Олег Дивов - Ночной смотрящий Страница 36

– О чем и речь. Когда ты перестанешь на него пялиться и начнешь работать? Тебе осталось-то всего ничего.

– Он мне не нравится, – сказал Миша. Почти агрессивно сказал. Непонятно было, в чей адрес – депутата, его портрета или вообще собственной жены.

– Знаешь, Михаил… Я тебе вроде работать не мешаю. Я все делаю для того, чтобы тебе было в этом доме удобно. Да?

– Ну… – признал Миша, догадываясь, чего ждать дальше.

– Так вот! – В голосе Кати лязгнул металл. – Тебе не кажется, что должен быть хоть какой-то ответ с твоей стороны?

– У тебя косметика заканчивается? – поинтересовался Миша осторожно.

– Не в этом дело, Михаил. Не в этом дело.

– Понимаю… – вздохнул Миша.

– Да ничего ты не понимаешь.

– Куда уж мне…

– Тебе нужно всего-навсего быстро намалевать этого урода. Потом его жену. Потом дочь. Потом любовницу. Неужели трудно, Михаил, раз в месяц…

– Схалтурить, – подсказал Миша. – Во всех отношениях. Да, трудно. Раньше было нетрудно, а теперь – надоело. Я вообще-то художник.

– Художник, который не знает теории живописи? Хм.

– Знаю!

– Хорошо, – подозрительно легко согласилась Катя. – Значит, халтурить ты у нас больше не можешь. Угу. Но что тебе мешает рисовать их так, как ты считаешь нужным?

– Если я начну работать с этой шушерой в полную силу, – горько сказал Миша, – через месяц у нас не останется ни единого заказчика. И не будет уже никогда. Они просто разбегутся.

– Ха! А сейчас ты чего добиваешься? Того же самого. Ты не работаешь вообще, и они точно так же разбегаются.

– Да закончу я этого урода, закончу на следующей неделе!

– Ну-ну… Посмотрим. И угораздило же меня связаться с рохлей…

– Ты готова или нет?! За каким дьяволом мазаться, если тебя все равно никто не увидит…

– Уви-и-дит, – промурлыкала Катя. – Кое-кто непременно увидит. А ты заткнись. Не понимаешь, что нужно женщине, вот и заткнись.

– Извини, – вздохнул Миша. – Но… Ты не могла бы чуточку поторопиться, а?

– Куда спешить? Ночь дли-и-и-нная… Краси-и-и-вая… Вкус-с-с-ная… До чего же я люблю ночь!

– Это, конечно, замечательно, вот только у меня уже крыша едет, – пожаловался Миша.

– С чего бы это? – поинтересовалась Катя.

– Голодный, вот с чего, – признался Миша сквозь зубы. – Как-то очень быстро все на этот раз. Ощущение, будто каждого таракана в доме слышу…

– А ты скушай тараканчика, мой хороший, скушай…

– Катенька! – взмолился Миша. – Мне действительно плохо. Честное слово. Очень плохо. Давай уже пойдем? А то…

– А то что?

– Ничего, – отрезал Миша. Его рвало на улицу. Буквально выворачивало. Телесно он еще оставался здесь, но что-то главное – душа, наверное – просочилось за стены и теперь множеством невидимых щупалец обследовало мир. Обостренное голодом восприятие стало невероятно тонким, и многое из происходящего вокруг причиняло Мише чуть ли не физическую боль. Соседние квартиры, двор, небо над крышей, земля под домом… Везде что-то творилось, и все это было отвратительно. Потревоженная ворона на дереве скрежещет когтями по ветке – будто по сердцу наждаком. Храпят соседи – кажется, от этого звука стошнит. Какая-то непонятная возня в кустах за аркой, ведущей из двора-колодца на улицу, – фу, до чего грубо!

Стоит утолить голод, и все станет на свои места. Ночь окажется волшебно красива. Можно будет жить ею, дышать, впитывать эту ночь в себя и радоваться ей. Стоит только утолить голод… Пока остался хоть какой-то минимальный контроль, пока еще не поздно…

Будто подпружиненный, Миша вскочил с табурета и вылетел в прихожую. Рванул дверную ручку. Пронзительный негодующий вопль жены почти остановил его. Почти.

Во дворе Мише сразу полегчало. Держась рукой за грудь, в которой бешено колотилось сердце, он несколько раз судорожно вздохнул и почувствовал себя человеком. То есть не совсем человеком, конечно. Хотя бы просто собой. Личностью довольно странной, но отчасти сохраняющей интеллект и какие-то эмоции того Миши, которого он знал по прежней жизни.

Теперь нужно эту личность подкормить, и сразу все наладится.

«Ну что, доволен? – подумала совсем рядом Катя. – Вые…нулся?»

Миша от неожиданности подпрыгнул и опять схватился за сердце.

– Господи… – пробормотал он. – Это ж надо так напугать… Чуть не до смерти.

«Да я б тебя и убила, будь моя воля», – подумала Катя брезгливо.

На всякий случай Миша решил не оборачиваться. Он знал, что Катя стоит за левым плечом. Одетая в черное, от этого еще более красивая и сексуальная, чем обычно. Он бы с наслаждением ее рассмотрел внимательно, тая от любви. Даже сейчас – с наслаждением. Вспомнил бы, что давно не рисовал ее… Но оборачиваться и пялиться на жену именно сейчас было глупо. Миша спиной чувствовал, какое у нее выражение лица.

«Нож не забыл?» – подумала Катя.

Тут Миша не выдержал и оглянулся. «Что со мной происходит? Неужели я действительно слышу ее мысли? Раньше ничего подобного не было. Боже, в кого я превращаюсь? В такой же ходячий злобный ужас, как она?.. Интересно, а Катя слышит, что именно сейчас думаю я? Ой!»

«Нож, – мысленно повторила Катя. – Забыл, да?!»

Миша таращился на жену, то ли подглядывая, то ли подслушивая, как именно она передает ему свои мысли. «И не только мысли, – догадался он. – Сейчас мне влепят пощечину. И она хочет, чтобы я это почувствовал раньше, чем последует удар. Ей не очень приятно меня бить. Но я ее постоянно раздражаю своей тупостью. Она слишком далеко ушла от меня, слишком изменилась. Ей, бедняжке, со мной тяжело». Миша не без труда вышел из оцепенения и сунул руку в карман.

«Вот он, твой нож, – подумал Миша внятно и отчетливо. – Я не забыл его».

«Наконец-то! – Глаза Кати немного потеплели. – Спящий проснулся. Ладно, пойдем… Чудо в перьях».

Она даже под руку его взяла.

Путь их лежал на улицу через ту самую арку, сразу за которой все продолжалось непонятное шевеление в кустах.

Катя любила делать это медленно.

Две черные тени бесшумно приблизились к костру. «Доброй ночи», – произнесла Катя вкрадчиво. Бродяга поднял голову и застыл, парализованный. Миша, с трудом удерживаясь от желания наброситься на добычу и порвать ее в куски, шагнул вперед. Не-ет, все должно выглядеть аккуратно и эстетично.

Он не отказал себе в удовольствии треснуть бомжа раскрытой ладонью в переносицу. Тело завалилось назад, Миша уселся на него сверху. В тишине раздались два щелчка – выскочило лезвие ножа и раскрылся складной стаканчик. Миша надрезал артерию. Катя подставила стакан под струю. Быстро, жадно выпила. Еще. И еще. Миша тихо застонал, но тут посуду наконец-то передали ему.