Александр Бруссуев - Не от мира сего-3 Страница 35

К имению Боархога добрались быстро, жил он тут, как оказалось, неподалеку. Каменный дом, чем-то напоминающий хлев, грязи по колено и уж никакой тебе бани. Стефан привык к тому, что бароны эти никогда не моются, словно блюдут какой-то свой этикет, или дань чиганским традициям. Но самому попариться хотелось отчаянно.

Штаны ему под стать искали долго, все какие-то короткие находились. Наконец, когда из вороха тряпья удалось выудить что-то более-менее подходящее, народ вокруг был уже изрядно навеселе. Серванты приволокли и освежевали тушу вепря, аккуратно отрезав голову для работы какого-то местного таксидермиста. Будет потом эта харя висеть в покоях рядом с зеркалом, чтоб было хозяину с чем сравнивать.

Стефан тоже перехватил несколько хлебов с сыром, отчего у него настроение несколько повысилось. А когда по всему двору пошел аппетитный запах зажаривающегося на вертеле прямо в гигантском камине трофея, он понял, что уехать так просто не сумеет. Быть на охоте и не отведать дичи — это странно, но не отведать зверя — это преступление. Придется заночевать в этом хлеву, ничего не поделать. Впрочем, его никто дома не ждет. «Заковырка» занята маленьким Евстахием, если настоящий муж к ней как-то не пробрался. Им не до него, разве что реальный наследник Стефан возжелает выразить свое недовольство в связи с крестинами.

Когда все гости расселись за длинным дубовым столом и на него водрузили блюдо с частями вепря, голоса нескольких желудков в унисон провыли начало банкета. О том, что кто-то вздумает подсыпать яду, думала только паранойя, да и то, после отведанного «вепрева колена» незамедлительно унялась.

Барон в подробностях описывал, как он заколол секача, при этом, довольный собой, похрюкивал и повизгивал. Гости внимали и соглашались, орудуя ножами и челюстями.

— Так это ты, стало быть, кабана на свою задницу приманил? — спросил Дюка сосед по столу, очень сильно смахивающий на свинью и на хозяина этого застолья.

— Нет, — ответил Стефан, догадавшись, что к нему обратился брат барона. — Я ему просто показал, какие бывают лица у некоторых людей.

— Уважаемый! — после некоторого раздумья закричал сосед, стараясь перекрыть своим ревом хор нестройных голосов за столом. — Ты желаешь оскорбить меня?

Никто из присутствующих, однако, не обратил никакого внимания на происходящее. Привыкли, видать.

— Пошел прочь, придурок, — ласково сказал Стефан. Его раздражало не только обращение к нему, но и внешний вид говорившего. — Знаешь, с кем разговариваешь, свиное рыло?

— Ну, тогда все понятно! — вновь прокричал баронский родственник и вышел из-за стола на открытое пространство возле камина. — Ты будешь извиняться передо мной! Перед всеми нами извинишься!

Дюк вскипел моментально, даже весь выкипел, когда подошел к затеявшему с ним ссору человеку. Мимолетным взглядом он обратил внимание, что на стене за хамом висит гравюра с архангелом Михаилом. «Ну, это вряд ли», — подумалось ему, и он хлестко без замаха влепил бузотеру пощечину. Тот завизжал и бросился в драку. Был он гораздо моложе Стефана, меньше ростом и ниже положением по статусу. Но это его не сдерживало, наоборот — распаляло. Брат барона начал наносить удары кулаками и справа и слева, норовя попасть по лицу хунгара, но это ему удавалось плохо.

— Драка, драка! — радостно закричали гости. Никто из них даже не предпринял никаких попыток, чтобы успокоить разбушевавшегося хозяйского родственника.

Дюку надоело отбиваться, и он, схватив валяющуюся подле камина кочергу, ударил наседающего на него хама. Мог бы по голове, но пожалел, и удар пришелся тому куда-то в левый бок. Брат барона опять завизжал, но не угомонился: он прыгнул вперед, как давешний вепрь, только руки перед собой расставил, чтобы схватить своего обидчика. Но схватил лишь пустоту, потому что Стефан сместился с траектории прыжка и добавил приближающемуся к нему телу ускорения, дернув его за плечо.

Хам попытался в полете извернуться, но в итоге обрушился спиной на приготовленные для огня дрова. Единственное, чего он добился, так это увлек за собой, точнее, на себя Дюка, который не растерялся и прижал противника к земляному полу.

На удивление брат барона оказался силен, Стефан отчаянно напрягал свои силы, чтобы не позволить тому выскользнуть из-под себя. И когда тело рыцаря предательски решило, что более сопротивляться не в силах, противник обмяк и опять завизжал.

— И зачем тебе это было надо? — спросил Дюк, и для него наступила темнота.

Нанесенный вскользь удар поленом по не совсем оправившейся голове отправил его в область мрака, без видений и образов. Рядом с опавшим рыцарем стоял сам Боархог и держал в руке подобранное полено. Его брат выбрался из-под тела, жалобно хныча. Тотчас же содрав, чуть ли не с кожей, рубаху, он явил всем окружающим торчащее сломанное ребро.

— Он мне спину сломал! — заскулил хам. — Я его убью.

— Нет, — возразил барон. — Это мой дом, посему я объявляю его «рыбаком».

— Ура! — закричали все, в том числе и травмированный брат. — Сегодня будет зрелище!

— Нет, не сегодня, — возразил Боархог и раздул свои волосатые ноздри. — У него есть время до завтра, чтобы прийти в себя. Королевский наследник должен умереть по-королевски, испытав горечь поражения.

Гости без раздумий согласились, будто убийство монарших особ было им не в диковинку. Подумаешь, одним наследником больше, одним — меньше. И зачем сдалась Стефану эта праздничная охота?

Его отволокли в подвал и там бросили на гнилую прелую солому, предварительно принеся миску, полную воды. Без еды до завтра заключенный доживет, вот без воды — ему будет скучно. Что же они — изверги что ли, или свиньи какие-то?

Стефан в этот раз не утек в долгое коматозное беспамятство, он очнулся, когда в тусклом крошечном окошке не угасли еще последние проблески закатного света. Голова болела дико, хотелось пить. Увидев миску воды, он, экономя глотки, напился и помянул добрым словом заботливых тюремщиков — не дали от жажды умереть.

В голове просветлело, даже как-то очень просветлело.

— Мне надо попасть на Геллеспиды, — сказал он, внезапно вспомнив слова Хольдера, рутенского вождя из сна. Баба Яга! Вот кто спас его от нахождения в пустоте. Покойный Вильгельм и неунывающий Чурила. Вспомнилось почти все, из того, что было.

— Это правильно, — произнес голос из дальнего темного угла. Так иногда бывает, когда начинает разговаривать сама мгла. Но чтобы она говорила на валдайском диалекте ливонского языка!

— Кто говорит со мной? — переходя на ливонский, проговорил Стефан.