Елена Костромина - Трафарет вечности Страница 37

Достав из кармана пачку банкнот, передал Кузе деньги. Тот взвесил ее на ладони. Затем посмотрел сверху вниз на коротышку:

— Мне пересчитать?

— Зачем пересчитать? Разве не правильно посчитал? А! Вот, возьми еще тысячу, не обижай! Пересчитать!

Достал еще пачку, намного меньше и протянул Кузе. Тот взял деньги, сложил вместе с остальными, протянул ему ключи от дома.

— Это — ключ от ворот, это от гаража. Эти два от дома. Приятно вам провести лето.

Кузя легко выбежал на крыльцо, взял спортивную сумку, забросил ее себе на плечо и, дружески кивнув огромному охраннику, сел на мотоцикл и укатил.

Муж и жена проводили Кузьму задумчивыми взглядами.

— Ну, я пойду, в эту… спа, — сказала, наконец, женщина.

— Иди, любимая, — кивнул головой муж, — иди спать. Я по дому похожу. Игорь!

В гостиную вошел охранник:

— Звали, Джангули Борисович?

— Пойдем. Погуляем по дому.

Охранник молча кивнул. Вдвоем они пошли на второй этаж. Осматривая спальни и большой кабинет на втором этаже, Джангули не скрывал своего восторга:

— Какой кабинет! Его дед большим ученым был, да! Какие книжки! Все в кожу переплетены, с золотом!

— На третий этаж пойдем? — спросил охранник.

— Пойдем, конечно пойдем! Мансарда посмотрим!

Они поднялись в мансарду. Там располагались три комнаты, разделенные коридором. В конце коридора таилась дверь. На ней висела табличка, как на трансформаторной будке "Не влезай, убьет!" На двери не было замка, но она была закрыта на засов.

— Что такое? Зачем убьет? Игорь, открой, — скомандовал Джангули.

— Джангули Борисович, зря, что ль написали? — спросил Игорь.

— Не спорь, открывай! Я дом снял? Я знать хочу, что я снял!

Игорь отодвинул задвижку, открыл дверь. Они с интересом заглянули в комнатку и, в изумлении, попятились.

В комнате не было окон, но ее убранство полностью копировало русскую деревенскую избу с русской печью, деревянными лавками, рушниками и чугунками. Единственным диссонансом в обстановке были три картины "Венера перед зеркалом" великих живописцев Веласкеса, Рубенса и Тициана в рамах стиля "барокко".

Джангули, удивленный такой обстановкой, совершенно не свойственной дому, зашел в комнату и стал осматриваться, задержавшись взглядом на картине Рубенса.

С печи свесилась змееобразная голова и хрипло спросила, моргнув желтыми глазами.

— Кузька, ты?

Стоящий на пороге Игорь издал серию булькающих звуков, показывая руками на печь. Ни одного членораздельного слова произнести он не смог.

Второй голос, более басовитый, чем первый, пробурчал:

— Да не Кузьма это, какие-то лохи у него опять на лето дом сняли! — и с печи свесилась вторая голова.

Джангули повернулся к печи и остолбенел.

— Че вылупился? Жрать давай! — сказал третий голос, и с печи спрыгнул самый настоящий Змей-Горыныч о тех головах. Джангули попятился, отступая к двери.

— Где еда? — спросил Горыныч, глядя на Игоря.

Игорь рухнул навзничь, как стоял. Джангули, в этот момент дошедший до порога, со страху захлопнул дверь, закрыл ее на задвижку и сбежал вниз.

— Ланочка! Ланочка! Поехали быстрее отсюда!

Жена откликнулась из ванной:

— Что случилось, Джангульчик?

— Быстро! Поехали отсюда! — прокричал напуганный бизнесмен, вбегая в ванную.

Его жена сидела в ванной по шею в мыльной пене.

— Нет, мне здесь нравится… Мы же столько денег заплатили…

Джангули в отчаянии, всплеснул руками.

— Какие деньги, женщина! Не надо мне его денег! Пусть забирает! Поехали отсюда!

Он схватил ничего не понимающую жену, вытащил ее из воды, и потащил к двери. В ванную просунулась одна из голов, осуждающе поцокала раздвоенным языком и исчезла. Женщина истошно заверещала, прикрываясь руками.

— Да не ори ты! Башка трещит! — всунулась вторая голова и снова исчезла из дверного проема, — Даже не смотри, — раздалось в коридоре, — Костлявая — страсть!

— А по говору, вроде, хохлушка?

— Наверное, депортировали, что бы нацию не дискредитировала…

— Ага… Сисек — совсем нет!

Все три головы снова засунулись в дверную щель и хором сказали, глядя на бизнесмена:

— Ты бы хоть силиконовые ей пришил! А то…!

Бизнесмен с голой женой опрометью выскочили из ванной через второй выход. Про охранника они даже не вспомнили.

— А и то верно, — пробормотал бизнесмен, выруливая на шоссе, — гад трехголовый и то — не польстился!

— Скатертью дорога! — раздались им вослед три голоса.

Кузя мчался по дороге в Питер на "Харлее", что в свое время, еще до замужества, принадлежал его матери. FXS Low Rider 1977 года выпуска был в великолепном состоянии. Насколько Кузя знал, это был уникальный мотоцикл даже в год своего выпуска, его сделали по спецзаказу, но для Кузьмы главная ценность байка была, конечно же, не в этом.

На Лиговском он завернул во двор огромного дома-колодца, спешился и ушел в парадное, не подарив мотоциклу даже взгляд: его уверенность в том, что "Харлей" останется на месте, базировалась не только на оптимизме…

Зайдя в парадное, он в который раз недовольно поморщился — запущенность подъезда всегда поражала его. Всю жизнь, прожив в собственном доме, где неизменно царила чистота и порядок, он просто не мог понять безобразие, царившее в многоэтажках. Ответственность за порядок и сохранность дома с самого раннего возраста он нес наравне с отцом и дедом и воспринимал это также естественно, как утренний поход в душ.

Вздохнув, он взбежал по ступеням на третий этаж и позвонил в невзрачную деревянную дверь с ярко начищенной медной табличкой "Йоханнсон К.Л.". Через несколько мгновений дверь плавно и беззвучно открылась. Толщиной эта дверь была не меньше Кузиного бицепса. Открывшись, дверь привела его в скудно освещенный коридор, отделанный стеновыми панелями из мореного дуба. В конце коридора, ярко освещенный солнечным светом из невидимой Кузьме комнаты, стоял хозяин магазина "Антик" в безупречном домашнем костюме.

— Вы, как всегда, пунктуальны, Кузьма Петрович. Рад Вас приветствовать, — сказал антиквар так, как будто не видел своего охранника раз в трое суток.

— Здравствуйте, Карл Людвигович, — улыбнулся Кузя.

— Вы все еще переживаете о состоянии нашей парадной? — Карл Людвигович тонко улыбнулся, сделал приглашающий жест и ушел в комнату.

Кузя не торопясь, последовал за ним. Все это было уже много раз и напоминало Кузе балет — все движения были выверены, все партии и все участники расписаны до мелочей. Дойдя до порога, Кузя остановился, частично из-за привычных требований "балета", но в основном из-за того, что посмотреть действительно было на что.