Роберт Сальваторе - Последняя битва Страница 34

— Как посмел ты противиться моему приходу? — вопросом на вопрос спокойно ответил Эйдриан.

— Если бы ты был законным королем, тебе нечего было бы опасаться нас, потому что, признай тебя принц Мидалис, и жители Палмариса приняли бы…

Браумин замолчал. Невидимая рука с такой силой стиснула ему горло, что стало невозможно дышать, и даже приподняла его, заставив вытянуться на кончиках пальцев. Поистине, невероятное могущество!

Он решил, что ему конец, но магическая хватка Эйдриана внезапно ослабела. Херд схватился руками за горло и, зашатавшись, едва не упал.

— Брат Браумин, — медленно, взвешивая слова, начал Эйдриан, — и жители Палмариса, и жители всего Хонсе-Бира примут меня как короля или погибнут. Все крайне просто.

— Будут убиты, ты имеешь в виду, — прохрипел Браумин.

— Король защищает свое королевство, — вставил Де'Уннеро.

— Однако ты можешь предотвратить эту трагедию, — продолжал Эйдриан, — избавить меня от необходимости прибегать к насилию и смерти.

Бывший епископ, прищурившись, посмотрел на него.

— Ты намерен манипулировать мной, добиваясь одобрения своих действий? Надеешься, что в этом случае сомнения жителей Палмариса улягутся и не поднимутся вновь, даже когда из Вангарда придет законный король, — ответил он, с презрением выплевывая каждое слово. — Я не стану говорить людям ничего, что поможет узурпатору Эйдриану.

Молодой король с улыбкой посмотрел сначала на Де'Уннеро, потом на Браумина. Его улыбка стала еще шире, когда он поднял руку с зажатым в ней камнем души, точно таким же, как тот, который держал в руке Браумин Херд.

— А вот здесь ты ошибаешься, — зловещим тоном изрек Де'Уннеро. — Епископ Браумин скажет все, что пожелает король Эйдриан.

Часть вторая

ТЬМА НАДВИГАЕТСЯ

Этот голос был со мной на поле боя, направляя мою руку, — тот самый голос, который я слышу, глядя в зеркало Оракула.

И я до сих пор не знаю, кому он принадлежит!

Тол'алфар объясняли мне, что люди смертны. Я обречен умереть; погибнет все, и плоть, и сознание. Я и все остальные люди обречены превратиться в прах. И в то же время эльфы обучили меня обращению с Оракулом — состоянию медитации, которое помогает найти путь во тьме. Предполагается, что в Оракуле я вижу лики ушедших в мир теней рейнджеров, в частности Элбрайна-Полуночника, моего отца. Но если Элбрайна больше нет, если его сознание мертво, то каким образом я теперь вступаю с ним в контакт? И происходит ли это в действительности? Или, возможно, благодаря Оракулу я просто лучше понимаю, что творится в глубине моего собственного сознания? Вначале я думал, что дело обстоит именно так, но теперь начинаю сомневаться.

Я в смятении, поскольку из личного опыта знаю, что сознание Элбрайна продолжает жить. Придя на могилу отца, чтобы предъявить свои права на Ураган и Крыло Сокола, я воззвал к духу этого человека и почти вырвал его из царства смерти! Я знаю — мне это удалось бы, если бы я решил так поступить!

Что же получается? Дух жив, но заключен в ловушку пустоты, и вывести его оттуда может живой человек, как во время общения с Оракулом или как тем холодным днем у могилы Элбрайна? Чем же мы становимся после смерти? Расплывчатыми тенями тех, кем были когда-то, полностью зависимыми от сознания другого человека, обладающего свободой воли и властью на время вырвать нас из мира теней?

Заманчивая мысль, поскольку если это так, то нельзя ли с помощью магических камней обмануть смерть? Жить дольше, чем госпожа Дасслеронд? То есть вечно? И, используя могущество все тех же магических драгоценных камней, подарить вечную жизнь своим близким?

Герцог Калас думает, что дело обстоит именно так, и это единственная причина, по какой он мне служит. На одном уровне Калас понимает, что я узурпировал трон у наследников короля, которому он на самом деле был преданным другом. Калас ненавидит мою мать, никогда не испытывал теплых чувств к моему отцу Элбрайну и твердо верит — ну, теперь можно сказать, верил, — что трон Хонсе-Бира должен занимать один из немногих избранных, принадлежащих к королевскому роду по праву рождения. И тем не менее в чьей, в чьей, а в его преданности я не усомнюсь ни на мгновение. По уже упомянутой мной причине: я крепко удерживаю герцога Каласа в руках, потому что он погиб от моей руки, но я сумел вернуть его к жизни! Герцог, который давным-давно утратил веру в церковь Абеля, который давным-давно утратил веру во что бы то ни было, теперь видит во мне надежду на бессмертие.

И поэтому он никогда не пойдет против меня.

Но могу ли я в действительности дать ему то, чего он так страстно жаждет? Владею ли ключом к бессмертию? По правде говоря, не уверен. Дважды я вступал в схватку со смертью и в обоих случаях остался под впечатлением того, как крепко цепляется мир теней за ускользающий из-под его власти дух. И, возможно, существует что-то еще, что-то осязаемое, материальное — слияние разума, тела и духа в нечто неподвластное боли и времени. Одна из теней в зеркале говорила об этом, утверждая, что я могу достигнуть такого слияния с помощью гематита и что в этом состоянии я буду недостижим для болезней и самой смерти. Может, я в самом деле найду дорогу к бессмертию — и моему, и тех, кто мне дорог. Возможно, мне удастся найти ответы на все вопросы в магическом водовороте камня души.

И все же я в смятении. Одно несомненно: только подлинное величие неподвластно времени. Те, кто выше обычных людей, те, кто выше королей, — только они не канут в забвение, сколько бы лет, десятилетий, столетий ни прошло.

Мне самой судьбой предначертано править. Я это знаю. Прозвучавший на поле боя голос, от кого бы он ни исходил, от Элбрайна или из глубины моего собственного сердца, говорил правду. Я предпочел бы, чтобы этот поход протекал мирно. Мне не доставляет радости убивать. Однако у меня нет сомнений в том, что я веду мир к лучшей жизни. У меня нет сомнений в том, что, когда Эйдриан станет королем всего человечества, мир придет к благополучию и процветанию. И ради такого исхода стоит пролить кровь невеж. Потому что те, кто гибнет во имя короля Эйдриана, отдают жизнь ради создания лучшего мира.

Только непоколебимая уверенность в этом делает меня глухим к стонам умирающих. Только понимание своего предназначения руководит мной на жизненном пути.

В тот день на поле боя под Палмарисом прозвучал и другой голос. Меня раздирали сомнения, но рядом оказался человек, чей голос помог мне одолеть их.

Садья знает, какова цель моего похода. Садья с ее живым, и острым умом понимает разницу между смертностью и бессмертием, жизнью и выживанием, небывалым подъемом духа и скучной рутиной. Она не боится ничего. Эта женщина, не дрогнув, примет любой вызов. Маркало Де'Уннеро сумел привлечь ее, потому что его душой владеет тигр, а не вопреки этому факту. Она постоянно балансирует на грани гибели, понимая, что только так человек способен чувствовать себя по-настоящему живым. Она помогает и мне не свернуть с избранного пути. Удерживает меня на краю обрыва, и чем сильнее дующий сзади ветер, грозящий сбросить нас с утеса, тем шире ее улыбка.