Александр Прозоров - Слово воина Страница 35

— Мир вашему дому, хозяюшки, — придержав коня, поклонился купец. — Как живется-можется?

— А по-разному, гость дорогой, — кивнула женщина. — Когда густо, когда пусто. Вы куда путь держите, откуда? Может, в гости зайдете, хлебушка нашего переломите?

— Спасибо, хозяюшка, путь долог, а времени мало…

Однако в этот момент скрывшаяся в доме в начале разговора девушка вновь появилась, неся в руках большой ковш, до краев полный пенистым желтым напитком. Спустилась с крыльца, вышла со двора, протянула его купцу:

— Испейте с дороги, гости дорогие…

Перед этим обращением Глеб Микитич не устоял, спешился, принял ковш. Воины последовали его примеру, за ними следом спрыгнул и Середин.

— Спасибо тебе, красна девица, — изрядно отпив, передал ковш своим слугам толстяк. — Хорош квасок, ядреный. Сама делала?

— Я что? — пожала плечами девушка. — Какая репа уродилась, такой и квас.

— А хорошо уродилась?

— Нынче хорошо растет, — присоединилась к разговору вышедшая со двора женщина. — А о прошлом годе помокло все. Хлеб, репа, свекла — ничего не было. Одна капуста наросла. Всю зиму пришлось одними грибами да мясом с капустой жить.

— Свое мясцо-то? — навострил уши Середин. — А то слухи дурные ходят, будто лихо у вас тут объявилось.

— Да больше в лесу мужики наши ловили, — признала хозяйка. — Но ныне зверь ушел. Коли опять беда с урожаем случится, прямо и не знаю, что делать. Уходить-то не хочется. Сад, вон, только поднялся. Отстроились, печь белую всего три года назад сложили.

— Так плохо?

Хозяйка тяжело вздохнула, помолчала. Потом, покачав головой, сказала:

— С Зыкулино и Захарькино который месяц никаких вестей. Из Валковой Горки полгода назад все три семьи разом уехали. Мимо нас проезжали, в тверские земли подались.

— А в Крепужихе как? — поинтересовался купец.

— Неведомо, — пожала плечами женщина. — Никто не ездит давно… И вы бы не ездили тем путем. Ужели дорог мало на Руси?

Квас наконец дошел и до Середина. Он допил сладко-едкий напиток, напоминающий сок редьки с медом, только не такой концентрированный, а потому не противный и даже немного взбадривающий. Протянул опустевший корец девушке, заглянул в темно-серые глаза:

— Как тебя зовут-то, красавица?

— Велора… — неожиданно засмущалась девица и, вместо того, чтобы забрать посудину, принялась теребить ленту в своей косе.

— Остались бы, гости дорогие, — вместо нее взяла ковш женщина, — перекусили с дороги. Мужики наши вернутся, баньку стопим…

— Извини, хозяюшка, — покачал головой Глеб Микитич. — Рады бы, да никак. Поспешать нужно.

— Пропадете, — уже более тревожным тоном предупредила женщина. — Сгинете ни за кунье ухо.

— Я смотрю, цыплята у вас подрастают, — сказал Олег, глядя покрасневшей Велоре в лицо. — Так вы петушкам-то головы сворачивать не торопитесь. Пусть дерутся, орут. Как подрастут — на ночь в разные сараи и в дом пускайте. Глядишь, и обойдется с лихом-то… Да…

Ведун отвернулся, поднялся в седло.

— Вы назад-то собираетесь? — моментально встрепенулась девушка. — Скоро ль? Зажинки дней через десять собираемся устраивать. Приехали бы…

— Это как повезет, — улыбнулся ей Олег. — Сперва туда попасть нужно, а уж потом об обратной дороге думать.

— Да светит вам Ярило во всякий день и всякий час, — приложила руку к губам девушка, а потом коснулась ею ноги Середина.

Толстяк тронул коня, и путники бодрой рысью помчались по дороге.

Этот аллюр Середину нравился меньше всего. Сидишь, как на взбесившейся табуретке: седло постоянно дергается, бьет, ритма не угадать, стоять все время на стременах тоже невозможно, а потому, когда, спустившись со взгорка, купец перевел отряд на широкий шаг, ведун облегченно вздохнул.

— Заскучала девка-то, — подал голос кареглазый воин. — Видать, и погулять не с кем на выселках. Может, Глеб Микитич, и впрямь этим путем вертаться станем?

— Тебе-то что? — хмыкнул толстяк. — Она ведь не на тебя, она на ведуна нашего загляделась. Как, вернешься за девкой, Олег?

— Не знаю, — пожал плечами Середин. — Вообще, девчушка симпатичная.

— А то, — кивнул купец. — Смотри токмо, мужики тут хитрые. Ты с нею гульнешь вечерок на зажинках, а они тебя тут же сцапают, да и обкрутят пред Сварогом. Куда тогда подашься? Они девку за так не отдадут, они тебя рядом с собой осадят. Али порчу напускать станешь?

— Вот еще, — поморщился ведун. — Ко мне девка с ласкою, а я пакость в ответ? Нет, не люблю я таких шалостей. Другое чего-нибудь придумаю…

Сказал — и сам удивился тому, что идея вернуться в деревеньку за небольшим приключением не вызвала в душе никакого протеста. Этак, вместо того, чтобы ответ на заклинание искать, недолго и осесть в этом колдовском мире. Велору ведь, коли путь до конца пройти, заклятье вместе с ним в реальность наверняка не выпустит.

— Велора… — тихо проговорил он вслух, а память тут же услужливо подсунула: «ВЕЛикая Октябрьская Революция».

— Что за бред! — в сердцах сплюнул он. — Наверняка, обычное имя. Скорее всего, скандинавское.

— Ты чего, ведун? — оглянулся на него купец.

— Ничего, — мотнул головой Олег. — Просто слишком много знать вредно.

— А ведь и правда, не то чего-то вокруг… — пробормотал рыжий воин. — Странно что-то…

Толстяк придержал коня, закрутил головой. Середин тоже остановился, осматриваясь. Чего-то в окружающем мире не хватало.

— Птицы! — внезапно сообразил он. — Слышите, какая тишина вокруг? Птицы не поют. Похоже, извела всех тварь нерусская. Наверное, и зверья здесь уже нет…

— Давайте поспешать. — Впервые за весь путь купец выхватил из-за пояса плеть и огрел ею своего чалого. Тот рванул в галоп. Остальные путники помчались следом.

Дорога пересекла широкое жнивье, нырнула в овражек, выбралась наверх, в березовую рощу, обогнула небольшое озерцо, пробилась сквозь малинник. Купец неожиданно осадил скакуна, спрыгнул на землю, приложился к траве щекой. Поднялся, отбежал в сторону, снова приложился. Поднялся, в сердцах ударил кулаком в ладонь. Оглянулся на своих воинов:

— Аплах, дай пирог!

Рыжий слуга развязал суму, достал расстегай с грибами, протянул хозяину. Тот донес угощение до кустов, положил, поклонился. Подождал… Потом повернул назад и побежал к коню. Середин с удивлением увидел в его глазах слезы.

— Ты чего, Глеб Микитич? — подал Олег вперед своего гнедого.

— Берегиня… Берегиня не отзывается… — Толстяк, прикусив губу, поднялся в седло. — Дед мой еще под ее опеку отдавался… Я маленьким видел… Как же так?