Сергей Фокин - Ночь перед Рождеством 2020 Страница 36

22

Старик смотрел на неё неотрывно, но молчал. По-видимому, привык за свою долгую жизнь к женским слезам. Век его велик, и скольких девок загубил, о том история умалчивает.

Через некоторое время полегчало у Оксаны на душе, вытерла она глаза, и призадумалась, наконец, над услышанным.

А старик, увидев, что пришла она в себя, произнёс:

— Дам я тебя понюхать одну травку, название которой ни в одной книге учёной не сыщешь. Редкая очень, и потому ценная. Сам я её найти не могу, не встречал. Кикимора подкинула как-то по осени. Пробирает до мозга костей, скажу без прикрас. А потом рассудок очищается, и смотришь на мир по-иному… Даже мне, старому пню, полезно иногда такое проделывать. Костенеешь тут в одиночестве, забываешь, что сам являешься частичкой Сущего.

Кряхтя, полез старик на лавку и потянулся к висящему на корневищах, как на вешалке, маленькому кожаному мешочку. Спустился, развязал и протянул гостье:

— Дыши запахом, и ничего не бойся. Коли решила бороться до конца, самое страшное для тебя уже позади.

Почему-то доверилась ему Оксана, не побоялась. Поднесла открытый мешочек к лицу и осторожно вдохнула. Трава как трава, будто на сеновале пахнуло… Ан, нет, есть какой-то привкус особый. На языке горчинка появилась. Сделала вдох полной грудью — и закружилась голова, как после катания на карусели в детстве. Туманом мысли подёрнулись, улеглись, словно собаки на цепи при виде хозяина. Затихли…

Чудная трава! Никогда ещё прежде не ощущала девушка, как хорошо становится, когда ум молчит и не лезет со своими суждениями по каждому поводу. Глаза стали видеть яснее и зорче. Уже не такой мрачной показалась берлога Лешего: то ли света в ней добавилось, то ли краски сочные разлились по стенам. Мёртвые пауки, что в углах на порванных паутинах висели с самого лета, заулыбались ей в полный рот и даже подмигивать стали озорно.

Распрямилась у Оксаны спина, лёгкие сами потребовали воздуха… Ещё… Зажмурилась она, как сытая кошка, потянулась.

— Хорошо себя чувствуешь? — понимающе спросил старик.

— Замечательно!

— Довольно на первый раз. — Он забрал мешочек, плотно завязал и снова повесил под потолок. — А теперь смотри вглубь себя и думай о том, как будешь метлу делать. До рассвета осталось часа три.

Среди полного затишья в голове у Оксаны появилась мысль, что торопит её Леший, но не от злого умысла, а по-отечески. Встряхнулась она, и ощутила в глубине своего естества шевеление чего-то неведомого, будто пыталось выбраться на поверхность другая часть её личности — той, о которой она не подозревала даже. Закрыла глаза — и увидела, что это такое. И вздрогнула всем телом, потому что мгновенно сковал её испуг. Встретиться с таким на улице — умрёшь от страха. Лапы не лапы, а щупальца какие-то, вместо головы один рот от уха до уха — ухмыляется, мерзость. Знает, что не убежать ей далеко: он и она — это одно целое.

Попыталась тварь протянуть свои руки, но не тут-то было. Испуг Оксаны прошёл в тот самый момент, когда осознала она, что наступает самый главный момент в её жизни: надлежит обуздать чудище и подчинить себе, иначе овладеет он ею. И завязалась борьба…

Когда послышалось жалобное поскуливание, будто глоток свежего воздуха ворвался к ней в грудь. Нервы, натянутые струной, стало отпускать, и гул пошёл по всему телу, словно колокольный звон в часовне. Глаза Оксаны засверкали оранжевым светом, и упала она без чувств прямо на лавку…

Очнулась оттого, что Леший растирал ей виски каким-то пахучим маслом.

— Твоя взяла, — сказал он спокойно, даже буднично. — Теперь появился у тебя на услужении цепной пёс. Он и подскажет, и предостережёт, когда нужно. Только корми его иногда.

— Чем? — Оксана странно было говорить о себе самой в третьем лице. Протянул ей Леший руку, помог сесть. Захохотал при этом, так что лицо скосилось, потом ответил:

— Мелкими пакостями, конечно! Для него это как кость поглодать.

— А не справилась бы, что тогда было?

— Обезумела бы… Много таких людей ходит. Одержимые они. Только сейчас не думай об этом. Знание само придёт со временем.

Девушка кивнула, поднялась со скамьи и осторожно взяла в руки ореховый черенок. Едва только мысль её устремилась в этом направлении, тотчас возник в голове чёткий и ясный план, как сделать метлу проще и эффективнее.

Осмотрев палку, нашла она на ней некоторые недостатки. Попросила у Лешего нож и несколькими точными движениями устранила. Потом повернулась к берёзовым прутикам. Перебрала каждый, прощупала, отделила те, которые не понравились по каким-то причинам, остальные сложила на столе и пошла с ножом к валенкам. Там без всякого сожаления перерезала нить, связывающую пару, и воспользовалась ею для метлы.

Сделала, попробовала, ладно ли лежит на ладони — как пробует свой меч оружейник — и осталась недовольна.

— Первый блин комом, — успокоил старик, увидев скроенную гримасу гостьи.

Она кивнула и посмотрела на него вопросительно.

— Дверь для тебя открыта в любое время, — произнёс Леший, как ей показалось, с некоторым сожалением в голосе. Но размышлять над его словами было некогда, впереди ждали неотложные дела.

Быстро вернулась к очагу, надела просушенную шубу, повязала на голову шерстяной платок и, взяв в руки метлу, повернулась к хозяину.

— Спасибо, дедушка. — Отвесила поклон, не поленилась, чем, кажется, задела старика за живое: давно из обычая русского ушёл такой способ благодарить. А они, старики, тяжело со своими привычками расстаются да к новому привыкают.

— Заглядывай ко мне иногда, — кивнул он, передёрнув кряжистыми плечами, будто мешало ему что. Выходит, не сомневался больше в ней?

— Как же я тебя найду в тёмном лесу-то?

— Захочешь — найдешь…

Она положила свою руку на его шершавую ладонь, легонько сжала и, повернувшись к огню, произнесла:

— Найду. Обязательно найду.

Дверь открылась, повинуясь взмаху метлы. Оксана вышла на морозный воздух и почувствовала вдруг, что для неё всё вокруг изменилось. Теперь и лес, и небо со звёздами, и сама ночь обрели какой-то особый, ранее скрытый смысл. Она видела струящиеся потоки энергии, которые исходили от могучих стволов; замечала танцующих в свете луны бестелесных созданий; осознавала торопливое биение жизни в каждой веточке, каждой сосновой иголке.

Её собственное тело пружинило и пело, а метла просто рвалась в полёт. Оглянувшись назад, Оксана увидела Лешего, стоящего в проёме двери и опершегося на косяк. Берлога пряталась под стволом гигантской сосны, уходя в глубину земли между её корней. Затенённое лицо старика светилось изнутри, и определение этому девушка дать пока не могла.