Антон Грановский - Посланники тьмы Страница 36

Булыга замолчал. Купцы несколько секунд сидели молча, думая, что он продолжит или объяснит, но Булыга помалкивал.

– Это как же понимать? – спросил тогда один из купцов. – Выходит, Владух ходил по городу после того, как его схоронили?

– Выходит, что так, – ответил купец Булыга. – Но это еще не конец истории. С тех пор еще три человека видели Владуха в разных местах. Был он угрюм и неразговорчив. Кончилось тем, что родичи Владуха решили раскопать его могилу, чтобы убедиться, что мытарь все еще в гробу.

– Это как же? – удивился один из купцов. – Да разве его не сожгли?

Булыга качнул кудлатой головой.

– Нет. Его мать – христианка, да и сам он чуток тоже.

– Вот оно что. И чем все закончилось?

– Вчера утром могилу Владуха раскопали.

– И что? – хрипло спросил один из купцов. – Был он в могиле?

Булыга усмехнулся и прищурил глаза.

– Был. Да только лежал не так, как его уложили, а на боку. И рот у него был весь испачкан кровью. А кровь та была – черным-черна.

Несколько секунд купцы молчали, пораженные услышанным. Затем один из них, самый смелый, тихо поинтересовался:

– Стало быть, Владух вставал из могилы и гулял по городу?

– Стало быть, так, – кивнул Булыга.

И тут вдруг один из купцов уставился на что-то, выкатив глаза, стукнул Булыгу по плечу и пробормотал дрогнувшим голосом:

– Так вон же он!

– Кто? – не понял Булыга.

– Мытарь Владух, о котором ты рассказывал.

Купцы, как по команде, повернули головы.

– Верно... – дрожащим голосом проговорил купец Булыга. – Это он.

Глеб повернул голову и взглянул туда, куда смотрели купцы. За столом сидел худощавый мужик с курчавой темной бородкой. Он сидел неподвижно, глядя на свою кружку так, будто никак не мог вспомнить, что с ней делать.

– Что же это? – еле слышно пробормотал один из купцов. – Выходит, он и впрямь ходит?

Булыга вдруг отодвинул кружку и глухо пророкотал:

– Пойду и спрошу его прямо.

– Булыга, не надо!

– Пойду и спрошу, – упрямо повторил купец.

Он поднялся с лавки, однако дальше этого дело не пошло – видимо, решимость покинула его.

– Ну? – нетерпеливо спросил его один из собутыльников, самый молодой и нетерпеливый. – Так ты идешь? Али испужался?

– Не подначивай его, Заслав, – прогудел пожилой купец. – Негоже живому человеку к мертвяку приставать.

– Я пойду, – угрюмо проговорил Булыга. – Пойду и спрошу. Ну, что он мне сделает? Тут ведь полно народу.

– Верно, – кивнул молодой купец. – Поди и спроси прямо.

Булыга двинулся с места. Глеб, внимательно следя за ним взглядом, непроизвольно положил руку на ольстру.

Булыга сделал вид, что проходит мимо стола, но вдруг остановился и, уставившись на худощавого мужика, воскликнул:

– Ба! Никак Владух!

Мужик вздрогнул и медленно поднял на Булыгу взгляд. Булыга попятился, но, скосив глаза на своих приятелей, снова приободрился и смело проговорил:

– Владух, это ведь ты?

Несколько мгновений мужик пристально смотрел на Булыгу, затем единым махом вскочил с места, схватил купца за горло и, резко дернув руку вбок, с хрустом свернул ему шею. Все это произошло так быстро, что никто ничего не успел понять.

Разжав пальцы, худощавый мужик бросился к двери, но дорогу ему преградил Глеб. Громыхнувший выстрел потряс стены кружала.

Мужик отшатнулся в сторону, споткнулся об лавку и повалился под стол.

– Булыга! – заорали купцы, спрыгивая с лавок.

Глеб, не обращая внимания на суету, поднявшуюся вокруг, подошел к столу, отпихнул ногой лавку и, держа ольстру наготове, заглянул вниз.

Изумлению его не было предела. Никакого трупа он на полу не обнаружил. Там, где должен был лежать ходячий мертвец Владух, лежала лишь его одежда. Приглядевшись, Глеб разглядел на досках стремительно тающие ошметки черной слизи.

– Где ж он? – услышал Глеб рядом с собой удивленный голос молодого купца. – Куды ж он подевался?

Глеб, не отвечая, сунул ольстру в кобуру, повернулся и стремительно зашагал к выходу. В голове его крутилась странная мысль. Он словно бы что-то заметил, что-то чрезвычайно важное, но что именно – никак не мог понять.

На мгновение Глебу показалось, что он почти ухватил ускользающую мысль, но она тут же растаяла, оставив в душе Глеба чувство потери и странную, досадную пустоту.

Когда он отошел от кружала на двести шагов, досада, поселившаяся у него в душе, стала перерастать в нечто иное. В нечто страшное и неистовое, что пульсировало, содрогалось у него в сердце и в голове, в такт все возрастающей, такой же пульсирующей и дергающей боли в плече.

Яд лиловой кишенской ящерицы продолжал бродить по жилам Глеба.

6

Ольстра с полным магазином в заплечной кобуре, меч у бедра, метательные ножи в ножнах-сотах, прикрепленных к поясу. На голове – капюшон. Что еще нужно герою, чтобы добраться до логова врагов неузнанным и расправиться с дюжиной вооруженных до зубов мерзавцев?

Поступь Глеба была легка и пружиниста, взгляд – мрачен, зубы крепко стиснуты. И только дьявольская боль в плече мешала ему мыслить четко и хладнокровно.

Не дойдя до кружала Бавы Прибытка полусотни метров, Глеб открыл берестяную коробку и тщательно вылизал ее. Однако толку от этого не было никакого. Бурая пыль закончилась, а те жалкие крохи, что ему удалось слизнуть, уже не помогали.

– Дьявол! – рявкнул Глеб, с хрустом сжал коробку в руке и швырнул ее в грязь.

В ушах у Глеба зазвучали страшные слова Рожены:

– Боль начнет сводить тебя с ума. Ты невзлюбишь весь мир, человеческие лица станут тебе ненавистны. Душа твоя наполнится яростью и злобой, и ты станешь опасен для людей, как бешеная собака. Ты захочешь убивать. И будешь убивать.

По коже Глеба пробежала дрожь, глаза заволокло багровой пеленой. И вдруг непреодолимое желание убивать охватило Глеба и подчинило его себе. Рубить мечом, ломать руками, рвать зубами. Убивать! Убивать или быть убитым! Теперь он знал, что чувствуют взбесившиеся псы.

Первоход вскинул руки к голове и стиснул виски.

«Это все яд, – сказал он себе. – Это не я. Чтобы победить охоронцев Бавы, мне нужен трезвый и холодный ум. Боги Семаргл и Хорс, помогите мне! Прошу вас, помогите!»

Но помощь не пришла. Боль железным обручем стянула плечо, вонзила в него свои острые зубы, выпустила в рану разъедающий, жгучий яд. Глаза Глеба затянуло бурой пеленой. Из горла его вырвался звериный, клокочущий рык.

Он выхватил из кобуры ольстру и зашагал к двери.

На пути у Глеба показались два охоронца – высокий и низкий. Глеб, не останавливаясь, вскинул ольстру и дважды нажал на спуск. Первая пуля пробила высокому охоронцу живот, вторая вырвала из его шеи кусок мяса.