Керстин Гир - Изумрудная книга Страница 36

Согласно эмпирическим исследованиям графа фон Сен-Жермена в 1720–1738 гг., путешественник во времени может элапсировать не более чем 330 минут в день, то есть, не более пяти с половиной часов. Если путешественник увеличивает это время, проявляются головная боль, тошнота и слабость, а также снижение восприятия действительности. Этот факт был установлен братьями де Виллерами в процессе трёх опытов над собственным организмом, проведённых в 1902 году.

С таким комфортом, как сегодня, я не элапсировала раньше никогда. Мне дали с собой корзинку, в которой был термос с горячим чаем, фирменными пирожными (естественно!) и мелко нарезанными фруктами в пластиковой коробочке.

Уютно устроившись на зелёном диванчике, я даже почувствовала некоторые угрызения совести. Несколько секунд я раздумывала: не вытащить ли мне из тайника ключ и не отправится ли наверх, но что могло принести мне это путешествие, кроме ненужных осложнений и опасности быть обнаруженной хранителями? Я находилась где-то в 1953 году, точную дату я решила не узнавать, нужно ведь было поддерживать роль безразличной больной гриппом.

После того, как Фальк решил изменить план действий, хранители занялись приготовлениями с новым усердием. В конце концов, меня отправили в алхимическую лабораторию в сопровождении недовольного мистера Марли. Ему гораздо больше хотелось остаться на совещании, чем следить за мной, об этом нетрудно было догадаться по его кислой мине. Я не осмелилась спросить его об операции «Опал», а просто скорчила такую же недовольную рожу, как и он.

Наши отношения явно ухудшились за последние два дня, но настроение мистера Марли заботило меня сейчас в последнюю очередь.

В 1953 году я сначала скушала фрукты, затем пирожные, и, наконец, уютно устроилась на диванчике, укрывшись одеялами. Не прошло и пяти минут, как я провалилась в крепкий глубокий сон, не обращая внимания даже на неприятный свет электрической лампочки. Даже мысли о привидении без головы, которое наверняка шаталось где-то по коридорам нынешнего штаба хранителей, не могли вырвать меня из мирного, освежающего сна. Каким-то чудом я умудрилась проснуться прямо перед обратным прыжком. Вот и замечательно, иначе пришлось бы мне шлёпнуться прямо к ногам мистера Марли, свернувшись калачиком.

Вместо приветствия мистер Марли удостоил меня лишь короткого кивка. Пока он заносил запись в журнал, (наверняка что-то вроде Рубин испортил все планы и вместо того, чтобы исполнить свой долг, плевал в потолок и пожирал фрукты в 1953 году), я спросила, не ушёл ли ещё домой доктор Уайт. Очень уж мне хотелось знать, почему он не выставил меня симулянткой перед всеми присутствующими.

— Сейчас у него нет времени на то, чтобы возиться с вашей болячкой, то есть, болезнью, — сказал мистер Марли. — В эти минуты все готовятся к внедрению операции «Опал» в министерство обороны.

«И я не могу присутствовать на этих приготовлениях. По вашей милости.» — Эти невысказанные слова повисли в воздухе, как будто он всё же произнёс их.

Министерство обороны? При чём тут оно? Этого обиженного мистера лучше не спрашивать, в таком настроении он мне всё равно ничего не выдаст. Казалось, Марли вообще решил, что лучше вообще со мной не разговаривать. Кончиками пальцев он завязал мне глаза и потащил по лабиринту подземных переходов, одной рукой взяв меня за локоть, а другую положив на талию. С каждым шагом его прикосновение казалось мне всё более противным, вдобавок ко всему, его ладони были горячими и потными. Я дождаться не могла, когда же можно будет стряхнуть их с себя, и не преминула это сделать, как только мы оказались на винтовой лестнице, которая вела на первый этаж. Вздохнув, я сняла с глаз повязку и объявила, что отсюда я смогу дойти до лимузина без посторонней помощи.

— Но я вам этого не позволю, — запротестовал мистер Марли. — К тому же, проводить вас до дверей — одна из моих прямых обязанностей.

— Да бросьте вы! — я с досадой оттолкнула его руку, когда мистер Марли попытался, было, снова нацепить мне на глаза повязку. — Остаток пути я и так знаю отлично. А если вам так уж хочется проводить меня до дверей, то для этого, наверное, не обязательно держать руку у меня на талии.

Я снова зашагала вперёд.

Мистер Марли, возмущённо сопя, следовал за мной.

— Вы так себя ведёте, будто я задел вас за живое своей неучтивостью.

— Именно так, — сказала я, чтобы позлить его ещё больше.

— Значит, действительно… — выкрикнул мистер Марли, но его слова заглушил вопль с сильным французским акцентом.

— Молядой челявек! Ви же не собираетесь вийти на люди без воротник! — перед нами открылась дверь ателье, и оттуда вышел Гидеон, а следом за ним просеменила мадам Россини. Она размахивала руками, в которых был какой-то белый кусок материи. — Стойте! Ви что, действительно думаль, что я сшила этот воротник так, из чистого плезир?

Гидеон остановился и тут же заметил нас. Я тоже замерла на месте, к сожалению, не так непосредственно, как Гидеон, наверное, в этот момент я походила на настоящий соляной столп. Вовсе не потому, что меня ошарашил его внешний вид: странная утолщённая куртка с бицепсами как у тяжеловеса, сидящего на анаболиках. Просто сейчас, как и при каждой нашей встрече, единственное, на что я была способна — это пялиться во все глаза. Сердце моё снова забилось быстрее.

— Думаете, такое уж большое удовольствие вас потрогать! В жизни не стал бы этого делать добровольно, если бы не указания начальства, — заунывно причитал за моей спиной мистер Марли. Гидеон при этом поднял вверх бровь и насмешливо мне улыбнулся.

Я постаралась как можно скорее ответить ему такой же насмешливой улыбкой и выразительно задержать взгляд на дурацком пиджаке, смешных дутых штанах и длинных чулочках, которые терялись где-то в туфлях с широкими пряжками.

— Достоверность, молядой челявек, вот что важно! — мадам Россини всё ещё грозно сотрясала воздух злосчастным воротником. — Сколько можьно вам объяснять? Ах, неужели это ти, бедная больная моя лебё'ушка? — её круглое лицо озарилось улыбкой. — Бонжур, ма пти! Скажи, будь добра, этому глюпому мсьё, что лучше меня не злить (сказала она при этом «лютьше» и «слить»).

— Ладно, ладно вам. Давайте сюда эту штуку, — Гидеон позволил мадам Россини положить себе на плечи накладной воротник. — Не понимаю, меня ведь там всё равно никто не увидит. А даже если и увидит, неужели прямо день и ночь напролёт люди таскали на шее такую вот плиссированную юбку?