Маргарет Уэйс - Драконы подземелий Страница 34

– Я не собираюсь объясняться с тобой, Рейстлин, – ответил Стурм.

– Молот Караса? – Последний слог прозвучал, словно змеиное шипение.

Светлый Меч был потрясен. Он говорил о Молоте лишь с Танисом. Соламнийцу хотелось отвернуться, но он не мог противиться искушению.

– Что ты знаешь о Молоте? – спросил он, понизив голос.

Рейстлин издал некий сдавленный звук; было непонятно, усмехается он или же прочищает горло.

– Пока ты и мой братец размахивали над головами, деревянными мечами, я занимался своими исследованиями, из-за которых вы нередко поднимали меня на смех. А вот теперь бегаете ко мне за ответами.

– Я никогда не насмехался над тобой, Рейстлин, – тихо сказал Стурм. – Что бы ты обо мне ни думал, но уж этому можешь поверить. Я часто защищал тебя. Как в тот раз, когда безмозглая чернь чуть не принесла тебя в жертву змеиному богу. Ты должен знать, что моя нелюбовь к тебе вызвана твоим отвратительным обращением с братом.

– Наши отношения с братом никого не касаются, Стурм Светлый Меч, – произнес в ответ Рейстлин. – И едва ли ты способен это понять.

– Куда уж мне, – холодно парировал Стурм. – Карамон любит тебя, готов пожертвовать ради тебя жизнью, а ты топчешь его, словно грязь под ногами. Впрочем, тебе нужно выспаться, так что доброй ночи…

– Молотом Караса изначально назывался Молот Чести, – продолжил Рейстлин как ни в чем не бывало. – Он должен был служить напоминанием о Молоте Реоркса, которым тот выковал мир. Молот Чести служил символом мира между людьми Эргота, эльфами Квалинести и гномами Торбардина. Во время Третьей войны с драконами Молот был вручен великому герою Хуме, чтобы выковать оружие, которым можно было сражаться с чудовищами. Вооружившись, рыцари низвергли Темную Королеву обратно в Бездну, где она и находится, вернее, находилась до недавних пор.

Во времена Великого Короля Дункана и Войны Врат Молот был отдан Карасу, гному столь почитаемому, что впоследствии получил его имя. Последний раз Молот видели у него в руках во время этой войны, но он скоро оставил поле сражения – биться с родичами казалось ему позором. Он унес с собой Молот назад в Торбардин, и с тех пор о нем ничего не известно. Врата в подгорное королевство были заперты и сокрыты от мира.

Рейстлин умолк, чтобы перевести дух.

– Тот, кто найдет Молот и выкует с его помощью оружие, способное пробить чешую дракона, станет великим героем. Ему достанутся слава и почести, хвала и благодарность.

Стурм испытующе посмотрел на Рейстлина. Говорил ли маг вообще или же проник в его самые потаенные помыслы?

– Мне нужно поспать, – сказал Стурм, готовясь разбудить громко храпевшего Карамона.

– Молота здесь нет, – произнес Рейстлин. – Если он все еще существует, то искать его следует в Торбардине. Если ты ищешь его, то тебе стоило отправиться с Флинтом и Танисом.

– Ты же сам говорил, что ключ от Торбардина затерялся здесь, – возразил рыцарь.

– Говорил, только что толку, раз никто никогда меня не слушает? – ответил Рейстлин.

– Танис слушает, потому-то он и отправил меня с тобой и твоим братом, чтобы знать наверняка: ты принесешь ключ, если найдешь его.

Колдун ничего не ответил на это, за что Стурм был ему признателен. Беседы с Рейстлином всегда огорчали его, оставляя тягостное чувство разочарования в себе и мире.

Стурм разбудил Карамона. Великан зевнул, потянулся и встал. Стурм так утомился за день, что почти мгновенно провалился в глубокий сон. В эту ночь ему привиделось, будто он крушит Молотом Караса бронзовую дверь семейной усыпальницы.

Ночь прошла на удивление спокойно для всех, кого она застигла в пути. Стоявшие на страже так ничего не увидели и не услышали. А кто заснул, как Тика и Тассельхоф, мирно проспали до самого утра.

День занимался медленно, словно бы с неохотой. Солнце тщетно пыталось пробиться сквозь серые тучи и наконец, сдалось, окончательно скрывшись. Небо грозило дождем или снегопадом, но так ничем и не разродилось.

Едва лишь серый утренний свет проник в туннель, Стурм, Карамон и Рейстлин продолжили свое путешествие. Они долго не могли решить, стоит ли закрывать вход.

После тщательного осмотра механизма никто, даже Рейстлин, не понял, как отпирается дверь изнутри. К тому же механизм мог сломаться. Тогда они оказались бы в ловушке, ведь никто не знал, что ждет их впереди. Туннель мог быть завален, и тогда они оказались бы заживо погребенными в его стенах. Потому товарищи решили оставить дверь открытой.

Троица двинулась вглубь туннеля. Хрустальный шар на посохе освещал им путь. Стурм прихватил фонарь: он не мог смириться с мыслью, что по одному слову Рейстлина все они окажутся в темноте.

Туннель, проложенный гномами, вел прямо сквозь гору. Стены были грубо обтесаны, но пол оказался сравнительно ровным. Они не обнаружили никаких признаков того, что этим ходом когда-либо пользовались.

– Если бы гномы этим путем покидали крепость, мы бы нашли искореженные доспехи, сломанное оружие, останки, – сказал Карамон.

– Это доказывает, что Фистандантилус не уничтожал крепость намеренно, – отозвался Рейстлин. – Взрыв был случайностью.

– Тогда что же стало его причиной? – заинтересовался Карамон.

– Черная магия, – упрямо настаивал Стурм. Рейстлин только покачал головой:

– Не знаю я такой магии, ни черной, ни зеленой, с помощью которой можно было бы сровнять с землей столь мощную крепость. Из рассказов Флинта ясно, что взрыв сотряс землю на многие мили вокруг Замана. Мудрецы долгое время пытались разобраться, что же на самом деле здесь произошло. Возможно, правда откроется именно нам.

– Ты не упустишь случая явиться на следующем Конклаве Волшебников с докладом, сочиненным на сию тему, – сказал, Стурм.

– Очень возможно, – с улыбкой ответил Рейстлин. И они двинулись дальше.

Тассельхоф осыпал Тику градом упреков. Кендер не мог простить ей, что она столь легкомысленно заснула и по ее милости он не увидел великое множество привидений, которые наверняка прилетали к ним этой ночью.

Тика сама себя ругала, краснея при мысли о том, как выбранил бы ее Карамон, узнай 6ы, что она уснула на посту. Незадачливая дозорная раздраженно велела Тасу заткнуться и пошевеливаться. Они взвалили на плечи поклажу и снова пустились по следу, словно гончие.

Друзья двинулись в путь довольно рано, чтобы наверстать упущенное за вчерашний день время. Ранний подъем и сознание того, что она так далеко от дома и помощи, совершенно испортили Тике настроение. Она грубила Тасу, не желала поддерживать беседу, даже не захотела посплетничать на такую занимательную тему, как запас еды, совсем недавно обнаруженный Тассельхофом у Хедерика.

Тика упорно шла молча, глядя в землю и борясь со страстным желанием развернуться и со всех ног кинуться назад к лагерю. Если бы она знала, что сумеет пробраться обратно никем не замеченной, так чтобы никто не догадался о ее побеге, она бы вернулась.