Моя жена – ведьма. Дилогия (СИ) - Белянин Андрей Олегович Страница 34

— Ха! Вот, значит, какие пташки к нам залетели… Это кто ж? Нешто сама Фрейя? Кра-са-авица на-род-на-я-я-я…

— Не вмешивайся, Сигурд, — почти не разжимая губ, попросила дочь Одина, — я смогу за себя постоять, они не посмеют меня тронуть.

— Че молчишь, мышка?! Мужики, тут нам бабу невинную доставили — во! Мне она на… ик! Не нужна. Может, кто хощет?

Я подумал о том, что мне все же стоило бы потрепыхаться в клубке, ну хоть слегка имитировать праведный гнев и благородную готовность заступиться за честь дамы. На самом деле никакого героизма в душе и на грош не было. Я вполне трезво понимал, что помочь девушке вряд ли смогу, а погибнуть за нее всегда успеется. Это — не трусость, это — здравый смысл.

— А с нею кто?! Жених али полюбовник? Чей-то морда его мне не ндравится. Тащите обоих сюда.

Вы думаете, нас взяли под руки и повели? Да ничего подобного — по клубку кто-то просто пнул ногой, и он, подпрыгивая, словно футбольный мяч, подкатился к подножию трона.

— Йорик — мое имя! Грозен я, могуч и страшен, а этих… врагов… своих — ем! — похвастался великан, распахивая щербатую пасть. — А ну говори, червь, че ты к ней прилепился?

— Я… я требую, чтобы мне развязали руки! — Почему-то мне вдруг вспомнились бурные речи протеста политических узников. — Я буду жаловаться вашему начальству! Нас грязно заманили в ловушку путем самой гнусной провокации. Никто не объяснял причин, не выдвигал претензий, вообще не сказал ни слова… Нас вынудили к пассивной самозащите! Если мы — пленные, то требуем положенного статуса, утвержденного Организацией Объединенных Наций. Если же нет, если произошла ошибка или недоразумение, то мы готовы принять ваши извинения и, забыв обо всем, продолжить путь.

— Сигурд, тебя что, так сильно ударили по голове? — вытаращилась Фрейя, а великаны заржали так, что с потолка брызнули летучие мыши. Видимо, я чем-то их очень развеселил.

— Да он шут! — дошло до главного. Остальные дружно закивали. — А ну скажи еще че-нибудь!

— Сначала объясните мне причину вашего дебильного смеха, — сдержанно зарычал я. — Если уровень интеллекта в ваших заскорузлых мозгах меньше, чем у курицы, то это не повод для пренебрежения элементарными нормами вежливости. Общеизвестно, что дураки бывают не только круглыми, но и длинными. Исходя из среднего уровня эрудиции каждого отдельно взятого индивидуума, можно вывести геометрическую прогрессию умственного развития каждого конкретного объекта в отношении к общему объему его черепной коробки, а следовательно…

— Не, друганы, вы слышали?! — повалился главарь. — Какие слова выдает, а? Он же комик прирожденный.

В ответ на мою отповедь великаны загрохотали еще громче. Звуковой резонанс был так велик, что коряво сложенные стены дали заметные трещины. Я окончательно перестал что-либо понимать и попросту заткнулся. Если все сказанное мной хоть каким-то боком относится к юмору… Оставалось мысленно развести руками, физически я этого сделать не мог.

— Как твое имя, шут? Сигурд вроде… — Едва отсмеявшись, хамоватый Йорик развернул меня к себе лицом. — Не бойся, мы тебя не убьем. Во всем Йотунхейме не отыскать такого хохмача! Будешь нас веселить, а вот девчонка твоя… Че с ней делать будем, а, братва?

— Съедим!

— Спалим в огне!

— Обреем наголо и пустим к папе Одину!

— Раздерем на четыре куска!

— Обольем водой на морозе!

— Подвесим за ребро!

— Оторвем руки-ноги и выбросим!

— Не… надоело. Асов, ванов или людей смертных мучили уже по-всякому. Повизжит да и помрет. Скука, — призадумался вожак. Всем прочим мыслительный процесс явно был в тягость, и великаны вновь переключились на жратву.

Пользуясь заминкой, я попытался повернуться к Фрейе:

— Что будем делать?

— Бежать бы надо… немедленно! Однако ночь темна, мы связаны и в плену в Утгарде. О, если б только вытащить мой нож, он в левом сапожке, а после веревки перерезать и… Увы! ни мне, ни тебе туда не дотянуться.

— Это понятно, я имею в виду, что они собираются с нами сделать?

— Ты что, оглох, достопочтенный Сигурд? — с изрядной долей раздражения ответствовала дочь Одина. — Они же все недавно рассказали. Тебе судьба — их веселить всечасно за корку хлеба, а не то конец! Мозг человеческий измыслить не сумеет всех пыток, каковым тебя подвергнут, коль ты однажды их не рассмешишь.

— А ты?

— Что я? Мой горький жребий еще неясен. Может быть, убьют, а может, лишь навечно изувечат, а может, и… Кто знает, добрый друг, что в голову ущербную взбредет, одно лишь ясно — мысли светлые ее не посещают.

— Понятненько… — Возможно, в душе я несколько запаниковал, но изо всех сил старался этого не показывать. Девушка вела себя так достойно, что поневоле хотелось хотя бы выглядеть настоящим мужчиной. Мысленно я позвал Анцифера и Фармазона. Безрезультатно. Вообще-то они предупреждали… Между тем вожака великанов, похоже, осенила новая оригинальная идея.

— А я все решил! Братва, мы ее опозорим!

— Это как? — неуверенно откликнулись некоторые.

— Башкой думать надо, а не… — выразительно постучал по лбу главарь. Звук был гулкий и протяжный. — Мы с нее тряпки-то поснимаем, нагишом в клетку пустим и плясать заставим!

Рев восторга поддержал это гнусное предложение. Я почувствовал, что невольно краснею от стыда и бессилия.

— Сигурд, милый, сделай что-нибудь, — осипшим голосом прошептала Фрейя, волнуясь, она постоянно перескакивала с верлибра на прозу. — Ты же ворлок искусный и рифмой владеешь волшебной. Гордо воспрянь, накажи негодяев примерно… Я тебя даже поцелую, только спаси меня, пожалуйста-а-а!

По знаку Йорика один из великанов цапнул клубок с явным намерением выпутать оттуда Фрейю. Я решился и заорал, стараясь подражать лучшим традициям древних скальдов:

— А ну, положь меня назад, тупица! Покуда нос твой не раздулся до размеров драккара Одина, а уши не отпали… Я — страшный ворлок! Я сейчас прочту ужасный стих с такой кошмарной рифмой, что поплохеет сразу всем изрядно. Положь клубок, балбес, барбос, мартышка!

— Ух ты?! — Вожак удивленно осклабился. — Погодь, погодь-ка. Ворлок, говоришь? Ах ты, задохлик драный, как-то тупорыла последняя шутка твоя…

— Отпусти нас, или клянусь не знаю кем из высшего пантеона, что сей же час попревращаю вас всех в мышей, например.

— Лучше в лягушек, — вставила небожительница.

Великаны помедлили минуту и опять разразились громоподобным хохотом. Судя по всему, их так веселили мои упорные попытки подражать поэзии Одина. А может быть, и нет, ребятки настолько недалеки умом, что им хоть пальчик покажи — засмеются.

— Видали мы таких ворлоков… Хвастались, как и ты, а на деле один пшик получался. Ну че, братва, тащите клетку для девчонки, а колдунишка этот нас пока волшебством своим развлекать будет, — приказал Йорик и добродушно добавил: — Давай, сморчок, не тушуйся, читани-ка нам заклинания с выражением!

— Я буду читать стихи. Настоящие, с рифмой, — честно предупредил я.

— Читай! Не тяни! Давай! Давай! — раздалось из зала.

— Порази их, Сигурд.

— Попробую… Черт, в голову не идет ничего подходящего, только стихи о любви. Мне надо вспомнить…

— Сигурд, они несут клетку… — По-моему, Фрейя попыталась потерять сознание.

Не бывает любви условной… В небе звезды повисли гроздью, Бьет двенадцать, сегодня в дом мой Обещала прийти гостья… Длинноногая недотрога. Кровь неровно стучится в венах, Что-то стукнуло в раме окон И прошло сквозняком по стенам. Только свет зажигать не буду, Даже если луна в тучах, Если я не поверю чуду, Хоть кому-нибудь станет лучше? Я приму ее руки-тени В ковш горячих моих ладоней, Брошу все дела на неделе Из-за глаз, что ночи бездонней. Пусть не скажет она ни слова, Я пойму сквозь ее молчанье Отрицание лобового, Понимание тонких тканей. И она, улыбаясь тайно, Мне напомнит, что все бывает, Что уже остывает чайник, Что уже шоколад тает. На прощание обернется, Бросит взгляд на жилье поэта И сюда уже не вернется, И мы оба поверим в это.