Маргит Сандему - Любовь Люцифера Страница 38

— А если ты вообще не выйдешь оттуда?

Окинув взором призрачный замок, она сказала:

— Дай мне четыре дня!

— Четыре дня? Ты что, с ума сошла? Я рассчитывал на несколько часов!

— Четыре дня — крайний срок. Четыре дня я смогу прожить без еды. Если я не вернусь к этому времени, можешь считать, что мне не повезло. Но, конечно, я сама надеюсь, что все это займет не несколько дней, а несколько часов. А еще лучше — минут, — с улыбкой добавила она.

Он озабоченно посмотрел на нее:

— Ты совершенно не боишься! Ты просто не знаешь, на что они способны!

— Говорят, что нечувствительность к страху — признак слабости. Но я считаю, что лучше избегать таких нервных напряжений. Вильяр, мне должна сопутствовать удача! Иначе нам придет конец. Всему нашему роду.

— Я это знаю. Я подожду здесь, по крайней мере, пока ты не войдешь в дом. Если ты только сможешь туда войти. Большинство не смогли пройти дальше ворот.

Она кивнула.

День был светлым, хотя и пасмурным. Она снова посмотрела на дом, и ее охватила бесконечная грусть. Когда-то Гростенсхольм был гордостью округа. Мейдены и Люди Льда прекрасно жили здесь. Лив сажала здесь розы. Теперь не осталось ни одного кустика. Даг собирал своих коллег-нотариусов на большие, пышные праздники. Маттиас занимался здесь своей врачебной практикой. Ингрид и Ульвхедин устраивали здесь колдовские оргии и впервые заманили сюда призраков. Потом сюда прибыл одинокий Хейке, и здесь он жил со своей Вингой, после того как они отвоевали «крепость» у Снивеля.

Теперь же все было в упадке. То, что Хейке в свое время заманил сюда серый народец, было большим несчастьем, несмотря на то, что он таким образом смог снова вернуть Гростенсхольм с его таинствами на чердаке.

В последний раз Сага повернулась к Вильяру.

— В случае, если я не вернусь, — сказала она, — не следует думать, что все закончилось неудачей. Через четыре дня проверь, сможешь ли ты войти туда. Если сможешь, значит, дом свободен от колдовства. И в этом случае я прошу тебя отыскать на чердаке сокровища, а меня похоронить на кладбище в Гростенсхольме.

Вильяр не в силах был ничего ей ответить. Он быстро пожал ей руку.

Теперь Вильяр выглядел намного лучше. Чисто выбрит и вымыт, аккуратно причесан, хорошо одет. Только глаза его были немного припухшими, как и все лицо, но это должно было пройти. Он был на верном пути.

И она не должна была разрушать все это неудачей.

Вблизи Гростенсхольм имел устрашающий вид. Забор и ворота наполовину разрушились, серые, выцветшие, трухлявые доски шатались… А дом… Он был в еще худшем состоянии.

Галки вили гнезда на полуразвалившейся башне — на той самой башне, куда поднимались в юности Даг и Лив, чтобы осмотреть окрестности. В доме не было ни одного застекленного окна. За растрескавшимися рамами висели полуистлевшие остатки гардин. Стены были в таком же состоянии, что и забор, они были такими же ободранными и серыми; резьба над порталом была еле заметна.

— И это продолжается уже шестьдесят пять лет, — сквозь зубы произнесла она. — С этим надо кончать!

Но она знала, что в первоначальном своем виде Гростенсхольм уже не будет отстроен. И она не знала, какая судьба ожидает усадьбу, если ей удастся освободить ее от призраков. Эти здания уже невозможно было спасти.

Она кивнула Вильяру, он отошел чуть назад, к старинной скамейке, где когда-то доили коров, а она прошла через ворота.

И в тот же миг услышала вздох вмешательства и раздражения. Этот вздох исходил от великого множества существ.

Сага взяла с собой в качестве защиты одну-единственную вещь из сокровищ Людей Льда. Но это было одно из самых сильнодействующих средств: мандрагора.

Наконец-то она поняла, что все-таки имеет на нее какое-то право. В ее представлении мандрагора настолько тесно была связана с Хейке, что ей казалась святотатством сама мысль о том, чтобы присвоить ее себе. Утром она с великим уважением вынула ее из коробочки. Мандрагора не извивалась на этот раз от неудовольствия. И когда она повесила ее на шею, корень не показался ей тяжелым и мертвым. Но он и не прилегал плотно к груди, словно выжидая чего-то.

По крайней мере, так казалось Саге.

«Кажется, что сейчас осень…» — подумала она, увидев старинный, вот-вот готовый разрушиться дом. На земле кружилась сухая, опавшая листва, даже природа здесь несла на себе печать упадка, умирания. Галки с криком летели против ветра к своим гнездам, гардины развевались, как флаги, в зияющих провалах окон. За плотно запертой дверью чувствовалась мрачная, устрашающая пустота.

Однако было лето, теплое и солнечное, не имеющее ничего общего с мрачной, ненастной осенью.

Она остановилась у ворот, прислушалась.

Все вокруг казалось замершим от удивления.

Почему?

Она догадывалась, что Вильяр тоже удивлен. Он ожидал, что они немедленно обрушат на нее свой гнев, нападут на нее, как это было с ним, когда он пытался проникнуть туда.

Именно об этом и думал теперь Вильяр, стоя и глядя на нее, такую хрупкую и, как ему казалось, беззащитную. Зрелище это казалось ему таким душераздирающим, что ему безумно захотелось выпить, чтобы заглушить свое беспокойство.

Но он взял себя в руки. В последние годы, когда жизненные трудности стали слишком велики для него, он стал убегать в мир грез, но теперь этого нельзя было делать.

Если он пропустит сейчас стаканчик, ему станет еще хуже!

Вильяр изо всех сил вцепился в край скамейки, чтобы не поддаться своей старой привычке.

Чердак… Она должна была подняться на чердак.

Сага посмотрела на стены дома. Вполне возможно, что главная лестница уже обвалилась, так что она вообще не сможет туда подняться. Хотя за двенадцать лет лестница не могла настолько прогнить. Нет, лестница была на месте.

А сам чердак? Он был местом обитания призраков, входить туда никто не имел права. Тула попыталась проникнуть туда, и только вмешательство демонов спасло ей жизнь. Другие же были просто растерзаны в клочья.

И теперь Саге предстояло отправиться туда. Сняв с себя мандрагору, она держала ее в руке.

В доме и во дворе было совершенно тихо. Она по-прежнему стояла у ворот, ожидая атаки, но ничего не происходило.

Страх? Эта настороженная тишина была наполнена страхом? Или в ней говорил ее собственный страх?

Нет, она не боялась. Ни капельки. Просто она не была уверена в том, как ей вести себя дальше, ведь никто не давал ей никаких инструкций.

Может быть, ей просто следовало идти вперед, навстречу неизвестному? Ведь она была избранной!

Но как ей следовало поступить с серым народцем? В ее задачу входило обезвредить их, очистить от них Гростенсхольм.

Здесь ей, во всяком случае, не следовало стоять.