Корнелия Функе - Чернильная смерть Страница 35

На мгновение она словно унеслась далеко-далеко, как будто слова — не Фенолио или Орфея, а ее собственные — вернули ее в дом Элинор. И все же они по-прежнему сидели у озерца в холмах над Омброй, и в волосы Мегги залетела фея и так бесцеремонно дернула за них, что Мегги вскрикнула, а Мо скорее прогнал маленькую нахалку. Это была разноцветная фея, творение Орфея, и Мо казалось, что на крошечном личике запечатлелась толика злобы ее создателя. Со счастливым хихиканьем она понесла золотистую добычу в гнездо, отливавшее всеми цветами радуги, как и она сама. В отличие от синекожих фей, создания Орфея, похоже, не собирались впадать в зимнюю спячку. Силач рассказывал даже, что разноцветные воруют у синих запасы, пока те спят в своих гнездах.

На ресницах Мегги повисла слеза. Наверное, фея очень уж больно дернула ее за волосы. А может быть, дело было не в этом. Мо нежно стер слезу кончиком пальца.

— Значит, так оно и есть. Ты хочешь вернуться.

— Нет! Говорю же тебе, я не знаю. — Какой несчастный у нее взгляд! — Что станется с Фенолио, если мы возьмем и уйдем? Что подумают Черный Принц, Силач и Баптиста? Что с ними будет? И с Минервой, с ее детьми, с Роксаной… и с Фаридом?

— И правда, что с ними будет? — отозвался Мо. — Как повернется без меня вся эта история? Свистун заберет детей, потому что даже материнское отчаяние не поможет отыскать Перепела. Черный Принц, конечно, попытается спасти детей, он станет настоящим героем этой повести и сыграет свою роль хорошо. Но он геройствует уже давно, он устал и у него слишком мало людей. Поэтому в конце концов латники убьют его и всю его шайку: Баптисту, Силача, Дориа, Гекко и Хвата, — хотя двух последних не особенно жалко. А потом Свистун, наверное, прогонит Зяблика ко всем чертям и будет некоторое время сам править Омброй. Орфей будет вычитывать ему единорогов или невиданное оружие… Да, скорее последнее. Фенолио с горя сопьется окончательно и умрет. А Змееглав будет бессмертен и станет в итоге властителем над мертвыми. Да, конец, наверное, будет такой. Как ты думаешь?

Мегги посмотрела на него. Ее волосы отливали золотом в лучах утреннего солнца. Такого цвета были волосы у Резы, когда он впервые увидел ее в доме Элинор.

— Может быть, — ответила она тихо. — Но будет ли конец другим, если Перепел останется здесь? Разве может он в одиночку справиться с таким количеством врагов?

— Перепел!

Лягушки испуганно попрыгали в воду от раскатистого крика: через кусты к озерку топал Силач.

Мо поднялся.

— Может, не стоит кричать это имя на весь лес? — заметил он негромко.

Силач оглянулся с таким испугом, как будто латники уже стояли за деревьями.

— Прости, — пробормотал он. — С утра у меня башка вообще плохо варит, а еще после вчерашней выпивки… Там этот мальчишка. Ну, ты знаешь, который у Орфея работает и в которого Мегги… — Силач запнулся, поймав взгляд Мегги. — Ну вот, что ни скажу, все глупость выходит! — застонал он, закрывая ладонями круглое лицо. — Сплошная глупость! Но я не нарочно, просто у меня так получается!

— Фарид. Его зовут Фарид. Где он? — Лицо Мегги озарилось радостью, хотя она и старалась не подать виду.

— Ну да, Фарид. Странное имя. Как будто из песни, правда? Он в лагере и хочет поговорить с твоим отцом.

Улыбка Мегги погасла так же мгновенно, как появилась. Мо обнял ее за плечи, но от любовной печали отцовские объятия не помогают. Проклятый мальчишка!

— Он прямо не в себе, осел еле на ногах держится — мальчишка его чуть не загнал. Перебудил весь лагерь. «Где Перепел? Мне нужно с ним поговорить!» Больше от него ничего не добьешься.

— Перепел! — такой горечи в голосе Мегги Мо еще не слыхал. — Я ему тысячу раз говорила не называть тебя так. Вот дурак!

Влюбилась не в того. Но сердцу ведь не прикажешь!

Злые слова

«О Господи! — взмолился он из самой глубины сердца.

— Дай мне возможность вырваться отсюда!»

— Дариус! — Элинор опротивел собственный голос. Он звучал отвратительно — брюзгливо, раздраженно, нетерпеливо. Вроде бы раньше он таким не был…

Дариус разронял книги, которые стопкой нес в библиотеку, а пес поднял голову с ковра, который Элинор специально купила, чтобы уберечь свой ценный паркет от липкой собачьей слюны. Не говоря уж о том, сколько раз она скользила и падала на этой слюне.

— Где Диккенс, которого мы купили на прошлой неделе? Сколько времени тебе нужно, черт побери, чтобы поставить книгу на место? Я что, плачу тебе за то, чтобы ты рассиживался в моем кресле и читал? Признавайся, когда я ухожу к себе, ты только этим и занимаешься.

О Элинор! Как она ненавидела себя сейчас за слова, вылетавшие изо рта, — ядовитые, горькие брызги слюны ее несчастного сердца!

Дариус опустил голову, как всегда, когда не хотел показать, как больно она его обидела.

— Диккенс стоит на месте, Элинор, — ответил он мягко.

От этой кротости она только сильнее заводилась.

С Мортимером запросто можно было поссориться, а уж Мегги была настоящая маленькая воительница. А Дариус! Даже Реза дала бы ей сейчас отпор, хоть и могла объясняться только знаками.

Трус лупоглазый! Почему он ее не обругает? Почему не швырнет ей под ноги все эти книги, которые он так нежно прижимает к своей цыплячьей груди, словно защищая от нее?

— На месте? — повторила она. — Ты думаешь, я уже и читать разучилась?

Как встревоженно вытаращился на нее глупый пес! А потом тихонько зарычал и снова уронил башку на ковер.

Дариус поставил стопку книг на ближайшую витрину, подошел к полке, где Диккенс занимал свое законное место между Дефо и Дюма (очень много места, надо признать — удивительно, как вообще можно столько написать), и уверенным движением вытащил нужный экземпляр.

Молча вручив его Элинор, он принялся расставлять книги, с которыми пришел.

До чего же глупо! Теперь она выглядит полной дурой. Элинор терпеть не могла чувствовать себя дурой. Это было еще хуже, чем грустить.

— Она вся пыльная!

Прекрати, Элинор! Но она не могла остановиться. Ее несло.

— Когда ты последний раз стирал пыль с книг? Я что, еще и этим должна сама заниматься?

Дариус так и стоял к ней спиной. Он принимал оскорбления молча и неподвижно, как незаслуженные побои.

— В чем дело? Ты что, уже не только заикаешься, а совсем говорить разучился? Я иногда удивляюсь, зачем тебе вообще язык. Лучше бы Мортола прихватила тебя, а не Резу — она и немая была разговорчивее, чем ты.

Дариус поставил на полку последнюю книгу поправил соседнюю и решительным шагом, держась очень прямо, направился к двери.

— Дариус! Вернись!

Он даже не оглянулся.

Ах, черт! Элинор побежала за ним, зажав в руке Диккенса, который, надо признать, был не таким уж пыльным. Честно говоря, он был совершенно чистым. «А как же иначе, Элинор! — подумала она. — Ты разве не знаешь, с каким усердием Дариус по вторникам и пятницам очищает книги от малейшей пылинки?» Их уборщица регулярно потешалась над тоненькой кисточкой, которой он это делает.

— Дариус, ради всего святого, ну что ты тут изображаешь!

Ответа не было.

Цербер обогнал ее на лестнице и теперь с высунутым языком дожидался на верхней ступеньке.

— Дариус!

Да где же он, к слюням собачьим!

Его комната располагалась рядом с бывшим кабинетом Мортимера. Дверь была открыта, а на кровати лежал большой чемодан, который она купила ему для первой их совместной поездки. С Дариусом очень хорошо было ездить за книгами (не говоря уж о том, что он удержал ее от множества глупых покупок).

— Что?.. — Ее язык вдруг словно одеревенел. — Что ты делаешь, тысяча чертей?

Что он делает? Как будто не видно. Он укладывает в чемодан свой небогатый гардероб.

— Дариус!

Он положил на кровать портрет Мегги, подаренный Резой, записную книжку, переплетенную Мортимером, и закладку, которую смастерила ему Мегги из перепелиных перьев.

— Халат… — сказал он с запинкой, укладывая в чемодан фотографию родителей, которая всегда стояла возле его кровати. — Ты не возражаешь, если я его тоже возьму?

— Не задавай дурацких вопросов! С чего мне возражать? Это же подарок, черт подери! Но куда ты все это возьмешь?

Цербер зашел в комнату и побежал к ночному столику, где у Дариуса всегда лежало в ящике печенье.

— Не знаю еще…

Он сложил халат так же аккуратно, как остальные вещи (халат был ему страшно велик, но откуда ей, спрашивается, разбираться в размерах мужской одежды?), положил сверху рисунок, записную книжку и закладку и захлопнул крышку. Разумеется, застежки не желали закрываться. Руки у Дариуса были на редкость неловкие.

— А ну вынимай все это обратно! Сейчас же! Перестань дурить!