Анатолий Дроздов - Золотые апостолы Страница 35

— Мне уже поздно. Я пристроена.

— Это мы еще посмотрим!

— Не угрожай. А то Кузьма тебя заколдует.

— Так он еще и колдун! Ну, ты и вляпалась!

— Я серьезно. Сама видела, как он однажды трех здоровенных мужиков заставил делать, все что хочет. Они нас убить хотели.

— Это просто гипноз.

— Может, и гипноз. Но он это умеет. Меня однажды загипнотизировал.

— Зачем?

— Чтобы не мешала ему готовить. Это в моей квартире было. Мы тогда только-только познакомились, он есть хотел, а я мешала.

— Может, он что другое хотел?

— Нет. Я тогда даже обиделась, что не это… Мне так хотелось, чтобы он видел во мне женщину.

— И когда он разглядел?

— Наверное, когда мы из Франции вернулись. И то, если бы я по наглому не приехала в аэропорт, где он встречал дочку…

— Значит, он еще и слепой.

— Не думаю. Может, просто боится?

— Чего?

— Что я брошу его. Как первая жена. Он развод очень тяжело переживал. Даже год спустя, когда мы познакомились… Не хочет привязываться… А я чувствую, что рядом с ним меняюсь, становлюсь другой. Если б ты только видел меня до знакомства с Кузьмой! Такая оторва! Вредная, злая…

— Неправда!

— Очень даже правда.

— Это он тебе внушил.

— Успокойся!

— Как я могу быть спокойным, когда ты рядом? Когда ты плачешь? У меня плечо уже мокрое.

— Я уберу голову.

— Не надо! Я не по этому. Мне тебя жалко.

— Мне себя самой иногда жалко. А что сделаешь?

— Может, он тебя присушил, этот колдун? Давай, найдем такого, что отсушит.

— И присушит к тебе.

— Я хочу, чтобы ты сама…

— Он, как мне кажется, тоже этого хочет. Не знаю, Аким… Ничего не знаю. Приехала сюда назло ему, думала: ты Грааль нашел и тебя на заграничный симпозиум позвали, а я вот найду апостолов. И меня позовут!

— Позовут. Если найдем. Гарантирую.

— Ты думаешь, они, действительно существуют? Апостолы?

— Это ты у меня спрашиваешь? Кто их видел?

— После всего, что произошло в последние дни, я глазам верить боюсь. Тем более что все было впопыхах — страшно там в подвале. А ты — историк, лучше должен знать.

— С точки зрения истории эти апостолы — миф.

— Почему?

— Потому что не могло быть фигур в рост человека из золота или серебра. Их некому было в то время изготовить и неоткуда привезти. Фигуры могли быть позолоченной деревянной резьбой, типичной для того времени. В католических храмах и сегодня таких полно. Но это в храмах. Сомнительно, чтобы дерево в подвале пережило века. Или сгнило бы, или шашель съел.

— Шашель?

— Древесный жучок. Если заведется, любое дерево переработает в пыль. В наше время есть специальная пропитка, но в то время не было. Хотя… Золотое покрытие… Но за деревянные фигуры, хотя они и представляют историческую ценность, не стали бы убивать. И графу незачем было их прятать. То, что мы видели, подтверждает подлинность письма Чишкевича. Золотые блестки на ветхой рогоже… В этих кулях было золото. Кроме того, в письме графа Чишкевича утверждается, что каждый куль с трудом несли двое…

— Значит, золотые?

— Пусть даже позолоченное серебро! Все равно мировая сенсация! Тебя на руках будут носить.

— Я попрошу, чтобы и тебя несли рядом… Вот только куда апостолы подевались?

— В Прилеповку их точно не привозили. Эти бабки знали бы… Перепрятать далеко их тоже не могли — вы видели апостолов всего два дня назад. Двенадцать тяжеленных скульптур… Загадка!

— Но мы ее разгадаем?

— Если повезет.

— А если нет?

— Вернемся домой не солоно хлебавши. В историческом поиске это бывает сплошь и рядом.

— Я не хочу не солоно. Мы должны их найти!

— Попытаемся.

— Кузьма бы нашел.

— Конечно…

— Не издевайся. Мы с ним этой весной полтора миллиона долларов нашли, которые грабитель спрятал. Лес, снег и никакой карты. Кузьма за четыре часа…

— Читал в газете. Ты, случайно, тогда не приврала?

— Точно в глаз получишь!

— Молчу.

— Ты не молчи, думай! Кузьма говорил: люди не собаки, они не чувствуют, они думают.

— Ты теперь целый вечер будешь его цитировать?

— Если поможет.

— Тогда надо было его сюда везти. Не выпроваживать за границу. Пусть бы он тебя и от еретника спасал и по подвалам водил.

— А ты — злой!

— Не зли — и буду добрым.

— Обещал не обижать.

— Стараюсь изо всех сил. Но очень трудно. Я ведь тебе не рассказываю, какие замечательные девушки были в моей жизни.

— А я не упрашиваю взять меня в жены!

— Договорились… Пойду я, наверное, в машину…

— Не уходи.

— Что так?

— Мне будет страшно одной.

— Здесь же Степановна!

— Она так храпит, что есть она или ее нет… Прости, если обидела.

— И ты меня прости.

— Давай спать.

— Давай!

— Только ты пообещай, что не будешь ко мне приставать.

— Это трудно обещать. И еще труднее сдержать слово.

— Ты постарайся. Я помогу. Вот, отодвинусь к краю, укутаюсь в свое одеяло… Буду молчать.

— Я постараюсь. Но ты мне тоже пообещай.

— Что?

— Если у тебя вдруг с этим Кузьмой… Словом, если у вас…

— Поняла. Тогда я куплю бутылку шампанского и букет цветов…

— Я сам куплю! Ты только дай мне знать. Любым способом. Я буду ждать.

— Обещаю. Спасибо, что сказал.

— Почему?

— Ночь, луна, перина, девушка рядом, а вечером еще настойка боярышника случилась… Теперь я верю тому, что ты говорил прежде.

— Какая ты!..

— Я говорила: вредная!

— И за что вас, вредных, любят?

— Причем сильнее, чем хороших. В том-то и беда…

7

Никто не встретил нас у дома деда Трипуза. Я сам открыл ворота, загнал машину во двор, и только тогда в окне веранды мелькнуло заспанное лицо Дуни. Щелкнул замок, и через мгновение она повисла у меня шее.

— Ну что ты! Что ты, маленькая…

Я гладил ее по вздрагивавшим худеньким плечикам.

— Я думала: ты… вы уже не вернетесь…

Я аккуратно расцепил ее руки, поставил Дуню на землю. Лицо у нее было не только заспанное, но и измученное — с синими тенями под глазами.

— К нам ночью волк приходил, — сказала она, подавляя слезы. — Тот самый: большой, черный. Выл во дворе, в окна заглядывал. Мы с дедушкой ночь не спали, молились…

Я оглянулся на Риту, Лицо ее было бледным.

— Это еще не все, — порывисто вздохнула Дуня. — Виталик звонил: прошлой ночью убили деда Лешу.

— Сторожа монастыря?

Я невольно вспомнил: заросшее седой морщинистое лицо и хриплое: «Спасибо!» Кому помешал этот одуванчик?