Дмитрий Всатен - Оридония и род Людомергов[СИ] Страница 36

Он очнулся. Голова была тяжела. Сын Прыгуна с трудом приподнял ее и ощутил покалывание в подбородке. Отлежал его о грудь. Во рту остался приторно-обволакивающий вкус жаркого, перемешанного с бражкой. Он с трудом отлепил язык от неба.

Там, где он обнаружил себя, было очень темно. Настолько темно, что даже людомару было сложно разглядеть предметы у противоположной стены.

Где-то гулко капала вода. Сын Прыгуна слышал, как тяжелые капли падали на твердую поверхность и, скапливаясь на ней, прорывалась единым потоком еще раз вниз и вальяжно растекалаясь по полу.

Охотник не знал, сколько времени он провел в полубеспамятстве. Явь для него мешалась с картинами из полузабытья. Все это вмиг рассеялось, едва визгливый звук открывшейся двери пронзил тишину мглы.

Послышались шаги и сквозь щели слегка приоткрытых век людомар увидел, как тьма стала отступать под напором желтого свечения. Ему открылись почерневшие от времени ступени лестницы, жалобно скрипевшие под грузными телами; рассохшийся бочонок, на котором лежало нечто непонятное и крюк в стене, исполнявший в свое время какую-то роль, но давным давно отведенный пауками под свои нужды.

— Он еще не очнулся.

— Я не сильно его приложил.

— Ты уж несильна-а! Скажешь тоже. Этакий громила уже который час не отлипает носом от пупка.

— Тише. Он по-моему на нас смотрит.

— Хыть… и впрямь людомар. Невероятно!

Три пары ног приблизились к Сыну Прыгуна. Его подбородок был сжат словно бы в железных тисках. Рука подняла его лицо и направила на лица пришедших.

На людомара смотрели два относительно молодых и одно старое пасмасское лицо. Олюди внимательно оглядывали его.

— Ты слышишь нас? — просил старик. — Ты понимаешь?

Охотник медленно закрыл глаза.

— Говорить сможешь?

— Да, — выскреб из себя Сын Прыгуна. При этом по его горлу словно бы резанули кинжалом. — Пить дай, — попросил он с расстановкой.

Ему поднесли попить.

— Мы не навредим тебе, людомар. Мы друзья. Но связали тебя, ибо знаем, как можешь поступить, коли не разберешься.

— Уж мы-то помним последних твоих… Серьезныя ребята-а, — кивнул второй пасмас, чуть моложе.

— Мы развяжем тебя, как обговорим с тобой, — продолжал старик. — Согласен ли говорить с нами?

— Да.

Старик закряхтел и попросил подтащить к нему бочонок.

— Меня зовут Битат. — Он тяжело опустился на бочок. — И я спрашиваю тебя, зачем ты здесь.

— Я пришел… просто пришел…

— Мы начали со лжи, людомар. Как тебя зовут?

— Омкан-бат.

— Побиватель омканов? Хорошее имя.

Настало время людомару удивляться.

— Вижу твои глаза, — подметил старик. — Ты думаешь, откуда он знает наш говор. Я проводил долгие разговоры с людомаром Светлым из Редколесья. То были блаженные времена. Дни спокойствия, я так их называю. Ты мне не веришь. Ты вправе мне не верить, но знай, что и я не буду верить тебе. И это не ускорит ничего. Не ослабит путы на твоем теле.

— О чем ты хочешь знать?

— Зачем ты здесь.

— Почему не веришь, что я здесь… мимо проходил…

— Я знал людомаров. Вы никогда не покидаете леса. Здесь не тот лес. Не ваш. Да и ваш еще достаточно безопасен, чтобы бежать из него. Как говорили в нашей деревне, если рыба лежит на берегу, то это неспроста. Да, мой мальчик, я из прибрежных пасмасов. Более… — Он уселся поудобнее. — Хочу сказать тебе… Я из тех, которые пиратствуют в этих водах уже много веков.

Людомар посмотрел на него с интересом. Он слышал о пасмасских пиратах, но никогда бы в жизни не подумал, что встретит одного из них. Они были из разных вселенных.

— Мы подвели черту, — продолжал старик. — Ты знаешь, что мы пираты. Мы не знаем, кто ты. Если не узнаем… не уравновесим опасность знаний каждого из нас, то завтра на одной из улиц найдут еще одного грода с вспоротым животом.

— Тикки из Нисиоларка, — вдруг сказал охотник. Он и сам не понял, зачем произнес это.

— Он прислал тебя сюда? — неожиданно изменился в лице старик. Оно становилось холоднее и жестче, но едва он прослышал имя "Тикки", как жесткость мгновенно исчезла.

— Ты знаешь, кто это? — спросил людомар.

— Допустим.

— Никто меня не присылал.

— Он живет у погоста города. Рассказывает про дочь и внуков. Про то, что воин…

— Он прислал меня.

— Что он хотел передать?

— Ничего. Он умер, произнося название этого города.

Троица переглянулась. Один из пасмасов не вытерпел и прохрипел:

— Удачненько же я заглянул к Шуду. — Второй улыбнулся ему и лишь старик оставался безучастным.

— Ты его убил?

— Нет. Оридонцы.

— Прознали про него? — старик невольно дернул ногой и сильнее сжал пальцами ободы бочонка.

— Они искали меня. Через меня про него прознали.

— Как это?

— Не знаю и сам, но догадались, что мы с ним связаны были.

— Как?

— Не знаю.

— Как вы были связаны?

— Он попросил дать ему поесть. Умирал от голода у погоста.

— Хм… неужели в Нисиоларке перестали умирать?

— Я не знаю.

— Откуда ты?

— Из Чернолесья.

— Почему ты не исчез с другими людомарами.

— Исчез, но не с ними.

— С кем же?

— Не знаю.

— Такого не может быть.

— Может. — Людомар нахмурился. — Я не помню двадцать восемь зим. Прошлых зим…

Старик приподнял правую бровь.

Сын Прыгуна принялся обстоятельно описывать свой поход в Немую лощину и выход из нее.

— Беллер, — вздохнул один из пасмасов. — Он заколдовал тебя. Я знаю про это. Они часто так делают. Я слышал.

— Не мешай ему, Урт. Пусть говорит.

Людомар продолжал рассказывать о своих приключениях. Чем больше он говорил, тем чаще переглядывались пасмасы между собой. Неожиданно один из них подошел к нему и перерезал ножом веревки.

Сизо-снежное небо низко нависало над Эсдоларком. Верхние этажи крепости тонули в густых курчавых облаках, сползших в долину со склонов гор. Полумрак рассеивали лишь маленькие точки желтых и оранжевых кристаллов, которые перемещались по улицам вместе с запоздалыми путниками. Руки, державшие их, тряслись от холода и суеверного страха.

"Холвед проснулся!", перешептывались все вокруг. "Брур спешит к нему!" Сказав это, гроды ежились, словно от удара, и тут же спешили скрыться в помещениях. Все Прибрежье обелетела весь о том, что Великие воды покрываются льдом.

Людомар открыл глаза, сел, зевнул и огляделся.

— Пора, — услышал он из темноты. Над ним нависало довольно крупное животное. От него разило таким разноцветьем кисло-прелых запахов, что охотник аж прослезился.

Битат приоткрыл дверь и позвал Сына Прыгуна. Он указал ему на кучу шкур и приказал одеть их. Пока людомар одевался, пасмаска, появившаяся неизвестно откуда, принялась порхать вокруг него, что-то подшивая и подтягивая. Это выглядело тем более неестественно, что женщина была стара и невероятно полна.

— Подними… вытянись… не двигайся… оттяни, — проговаривала она сквозь зубы и каждый раз добавляла "ыгы", когда что-то проделывала со шкурами.

Старик смотрел на приготовления отстраненным взглядом. В его глазах охотник увидел тоску по горам, по бесконечным дорогам, оканчивающимся далеко за горизонтом, о безразмерном пространстве, которое сужается от старческого бессилья до размеров комнатушки.

Помимо людомара в путь выходило еще только двое пасмасов. Все они были пиратами, прибывшими в Эсдоларк на зимовку. Самым опытным из двоих был Урт, так сказал старик. Имени второго спутника охотник не знал.

Когда они вышли на улицу на городок пышной периной опускалась снежная ночь.

— Лучше и придумать нельзя, — проговорил Урт, окутывая себя клубами пара. — Хороша ночка будет! — Он передернул плечами, потер себе лицо и, повернувшись в темноту дверного проема, кивнул.

— Малой волны, — донеслось до них оттуда и в свете рочиропсов блестнули слезами глаза Битата.

Выходили полем. Тропой известной одному только Урту. По тому, как он уверенно шел по ней, людомар понял, что пираты не теряли времени даром и даже зимой проворачивали какие-то дела.

До кромки леса они добрались без происшествий.

Зимний лес оказался необычайно красив. Ночью он выглядел не так мрачно, как всегда. Снег оживлял его. Делал приветливее.

Людомар смотрел на лесное пространство с чувством воодушевления. Он не знал, что его ждет там, где взгляд уже не мог оглядеть, а обоняние учуять. Но чувство чего-то хорошего, сильного, чего-то очень радостного и, самое главное, правильного переполняло его.

Они шли привычной ему тропой. Точнее, только он видел тропу там, где ее вовсе не было. Сын Прыгуна шел так стремительно, что пасмасы еле поспевали за ним. Второй, имя которого оставалось для людомара неизвестным, делал зарубки на корнях деревьев.