Анютины глазки 2 (СИ) - Колч Агаша Страница 35

На одном лабораторном столе смешались две жидкости, вытекшие из разных сосудов, превратившись в третью. В ту самую плотоядную субстанцию, которую регулярно изобретали наши ученики. Как узнала, что жижа получилась хищная? На столе стояла клетка с мышами – не на людях же испытывать зелья адептов – и когда красное густое варево, изготовленное двумя охламонами, смешалось с ядовито-зелёной бурдой, сваренной девицей, возомнившей себя ведьмой лесной, то смесь цвета и аромата фекалий, помедлив несколько секунд, мгновенно перетекла в клетку, где и поглотила несчастных животных.

*Название направления движения «против солнца». Посолонь – «по солнцу».

Глава 9

– Все вон из класса! – взвизгнула я, не отводя взгляда от опасной субстанции.

Учеников, замерших в шоке от увиденного, моя команда вернула в реальность, и они дружной толпой ринулись к выходу.

– Кто-нибудь позовите магистра! – крикнула я в спины драпающих, лихорадочно соображая, что же делать.

Магия земли хороша и полезна. Можно возвести дом и жить в нём, можно поставить плотину и остановить водный поток, разрушающий всё, что встретится на пути, можно подпитать землю и вырастить замечательный урожай. Много чего способен сделать маг земли. Даже голема создать и приказать тому сотворить нечто, требующее непомерных физических усилий. Одно в моём даре плохо – отсутствие стремительности.

Самые быстрые стихии – это огонь и воздух. Вода немного медленнее, а земля и вовсе малодинамична. Но огонь не может гореть вечно, рано или поздно топливо закончится и пламя потухнет. Даже самый бешеный ураган, пролетев какое-то расстояние, теряет силу и опадает. Вода может испариться, замерзнуть или, закончив стремительный бег, стать болотом. Так и заклинания чародеев-стихийников: быстры, действенны, но конечны. Природные законы, они же не просто так, они и на магию распространяются. Земля, хоть и относится к стихиям, но другая. Почва, камни, горы существуют миллионы лет. Если они и подвержены движению, то это почти невозможно отследить за одну человеческую жизнь. Таков дар земной. Как бы ни был силён волшебник, но зёрна, брошенные в землю, мгновенно не принесут урожай, и стены, пусть и очень быстро, но всё-таки складываются из отдельных камней постепенно. В этом есть определённый смысл и правильность бытия.

Оттого-то чаще всего боевые маги это воздушники и огневики. Земля – возведение обороны. Вот и сейчас, прикрывая спиной учеников, я пыталась вспомнить что-то защитное. Щит? Слабенький он у меня, но хоть на минуту, надеюсь, задержит гадость неведомую.

Вскинула руки навстречу приподнявшейся, словно кобра на хвосте, субстанции, но случилось невероятное. Сын, не мешавший мне вести урок, вдруг встрепенулся. Да так, что у меня зубы клацнули. «Тихо, малыш, тихо. Сейчас мама постарается разобраться с этой мерзостью», – мысленно потянулась я к своему неродившемуся дитяте. Но, кажется, у сына было своё мнение на этот счёт.

Вдруг мою неспешную, стабильную стихию подменила другая. Тело окатило сухой, жаркой волной. Через вытянутые в защитном жесте руки, словно из огнемётов, хлынул поток огня. Я едва сумела сдержать крик боли. Моё тело не было готово к такому. Через каналы силы выливалось пламя, обжигая и высушивая кожу пальцев до волдырей и трещин, в которых кипела кровь. Ногти плавились, скручиваясь в подобие семян календулы, становясь такими же сухими и изогнутыми.

Всё это я отмечала краем сознания, пытающегося покинуть тело. Но страх за детей – моего и чужих, но тоже моих, – не позволил быть слабой.

Едва ли это длилось дольше секунды, иначе я бы не выдержала, но мне показалось, что мучительные мгновения растянулись на бесконечные часы. Сквозь боль, туманившую сознание, видела, как от жара пламени, струящегося из моих рук, неохотно испаряется, постепенно съёживаясь, разлившаяся по столу лужа, и превращается в концентрированную кучку не то пепла, не то праха. Только после этого смогла попросить: «Всё, сынок, всё. Нет больше опасности, родной. Хватит!» Из последних сил перенесла – хорошо, что пепел это большей частью минералы, легко поддающиеся моей магии – прах опасного неведомого убрала в пустую банку и укупорила притёртой пробкой. Только после этого со спокойной совестью сползла вдоль стены на пол, где и провалилась в блаженную тьму.

– Гус нас убьёт, – первое, что услышала я, выныривая из спасительного забытья.

Вспомнив о страшных ожогах на руках, едва не застонала от предстоящих болезненных ощущений. Ожоги – такая пакость, лечатся трудно и заживают долго. Но то ли меня напичкали обезболивающим сверх меры, то ли ещё по какой причине, но сколько я ни прислушивалась к себе, ничего особенного не почувствовала. Слабость, мягкий толчок в печень приветом от сынишки, жажда, желание посетить туалет… И дикий голод!

И тут мне сон вспомнился. Меня навещала Цветочная дева. Осторожно касаясь моих скрюченных, изуродованных пальцев своими сухими веточками-ручками, она нашёптывала нечто невнятное. От её прикосновений – и физических, и звуковых, и сверхъестественных – кожа, висевшая неопрятными лоскутами, опадала, и на месте неё появлялась новая; ногти, выталкивая оплавленные остатки, вырастали ровными, сияющими жемчужно-розовым цветом, словно после высокопрофессионального маникюра.

Эх, жаль, что это всего лишь сон!

– За что? Анечка жива, ребёнок не пострадал, оболтусы… Он сам в Академии учился и должен помнить, каким студиозусом был, – ворчливый, но спокойный голос Учителя говорил о том, что всё обошлось.

Я кашлянула, прочищая горло, и сказала:

– Если и будет за что, так это за лужу в постели и за то, что морите меня голодом.

Моё заявление словно объявило старт начала суеты вокруг меня. Лежала я в целительском крыле, в отдельной палате, но желающих узнать о моём здоровье и помочь, если понадобится, хватало. В туалет меня сопровождала Тая, всю дорогу причитавшая: «Да что же это? Да как же это?» По возвращению в палату я увидела чашку бульона с сухариками. Издеваются, что ли?

– Это мне? – непонимающе уставилась я на скудный обед. Или уже ужин?

– Анечка, после перенесённого потрясения… – начал было Флор, но я не желала никого слушать.

Едва ли не зубами сорвала повязки с рук, которые жутко мешали мне в туалете, и показала полностью зажившие ожоги. Голод и жажда, терзавшие мой организм, усилили и без того ненормальный всплеск гормонов, и я сорвалась:

– Вы представляете, сколько жизненных сил и строительного материала понадобилось моему телу для такого восстановления? А во мне ещё и сын растёт, спасший нас, и ему тоже нужны питательные вещества, которых вы меня лишаете. Мяса мне, и побольше!

Когда я, чуть ли не мурчащая от сытости, отвалилась от стола, магистр спросил:

– Анна, может быть, мы наконец-то услышим правдивую историю случившегося в классе во время лабораторной работы?

Я в крайней степени удивления уставилась на коллег. Вот это терпение! Они дали мне отдохнуть после приступа, не доставали с расспросами, пока я ела, и первый вопрос только сейчас. Как там Маргарита говорила? Я в восхищении!

Но не только мне было что рассказать об инциденте. Пока я валялась без сознания, магистр, имеющий немалый опыт работы со школярами, провел расследование и допросил виновных. Первопричиной случившегося являлся спор. Два друга поспорили с девицей, что при равных условиях и минимуме ингредиентов смогут сварить максимально сильное зелье. Смухлевали, конечно, обе стороны. Наглядно в котлы клали заявленные травы, а незаметно друг от друга в варево добавляли сильнейшие катализаторы, усилители и что-то ещё.

– И где только раздобыли, оболтусы? Не сами же создали новые алхимические элементы? – не столько ругался, сколько восхищался талантами учеников магистр Твей. – Едва ли не из подорожника и зверобоя такое сотворить. Нет, класс-то они отдраят до зеркального блеска и коридор тоже. Это понятно. Но талантливы, обормоты. Лучезарной клянусь, талантливы!