Сердце шипов - Мерседес Лэки Страница 38

class="p1">Очень скоро у меня закололо в боку, и я задышала открытым ртом, как собака, как будто не ехала верхом, а тоже бежала. И как раз когда я поняла, что не продержусь больше ни одного скачка, Кларион резко остановился. Я соскользнула с его спины и рухнула на землю, покрытую густым, мягким мхом. Быстро подняв глаза, я увидела вокруг крошечную полянку с таким же крошечным родничком, бьющим посреди нее, и ручейком, который прорезал мох и утекал в лес.

А рядом с родничком, широко распахнув глаза от удивления, замер единорог.

Он был не очень крупным, размером, наверное, с годовалого олененка, и не таким крепким, как мой пони. Да и вообще не походил на коня с рогом во лбу. Скорее он выглядел как ослепительно белый козлик с аккуратной головой, как у оленя, длинными ногами и изящной шеей. На этой шее красовалась грива, как лошадиная, но намного шелковистее, и у него был длинный хвост с пучком на конце, а в остальном его шерсть была гладкой, как у породистой лошадки. Ноги заканчивались серебристыми раздвоенными копытцами, а во лбу, разумеется, сиял жемчужный рог – крошечный, не длинней моего мизинца, и витой.

Единорог уставился на меня так, будто вот-вот готов удрать. Огромные светло-голубые глаза наполнились ужасом.

– Виридити! – поспешно подал голос Лобо, чем заставил единорога вздрогнуть и перевести взгляд. – Все в порядке! Ужасно срочное дело! Она здесь не для охоты, ей нужна твоя помощь.

Тараторя и заканчивая друг за друга фразы, Лобо и Кларион объяснили, что случилось, и это к лучшему, потому что я, затаив дыхание, просто глазела на невероятно прекрасное мифическое создание. Мне удалось собраться с мыслями, лишь когда Лобо подытожил:

– И Мириам надеялась, что ты разрешишь ей срезать махонький кусочек.

Мы все трое с сомнением уставились на крошечный рожок.

– Он еще растет, – грустно подтвердил наши опасения Виридити мелодичным, чуть хриплым голосом. – Если его повредить, он погибнет, а вместе с ним и я.

Кларион и Лобо посмотрели на меня, но я уже качала головой.

– Нет, ни в коем случае. Я не стану рисковать чужой смертью… даже ради спасения Авроры.

Последние слова застряли в горле, и я всхлипнула. Но я говорила совершенно искренне. Может, где-то у кого-то в городе сохранилась семейная реликвия, кусочек рога единорога…

Однако Виридити подобрался, высоко вскинул голову и взмахнул хвостом.

– А я не позволю маленькой принцессе погибнуть! – заявил он. – Есть и другой способ! Ведите меня к ней!

И мы вновь пустились в бешеную скачку через лес к дороге, а потом понеслись с головокружительной скоростью по ней. И как раз у самого домика, когда бока Клариона уже взмылились от пота и тяжело вздымались под моими ногами, мы увидели летящую прямо на нас Брианну. Мы вчетвером буквально заскользили, поднимая облако пыли, чтобы остановиться, а фея лихорадочно захлопала крыльями и зависла в воздухе. Забавная была бы сцена, если бы не столь серьезные обстоятельства.

Брианна не сводила глаз с Виридити.

– Нет времени! – настойчиво крикнула она. – Дом! Быстро!

Мы домчались к домику, Брианна распахнула его дверь, и по другую сторону оказался дворцовый сад.

Я соскользнула со спины Клариона, отправляя их с Лобо обратно в лес, а сама бросилась к двери. Уговаривать Виридити не пришлось, он держался рядом, и мы вбежали в сад бок о бок. И тут я вдруг поняла, что нам нельзя добираться через обычные входы. Нас смогут окружить придворные. А выбираясь из их толпы, мы потеряем драгоценное время, которого у Авроры явно не было.

– Кухня! – охнула я, направляясь к овощным грядкам и входу рядом с ними. – И по лестнице для слуг!

Мы ворвались на кухню – и все замерло. Воцарилась полная тишина, чего из-за всей творящейся там работы никогда не случалось от самого рассвета до заката.

Первым пришел в себя Одо.

– Ли! Бегом вперед, освободи лестницу! Мири, три вдоха, они тебе пригодятся! – Он подошел ко мне и придержал за плечи, пока я набирала эти три столь необходимые глотка воздуха. – А теперь беги!

И мы помчались по лестнице во главе с Ли, который расчищал нам дорогу до самого верха.

– Прочь! – заорала я, врезаясь в двери детской, и все вокруг отскочили на шаг, открывая нам путь к колыбели.

Мое сердце разбилось на части. Прежде бледная, кожа Авроры теперь приобрела странный мучнистый оттенок. Лишь легкий трепет кружева свидетельствовал о том, что малышка еще дышит. Я не знала, что делать.

Но знал Виридити.

В три козлиных прыжка он добрался до колыбели, ткнулся носом в малышку, подышал ей в щечки. К ним немного вернулся цвет, Аврора тихонько вздохнула и, протянув обе ручки, схватила кончик рога.

Единорог застыл неподвижно, как скала, опустив голову, пока малышка крепко держалась. К ней вернулся румянец, дыхание выровнялось, и медленно, но верно она снова превратилась в здорового ребеночка, которым была еще вчера.

Но одновременно с этим я видела, как жизненная сила покидала Виридити. Его ослепительно белая шерсть стала тусклой, затуманились глаза. Когда Аврора наконец со вздохом отпустила его рог, он, пошатываясь, сделал пару шагов в сторону и едва не упал.

Едва – ведь мой дорогой папа успел поддержать Виридити, а затем помог ему лечь на постель, которую мама и Мелали наспех соорудили из подушек и наброшенного на них одеяла.

Виридити выглядел ужасно.

– Воды, быстро, – приказал папа Ли, и тот побежал за тазом.

Однако моя магия фей рвалась наружу. Я ощутила, как она меня подталкивает, и сразу поняла, что нужно сделать.

Я присела рядом и положила голову Виридити себе на колени. Настал мой черед обхватить его рог ладонями, но на этот раз сила потекла не из него. А из меня к нему. Наитие сразу же подсказало: он использовал собственную врожденную силу, и через его рог она преобразовалась в то, что сумело исцелить Аврору. И теперь я восстановлю его магию, отдав ему свою.

Не знаю, видел ли кто-то – кроме Брианны, разумеется, и, возможно, Джеррольда, – как это происходило. Золотистый поток из моих рук стекал в рог Виридити, словно сила была жидкостью, и он ее впитывал. Я видела это и чувствовала – и велела хлынуть быстрее. И чем больше моей силы вливалось в него, тем лучше единорог выглядел. Шерсть медленно возвращала надлежащий блеск. Грива из жесткой, как солома, снова стала шелковистой. И, наконец, выцветший, словно сухое дерево, рог обрел былое жемчужное сияние. Единорог тяжело вздохнул и открыл глаза. Их больше не затягивала молочная пелена, они казались яркими