слышу… — растерянно произнес Хейке.

— Ты просто пугаешь меня!

— Вовсе нет… Тс!.. Я слышу что-то другое! А ты не слышишь?

Петер прислушался, неохотно следуя примеру товарища — и дрожь пробежала по его телу.

Теперь они оба слышали это: сухой хруст гравия и камней, цокот копыт.

— Карета! — воскликнул Петер в отчаянии. — Прибыла карета! Они теперь возле трактира и ищут меня. А меня там нет!

И только он хотел сорваться с места, как Хейке схватил его за руку.

— Нет, остановись! Ты просто спятил! Тебе хочется умереть?

— Отпусти меня!

— Мы еще не нашли ведьму.

— Не болтай! И к тому же теперь поздно, стало совсем темно, здесь уже ничего не найдешь.

Эти доводы показались Хейке логичными: призраки покидают по ночам свои могилы. И все-таки он должен был удержать друга.

— Подожди, Петер!

— Я сказал, отпусти!

— Я не хочу, чтобы ты умер.

— Я не собираюсь умирать. Никола нуждается во мне. О, нет, карета снова поехала! — в отчаянии воскликнул он. — Подожди! Подожди меня здесь!

Но у Хейке была железная хватка. Совсем потеряв голову, Петер повернулся и ударил его обухом топора. Хейке удалось увернуться, но удар все равно оказался тяжелым. Ему пришлось отпустить Петера. Скрючившись от боли, он обхватил голову руками. Удар пришелся по шее за ухом и по плечу.

Перед глазами у Хейке плыли разноцветные круги, он слабо стонал, ноги у него подкашивались. И все-таки он попытался снова схватить Петера и удержать его.

Видя, что Хейке вот-вот потеряет сознание, и будучи вне себя от бешенства, Петер стоял некоторое время и размышлял. Потом потащил своего обмякшего приятеля к могиле воеводы, втолкнул его в мертвецкую и прочно запер дверь.

И сразу побежал, сломя голову, за каретой, которая как раз выезжала из деревни.

— Подождите! Подождите меня, я иду, я здесь! — кричал он так, что его слышала вся деревня.

Но карета уже скрылась в темноте за выступом скалы.

Петер бежал и бежал. Он должен был сам вырвать Николу из когтей Феодоры! Ведь любовь способна на все!

Так думал он, со слезами на глазах продираясь сквозь тьму.

11

Хейке окружала со всех сторон кромешная тьма.

Он не понимал, как попал сюда, сознание то возвращалось к нему, то снова покидало. Но он помнил глухой стук захлопывающейся двери и скрежет закрывающегося снаружи засова.

Но теперь все было тихо.

Боль в затылке была такой сильной, что он с трудом мог повернуть голову.

Ему пришлось лежать до тех пор, пока боль не утихла, вернее, пока он не привык к ней.

Пальцы его нащупали земляной пол. Тошнотворный, сырой и спертый воздух ударил ему в нос.

Собрав силы, он сумел подняться на ноги. При этом он ударился головой об потолок, и на него посыпалось что-то. Он застонал от новой боли, хотя удар был совсем легким.

Где он находился?

Кладбище… Петер. Это было последнее, что он помнил.

Он попытался найти дверь.

Согнувшись и вытянув вперед руки, Хейке сделал шаг вперед. Пальцы его тут же наткнулись на стену. Ощупав неровную поверхность, он быстро нашел угол. Потом ощупал другую стену, такую же неровную, с диагональными балками.

Новый угол, всего в нескольких локтях от первого. Новая стена.

Холодный пот прошиб его. Если он наткнется на новый угол…

И он тут же наткнулся на него!

Руки его задрожали. Осталась еще одна стена, столь же пугающе короткая, как и остальные, — и там должна была быть дверь!

И она была там. Хейке стал искать замок.

Его не было!

Его руки нервно ощупывали дверь, сверху до низу, пальцы скользили по косяку, дыхание его стало шумным и прерывистым, он весь обливался потом.

Ничего, совершенно ничего.

Он ударил плечом в дверь, в голове снова зашумело. Дверь не поддавалась.

И тогда он понял, где находится. Он видел до этого маленькую мертвецкую, не обратив на нее особого внимания, поскольку тогда это было несущественно.

И теперь он был заперт в ней.

— Петер! — в страхе закричал он.

Но снаружи стояла мертвая тишина.

Хейке с детства страдал от клаустрофобии, после того как, будучи совсем маленьким, провел четыре года в тесной клетке, так что нынешняя ситуация казалась ему просто кошмарной.

Затаив дыхание и уставясь в темноту широко раскрытыми глазами, он поддался панике и закричал.