Mirash - Трудная профессия: Смерть Страница 34

— Полагаю, для данных, не соответствующих заявленной точности, — серьезно ответил Некруев.

— Я…простите, проглядела. Не думала, что это придется кому-то показывать… — Они засмеялись.

— Ксюша, все нормально, успокойся. Очень хорошая работа. Я хочу использовать эти результаты в гранте, а значит надо бы довести все до ума и сделать публикацию. Ты не возражаешь?

— Нет, конечно, мне какая разница?

— Думаю, ты не поняла. Это твоя работа и ты будешь в числе авторов, если согласишься на публикацию материалов.

— Да я же писать не умею! — опешила я.

— Так ведь ты не в гордом одиночестве будешь писать, а в коллективе опытных авторов, — присоединилась Топотова.

— И Вы туда же?!

Некруев меня перебил:

— Ксения, скажи, только честно, тебе интересно попробовать написать статью?

— Да! Но проблема в том, что…

— Проблемы нет. Не получится — и ничего страшного. Нужно просто попробовать. — Я обреченно вздохнула.

— Хорошо, я постараюсь.

Старались мы все. Рисовали схемы, графики, писали текст… Я обнаружила на солнце пятна — Некруев плохо писал статьи. То есть вроде бы писал все правильно, грамотно, но читать это было совершенно невозможно! Поначалу я думала, что так только у меня, по причине моей личной безграмотности, но вскоре убедилась, что Набокова и Топотова не слишком высоко ценят его результаты в текстовом виде. Он на это мнение не обижался, подшучивал сам над собой и с радостью отдавал в этом деле пальму первенства Наталье Леонидовне, обладавшей удивительным даром складывать слова в красивые предложения без потери смысла.

Она теперь много времени проводила в лаборатории, работая над проектом, в том числе и со мной. Я же вообще очень увлеклась и теперь на работе словно превращалась в кого-то совершенно другого, периодически ловя себя на том, что горячо доказываю свою точку зрения Некруеву, Топотовой или Набоковой и они почему-то меня внимательно слушают и даже соглашаются. Заработавшись, я теперь могла забыть про все на свете. Например, забыла я про экзамен у Топотовой и оказалась на нем только благодаря своевременному руководящему пинку от Набоковой. Я отвечала последней и незаметно для себя самой снова переключилась на тему статьи. Наталья Леонидовна, так же увлеченно не обратила внимания, и экзамен плавно перетек в обсуждение проекта.

— Наталья Леонидовна, Вы скоро? Заседание кафедры скоро начинается, — заглянула секретарь кафедры в аудиторию.

— Ой, да! — Топотова торопливо расписалась в ведомости и в моей зачетке.

Я посмотрела в зачетку.

— Эээ… Наталья Леонидовна, Вы мне нечаянно четверку в зачетке поставили, с ведомостью проблемы будут, — сообщила ей я.

— Проблем не будет, в ведомости тоже четверка. На пятерку ты не тянешь, у тебя в первом вопросе две серьезные ошибки.

— Так почему не тройка? Я же второй вопрос даже не начала отвечать!

— Ты меня будешь учить экзамены принимать?

— Нет, просто…

— Мягкова, ты как всегда, очень вовремя! — она посмотрела на меня и вздохнула. — По второму вопросу ты все знаешь, мы его с тобой на той неделе обсуждали из-за статьи. Угомонись уже, заслужила ты свою четверку. Все, извини, мне некогда тебе это доказывать, мне еще ведомость в учебную часть нести.

К концу июня первый вариант статьи был закончен и Некруев с Топотовой отдали ее на рецензирование Подбельской и Тимирязеву — доценту, специализирующемуся на технических сторонах проектирования баз данных. Я подозревала, что Подбельская в качестве рецензента — плохая идея, как бы она не отнеслась к статье с особым пристрастием, увидев мою фамилию в списке авторов.

— Мягкова, не неси чушь, тем более столь возмутительную, — высказала Топотова в ответ на мое робкое замечание на этот счет. — Лариса Степановна прекрасный специалист и порядочный человек, она не станет предвзято относиться к статье из-за того, что ее писала ты.

— Да я не имела в виду предвзятость… но я даже допуск до экзамена не могу получить, как мне писать статьи…

— Так, как ты это уже сделала. Выбрось эту ерунду из головы и иди работать.

— Какая же она еще глупая! — услышала я комментарий Набоковой.

— Да уж, детский сад в голове. Но если сравнивать с тем, что было еще в начале осени — небо и земля.

— Согласна, она у нас молодец. А отдать статью Подбельской вы хорошо придумали.

Я поняла, что вообще ничего не понимаю. Ладно, они умнее, им виднее….

К последним двум экзаменам я не была допущена, но это не являлось препятствием для прохождения летней практики. С практики первого курса я была отчислена на первой же неделе, но трудами наставницы мне ее зачли. Практика после второго курса была якобы пройдена в другом институте — опять же, не моими трудами. Вечером в день оглашения списков студентов, допущенных до практики, куда я в этом году удивительным образом попала вместе со всеми, я вернулась домой рано и пошла на кухню к наставнице. Она сидела за столом с чашкой кофе, как всегда холодная и неприступная.

В последнее время у нее ко мне по объективным причинам стало меньше претензий, а у меня соответственно меньше поводов ее бояться. Но она оставалась в моей жизни самым значительным лицом, властным казнить и миловать.

— Мне нужно с Вами поговорить, у Вас есть время?

— Садись, Ксюаремия. Что тебе от меня нужно?

— Я допущена до практики, она продлится месяц. Я не знаю, как быть с дежурством, которое состоится в июле, у меня, скорее всего, не будет возможности. Но если я не поеду на практику или сбегу на этот день, то отчисление неизбежно. Это как-то… можно решить?

Наставница оценивающе на меня смотрела, от этого взгляда мне было очень не по себе.

— Дежурство — единственный вопрос, который тебя беспокоит? Ты уже решила проблемы с работой, нашла деньги на все необходимое для практики?

— С работой проблем нет, Виктор Андреевич велел взять отпуск по учебе, даже основной у меня останется на август. Денег у меня немного есть, на необходимые вещи хватит… надеюсь. Могу я в сентябре как-то отдежурить два дня, за июль?

— Ты же так хотела отчислиться. — Наставница откинулась на спинку стула.

— Сейчас не хочу.

— То есть ты сдала все экзамены и зачеты?

— Нет, но допуск до практики у меня есть…

— И что, хочешь напоследок вырваться на свободу, подальше от моего контроля? Об этом не может быть и речи. Я уже смирилась с тем, что потерпела фиаско с твоим образованием. Было бы, о чем говорить, если бы у тебя не было долгов. Но ты не защитила курсовую работу и не получила даже допусков к двум экзаменам из четырех. Не знаю, как ты поставила остальные предметы, да меня это и не волнует. Никаких поездок, я не собираюсь опять вывозить тебя с учебной базы в невменяемом состоянии. Тебе все ясно?