GO-блин - Ночной позор Страница 37

Короче, славный боец, помимо остальных своих превосходных качеств, время от времени выступает еще и как колдун-превращенец.

Это значит, что он может обращаться в некоторое животное, просто так, сам по себе, без помощи заклинаний и ингредиентов, которые для этого потребовались бы даже такому монстру, как, например, Закидон.

А теперь быстро, на счет три, угадайте, в какую живность способен превращаться мой славный друг?

Для тех, кто на бронепоезде, повторяем. Остальные могут сразу перескочить к следующему эпизоду.

Имя: Утка. Специальность: колдун. Особенность: превращенец.

В этом логическом ряде заключается ответ на загадку.

Ясно? Поехали дальше.

Теперь те, кто сразу разгадал мой нехитрый вопрос, тоже могут подключаться к действу.

Верховные маги, с запозданием разобравшись в природе происходящей с помидорами аномалии, совместными усилиями смогли обратить процесс в созидательное русло, остановив образование энтропии, и отправили теплицу в вечное плавание.

Нас заставили подробно описать свои чувства, переживания и ощущения, которые были занесены в протокол и подшиты к делу.

Затем выездная комиссия Контроля снялась и уехала, оставив раненых бойцов долечиваться в местной больничке. Вот, собственно, и все.

Гигантская утка, летавшая над городом, породила массу слухов, но даже в районной малотиражке не появилось никакого сообщения, за что следует благодарить отдел сохранения секретности и обеспечения тайны вкладов… то есть организации.

— Ты бы еще дольше там торчал,— воспитывал меня Утка.— Я же не вертолет, в воздухе зависать не умею. Пока нашел тебя, где ты там кувыркался, да пока догнал… Эти еще за перья цепляются… Пассажиры.

— Жалко, ты снизу на нашу теплицу не посмотрел. Красиво летела, как космическое тело. Вечером на небосклоне еще сверкала, как звезда,— говорил немного романтичный Серюня.

Я ковырял обивку сиденья, намереваясь добраться до поролона. Мимо неслись поля и огороды, дымили трубы электростанций, химкомбинат, окруженный страшненькими деревьями, плодоносили которые, по слухам, похожими на красные апельсины ядовитыми топинамбурами.

Вечером, прощаясь, я подумал; если Утка у нас, сами понимаете, утка, то Рыбка, выходит… ага! Ух ты! Ни фига себе… Мхе-хе. Хе.

Я хлюпал носом, в то время как мой непосредственный начальник, покровитель и руководитель Гэндальф Калиострович Хайзенпфеффер страшным голосом орал на верховного колдуна, главу могущественного оперативного отдела Шовенгаса Анатольевича Закидона.

С шефом, когда он в гневе, лучше не спорить. Правда, впервые этот гнев был, что называется, в мою пользу, так что я во всю наслаждался моментом, зная, что вновь подобное случится очень не скоро.

— Вы мне не тычьте,— Закидон, бедняга, пытался еще хорохориться.

— Иди в жопу! — кричал Гоня, размахивая руками.— Не было никакой договоренности подвергать такой опасности моего человека!..

Такое говорить, пожалуй, не следовало, но все равно приятно. Давай, Гэндальф, всыпь ему.

— Вы сами, кажется, говорили, что за такие деньги я волен его на костре поджарить! — не сдавался Закидон. А вот это уже интересно, какой такой костер? Какие такие деньги?

— О костре — речь особо,— твердил Гоня.— А за высотные работы надбавка полагается особая!

— Э-э-э!..— Я попробовал привлечь к себе немного внимания. Как-никак обсуждалось мое непосредственное здоровье.

Маги дружно отмахнулись от меня, продолжая жарко спорить.

Я плюнул в горшок с цветами и ушел, негромко хлопнув дверью. Чувствую, моей работе в Контроле пришел конец. Все хорошее когда-нибудь обязательно кончается.

Даже эта глава.

Канцелярская папка, обычная, картонная, со скоросшивателем. На папку наклеен серый листок из дешевой, вторично переработанной бумаги, на котором типографским способом отпечатаны буквы «Протокол вскрытия…» (зачеркнуто от руки, сверху, корявым почерком: «Санитарно-гигиеническая оценка объекта»)

Вместо санитарно-гигиенической оценки объекта в папку вложено несколько вырванных из ученической тетрадки двойных листков в линию.

«…Вследствие героических действий бойца оперативного отдела, проходящего в списках под псевдонимом Утка, оперативно-следственная группа была спасена из уносящейся в мировое пространство помидорной плантации, за что упомянутого бойца предоставить ко внеочередному отгулу с занесением в послужной список…»

ЧЕТВЕРГ ВТОРОЙ

СПЛОШНОЙ ПОЗОР

ГЛАВА ПЕРВАЯ

В которой меня пытаются незаслуженно убить, и еще я чудом избегаю заключения

Крошка Лили полировала свои ногти. Я с тоской вспоминал веселые будни контролерской работы: проверки, взятки, мелкие вымогательства и прочие славные вещи, без которых трудно представить себе жизнь крупного солидного предприятия.

То ли дело мы, мелочь пузатая.

Ну Гоня, ну мудак, в жизни не прощу. Как можно было так с Закидоном разругаться, чтоб тот меня прочь выставил? Даже без выходного пособия?

Закидон ему кричит, мол, мало того, я за него вам плачу, он еще и здесь одну за другой операции проваливает и основной задачи не выполняет.

Гоня говорит, как можно кого-то по руке опознать, если еще рука в варежке, когда в Контроле больше пяти тысяч душ?

Ну тут Закидонушка совсем вспылил и заявил, что раз я такой бесталанный, то могу выметаться прочь. А Гоня ему и выложил, что выметемся, с нас не облезет.

Это с него, может, не облезет, а с меня как раз очень даже облезло. Сиди тут опять, за мизерное жалованье…

Подумать только, каких-то пару месяцев назад я умереть готов был за это рабочее место! Вот что значит вкусить лучшей жизни. Жаль только, обратно в контролерский рай больше не пускают.

Рылом не вышел.

Я встал и прошелся по кабинету, упершись лбом в стекло. Так и не вымыл, надо же…

В парке напротив весна вступала в свои права. Показалась трава на проталинах, темнеющих на фоне грязного снега, черные мокрые деревья потихоньку оживали, стряхивая оковы зимней спячки, щебетали птицы, прилетевшие с помойки грачи ковыряли клювами обнажившуюся землю, надеясь, очевидно, отыскать там каких-нибудь витаминных червяков или личинок.

Первое время я на Гоню, конечно, дулся, но затем оттаял как-то, поддавшись очарованию весны и короткой юбки, которую Крошка Лили нацепила впервые после холодов, вроде как специально к моему возвращению.

Дни поползли, а потом полетели, слившись в однообразную череду. Поначалу трудно было вжиться в строгие рамки, налагаемые законом на простых подконтрольных. Ни тебе даже спичку колдовством зажечь сверх лимиту, изволь чиркать, как все люди.