Алан Гарнер - Совы на тарелках Страница 37

Роджер прижался к мотоциклу, подняв руки над головой, чтобы защититься от ударов, но Нэнси воевала не с ним, а с кружащимися опилками и пылью.

Она не говорила ни слова. Единственными звуками в комнате были ее учащенное дыхание, свист кочерги, рассекающей воздух, скрип половиц и хруст осколков стекла под ногами.

Внезапно она повернулась и бросилась к двери. Роджер последовал за ней, с трудом проглатывая комок, который стоял в горле.

Нэнси была уже на лужайке, она все еще размахивала кочергой, а дождь, не переставая, хлестал и хлестал с мрачного неба.

26

Гвин доедал последние кукурузные хлопья из чашки. На кухонном столе валялись куски сухого печенья. Мать не предложила ему ничего другого, сказала, что он поздно заявился, и Гвин почувствовал облегчение, когда она прекратила наконец помешивать кочергой в печке и пилить его и вышла из кухни. Наверно, подслушивать, о чем говорят там, наверху.

Он глотнул молока из бутылки. Есть все равно хотелось… Внешняя дверь кухни со стуком отворилась, он услышал учащенное дыхание матери, затем распахнулась вторая дверь, и мать чуть не упала в кухню. С проклятьями она стала стряхивать воду с плаща, что есть силы колотя по нему. Кочерга, что была у нее в руке, потеряла форму, съежилась и изогнулась. Весь плащ, волосы, руки матери были усеяны перьями. Те из них, что остались сухими, летали по кухне, тянулись к теплу от печки.

Нэнси освободилась от плаща, сбросила его на пол. Туда же полетела кочерга. Влажные волосы закрыли Нэнси один глаз, прилипли к углу рта. Она откинула их рукой, облепленной перьями.

— Надевай свой плащ! — сказала она. Сама пошла наверх. Гвин допил молоко, наблюдая, как рыжевато-коричневые перья летают по кухне. Он слышал, как наверху мать ходит по комнате, как затягивает скрипучие ремни на чемоданах, слышал два гулких удара об пол. Потом она стала спускаться по лестнице, со ступеньки на ступеньку переставляя тяжелую ношу.

Гвин продолжал сидеть за столом. Мать надела плащ и непромокаемую косынку от дождя, завязала ее под подбородком.

— Пошли, — сказала она. — Бери чемоданы.

— Куда мы собрались? — спросил Гвин.

— В Абер.

— Ведь мы хотели завтра,

— Заткнись и делай, что тебе сказали!

— Как мы поедем?

— На такси до станции.

— Это же двадцать миль. Где ты возьмешь такси?

— По телефону. Поднимайся!

— Телефон около магазина, — заметил Гвин. — А дождь жуткий.

— Я не останусь тут ни минуты, — сказала мать. — Надевай плащ и бери чемоданы, не то получишь такую трепку, какой еще не знал!

— Такси очень дорого, — возразил Гвин. — Что случилось?

— Не твое дело!

— Я не поеду, — сказал Гвин. — Можешь сама тащить свои вещи. Я остаюсь с отцом.

Нэнси, которая надевала в это время перчатки, натягивая их на каждый палец, замерла, услышав, что сказал Гвин. Она обошла стол и приблизилась к сыну.

— В чем дело, мальчик?

— Мой отец… Он ушел… От всего… Я не буду… Не хочу заканчивать так… Как он. Или как ты…

Нэнси размахнулась и ударила его. Удар был неожиданным, он пришелся по голове. Гвин упал со стула. Нэнси схватила его плащ, что висел за дверью, кинула ему.

— Поднимайся! Пошли!

— Почему ты никогда не говоришь со мной нормально? — сказал Гвин. — Я помогу тебе, но ты еще увидишь…

Он отряхнул перья с одежды, надел плащ, поднял оба чемодана, пошел к дверям.

— Дождь не перестает, — сказал он.

— Твоя шапка у тебя в кармане.

— Может, я схожу позвоню, а ты подождешь?

— Нет. Я не останусь тут.

— Тогда иди ты. Я подожду.

— Заткнись и выходи!..

Они двинулись по дорожке от дома. С первых же шагов холод охватил Гвина — озябли плечи, потом спина, ноги, потом все тело, но ему вдруг сделалось приятно и покойно. Он высунул язык, поймал несколько дождевых капель, скатившихся по лицу.

Никогда еще он не видел так отчетливо, как падает с неба ливень, сейчас эти струи были для него живыми, он всем телом ощущал завесу, отделявшую его от гор. И, благодаря горам, улавливал, что этот ливень — шириной почти в милю и столько же, если не больше, в вышину. Он не отрывал глаз от дождевой пелены все время, пока шел к телефонной будке. Мать следовала за ним, ей приходилось почти бежать на полусогнутых ногах.

Потом она обогнала его и, когда он дошел до будки, стояла уже внутри, показывая ему жестом, чтобы он остановился. Он поставил чемоданы на большой плоский камень, огляделся.

Там, где за день до этого текли спокойные ручейки, низвергались целые водопады. Гвин подумал, как там сейчас, на Черном Пристанище…

У Нэнси что-то не получалось с телефоном. Она яростно нажимала кнопку «Б».

Люди шли мимо, по дороге. Звонил колокольчик на дверях магазина. Женщина гнала корову. Сгорбленные мужчины, накинув на плечи мешки от дождя, появлялись из-за живой изгороди, из-под навесов. Никто не спешил. Гвин увидел собаку с бельмом на глазу, но она не проявила к нему никакого интереса. Зато о людях этого нельзя было сказать. Прежде чем он сообразил, что происходит, вокруг телефонной будки собралась небольшая толпа.

— Эй, парень!

— Это твоя мать звонит?

— Это ведь Нэнси!

— Что ей нужно от этого старого телефона?

— Куда она собралась?

— Смотрите, с чемоданами!

— Скверный день.

— По радио передали предупреждение о наводнении.

— Вы куда-то уезжаете?

— Далеко?..

Одни говорили по-валлийски, другие — по-английски. Гвин слышал мерное бормотание, к нему никто не обращался — это был спокойный разговор о нем и с ним, но между собой.

Нэнси нажимала теперь кнопку «А».

— Мы уезжаем, — сказал Гвин. — Прямо сейчас. В Абер. Мать звонит, чтобы заказать такси до станции. Мы больше не вернемся. Подождем такси, а потом уедем и никогда не вернемся. Такси будет здесь через полчаса.

— Такси?

— Интересно, откуда?

— Это же уйма денег!

— Твоя мать всегда была своевольной.

— Да, наша Нэнси все делала по-своему.

— В нынешнее время такси… Надо же!

— Ну и ну…

Толпа редела, люди стали расходиться, женщина с коровой продолжала свой путь.

Нэнси приоткрыла дверь телефонной будки.

— Такси сейчас приедет, — сказала она. — Стой тут и приглядывай за чемоданами.

— Я подожду в магазине, — сказал Гвин.

— Ты подождешь здесь. Не хочу, чтобы ты слушал, что они болтают своими языками.

— Ладно, мне без разницы, — сказал Гвин.

— О чем они тут говорили? — спросила Нэнси.

— О тебе.