Сергей Смирнов - Сидящие у рва Страница 35

— Девочка Эйга из прибрежного поселка и мальчик Амук из племени авров, с Огненных гор.

— Сколько у вас было лошадей?

— Сначала больше сорока, но уже на второй день пути лошади стали падать одна за одной. Мы решили, что они поражены какойто неизвестной нам болезнью. А может быть, их кусали ядовитые насекомые, водившиеся в предгорьях. Однако вскоре выяснилось, что лошади были отравлены: девочка Эйга во время ночлегов давала им дурную траву. Она была застигнута на месте преступления во время третьей или четвертой ночевки.

— Что было дальше?

— Нгар допросил ее. Эйга говорила, что всего лишь играла с лошадьми, что у нее и в мыслях не было, что трава, которую она давала лошадям, ядовита. Нгар не поверил ей и велел напоить отваром этой самой травы.

— И дальше?

— Эйга умерла.

— Что это была за трава?

— Трава, которая растет на западе, я не встречал ее здесь, на Равнине Дождей. Мальчик Амук называл ее «священной», и говорил, что в его племени отваром этой травы поили больных лихорадкой.

— Что было дальше?

— Мы подошли к предгорьям. Пали последние лошади. По горным тропам мы стали подниматься к перевалам.

— И вы еще не догадались, кто был истинным виновником гибели лошадей?

— Нет. Нгар думал, что ошибся, и лошади действительно гибнут от укусов крылатых тварей… Мы поднимались все выше. Еще несколько человек умерли, один сорвался в пропасть, другие, как я думаю, просто не вынесли тягот пути. Нам приходилось все время быть начеку, так как в горах жили дикие племена, которых Амук называл «люди-звери».

— Они нападали на вас?

— Только однажды. Это было ночью, когда по оплошности караульных погасли костры.

— Люди-звери питаются человечиной?

— Да, так говорил Амук — я уже рассказывал об этом.

— Дальше.

— Потом мы достигли одного из перевалов. Но за ним поднимались совершенно неприступные скалистые пики. Они были красноватого цвета, наверное, потому эти горы и назвали Огненными.

— Не только поэтому, Шумаар. Огненные горы отделяют Приозерье — страну наррийцев — от Равнины. И там, в Огненных горах, наррийцы обычно встречали завоевателей, шедших в Приозерье.

Разве ты не слышал о «стреляющих молнией»?

— Слышал, господин. Но не знал, что наррийцы умеют стрелять молнией.

— Хорошо. Продолжай.

— Мы спустились в ущелье, повернули на север, нашли новую тропу и снова стали подниматься на хребет. Это заняло несколько дней. У нас не было еды, и вокруг не видно было никакой дичи. В тех местах нет деревьев, нет даже травы. Мы выкапывали какие-то корешки, собирали яйца горных птиц. Но путь был так труден, что до перевала мы не дошли.

— И что же случилось тогда?

— Мы решили двинуться в обход хребта. Амук говорил, что где-то недалеко, на севере, проживает его народ — авры. Они смогли бы помочь нам.

— Сколько человек оставалось в отряде?

— Вряд ли больше двух десятков.

— Разве вы не соблюдали правил воинской службы?

— К тому времени уже нет. Люди слишком устали, и даже Нгар не пытался требовать от них соблюдения дисциплины.

— Хорошо. Мы еще вернемся к этому моменту. Скажи, почему ты не исполнил приказа и не остался со своим полководцем до конца?

— Я исполнил приказ. Нгар велел мне возвращаться в Нуанну и рассказать обо всем, что я видел.

— К тому моменту вас оставалось только двое? Как это случилось?

— Они ушли. Все, кто еще мог ходить — ушли, господин. Однажды я и темник Нгар проснулись у погасшего костра, в одиночестве, среди голых скал. Над нами парили стервятники, у нас не было ни пищи, ни воды. И тогда, в конце дня, Нгар приказал мне возвращаться.

— Ты можешь приблизительно указать место, где это случилось?

Вот карта.

— Нет, господин. Я не обучен обращению с картами.

— Хорошо. Сколько хребтов вы преодолели?

— Два. А может быть, и три. Я не помню. Я тоже устал.

— А Нгар?

— Нгар устал еще раньше.

— Ты помогал ему идти?

— Да. Я нес его на спине последние несколько дней пути. Потом мы остались одни. Я поднялся на ближайший утес. Это было трудно. Не хватало воздуха. И с утеса я увидел озеро.

— Озеро Нарро?

— Не знаю. Я только увидел далеко-далеко, внизу, в дымке, много воды.

— А может быть, это был Великий Западный Океан?

— Я не знаю. Нгар Непобедимый сказал, что это озеро. И что идти дальше не нужно.

— И ты оставил его?

— Да. Он приказал.

— Он мог идти?

— Не знаю. Я положил его на камни, там, где не было льда. Он приказал мне идти, и я пошел.

— Что он еще сказал?

— Он сказал: Амра, я вернулся к тебе. Так. Но я не понял его.

— Амра? Это имя он говорил тебе раньше?

— Нет. Никогда.

— Сколько дней ты шел до Нерайны?

— Кажется, три недели. Или больше. Я не помню. В пути я заболел. Меня подобрали люди, одетые в звериные шкуры. Они накормили меня и указали дорогу. Я отдохнул и пошел дальше.

Потом стало легче. Я шел под гору. Ел траву и ягоды. Спал на камнях или на деревьях.

— У тебя было оружие?

— Только кинжал.

— А у Нгара?

— У него был кинжал, и еще я оставил ему данахский самострел и три железных стрелы.

— Хорошо. А что стало с этим мальчиком, Амуком?

— Я убил его.

— За что?

— За то, что он оказался лазутчиком проклятого Эдарка…

— Амук сам сказал тебе об этом?

— Нет. Но я видел, как однажды ночью он встречался с человеком в черном плаще. Амук дождался, пока уснет караульный воин, и пошел в лес. Это было в узкой долине, за первым перевалом, когда мы ушли далеко на север. В лесу его ждал черный намутский воин. Когда Амук возвращался, я зарезал его.

— Ты не говорил с ним?

— Говорил. Приставив к его горлу кинжал, я сказал, что лишь он один в нашем отряде знал о свойствах ядовитой травы. Я сказал, что именно он отравил наших лошадей.

— Что он ответил?

— Ничего. Я убил его и вернулся, чтобы проследить за намутцем.

— Ты убил его?

— Я проследил за ним. Он оставил коня на опушке леса. Вскочил в седло и умчался. Больше я не видел его.

— А видели ли вы других намутцев во время похода по Огненным горам?

— Нет.

— Тогда почему же ты говоришь об Эдарке? Разве мало в Намуте воинов, носящих черные плащи?

— Не знаю, господин. Но намутцы гнались за нами от самого Суэ, и я подумал…

Здесь отрывок из протокола, приведенный Криссом, обрывается.

То, что случилось с Нгаром в действительности, не знает никто.