Ольга Кай - Городская Ромашка Страница 38

- Смейся, умник, смейся, - обиженно проворчал Тур.

- Я не над тобой смеюсь, Тур, - сказал Мирослав. - Я просто подумал, что уж если ты так ругаешь себя, то что скажешь обо мне? Я-то, в отличие от тебя, все-таки попался, и даже просидел у них почти два месяца. И, - он виновато вздохнул и добавил тихо, - и Ромашку не уберег…

Тур удивленно посмотрел сначала на друга, потом на девушку, и даже Димка с нескрываемым любопытством теперь глазел на Ромашку.

- Я сама виновата, - объяснила Ромашка, - они просто увидели мои рисунки. Мирослав мне рассказывал много, и я, по-глупости, нарисовала…

Тур что-то пробормотал себе под нос и насупился. Некоторое время все молчали, но было ясно, что молчание не продлится долго. Первым заговорил Тур.

- Это что ж, тебя из-за рисунков… в полицию? - удивленно спросил он.

- На рисунках было такое, о чем я могла узнать только от Мирослава. Вот они и поняли, что я его знаю.

- И что же?

- Пытали, - вдруг подал голос Димка.

- Что?

- Били, пока она им все не сказала, - объяснил мальчик.

При этих словах вздрогнул даже Мирослав. Под взглядами трех пар внимательных глаз, Димка опустил голову.

- У нас всегда так делают, - пробормотал он. - Кого просто бьют, кому ухо отрежут или палец… У меня вон дядька два раза сидел, и у него двух пальцев нет.

Теперь ужас отразился даже на лице Ромашки - как же она, оказывается, дешево отделалась!

- Так то… - Тур беспомощно развел руками, - а это… это девушка ведь…

Ромашке на миг показалось, что Димка сейчас сообщит еще что-нибудь столь же жестокое, что могли сделать с девушкой, но мальчик промолчал. Он опустил голову, ссутулился, и девушке стало его жалко - ведь правду говорит, и не его вина в том, что люди, живущие буквально в другом мире, не понимают и никогда, наверное, не смогут понять будничности и привычности всего того, о чем говорит Димка.

- Никто меня не бил, - поспешила успокоить всех Ромашка. - Узнали быстренько все, что хотели, и в психушку упрятали.

- Куда?

Наверное, в приморском городе не было психиатрической лечебницы, а кандидатов на заключение в клинику либо переправляли в большой город, либо и вовсе предпочитали с ними не возиться. Пришлось Мирославу объяснять другу, что такое психушка, а заодно и рассказать ему в двух словах, без подробностей, как Ромашку оттуда вызволяли, после чего Тур долго еще молчал, обдумывая услышанное.

На обед Мирослав с Димкой наловили рыбы - благо снасти, леска да крючки, у мальчишки, промышляющего рыбалкой с малолетства, всегда были с собой. В это время подразумевалось, что Тур с Ромашкой будут эту рыбу чистить, но дело застопорилось. Ромашка, первый раз взявшая в руки рыбу, не просто неочищенную, а к тому же живую, абсолютно не представляла, что с ней делать дальше. К тому же рыба была такой красивой, блестящей, так жалобно приоткрывала рот, что девушке стало жаль ее. Рыба словно просилась обратно, в воду. Выпустить ее Ромашка не решилась, хотя и очень хотелось, - все-таки люди старались, ловили. Глядя на девушку, Тур тоже перестал чистить рыбу, и так получилось, что Ромашка удивленно таращилась на серебристую рыбину, дергавшуюся в ее руке, а Тур - на Ромашку.

- Ты что, первый раз видишь рыбу? - спросил он.

Девушка кивнула. Она не стала объяснять, что очень многое видит впервые.

Рыбина таки вырвалась из Ромашкиных рук и упала в траву. Тур успел рыбу перехватить и быстро очистил ее от чешуи, распорол живот и выпотрошил.

- Мы же ее для еды поймали, - объяснил он девушке. - Для еды можно, это правильно.

Но Ромашка не слушала. Ей вдруг стало очень нехорошо, и девушка неожиданно сорвалась с места и убежала в лес. А когда вернулась, вид у нее был очень виноватый.

- Научи, - тихо попросила она, присаживаясь на траву подле Тура.

Димка и Мирослав уже закончили рыбачить, и теперь, стоя чуть поодаль, смотрели, как Ромашка учится. Получалось у девушки из рук вон плохо, все больше потому, что ей до сих пор было очень не по себе. Тур оказался на удивление терпеливым учителем, несмотря на то, что девушка, не умеющая чистить рыбу, была для него явлением из ряда вон выходящим. Он показывал Ромашке как правильно счищать чешую, как выпотрошить внутренности, и девушка, закусив губу, старалась делать все так, как надо. И все же Ромашка очень обрадовалась, что рыбин для чистки осталось совсем мало. А еще она немного завидовала Димке, который смотрел на нее с легким презрением - оказывается, в его городе все знали, что такое рыба, умели ее ловить, чистить и готовить. На окраинах приморского города еще остались речушки и озера, правда рыбы в них почти не было, и на самом деле ребятня чаще рыбачила в ставках, которые недостаточно бдительно охранялись владельцами рыбных заводов.

После обеда Ромашка, с удовольствием поев жареной рыбы, уже привычно легла на траву, подложив под голову руки. Ей безумно нравилось лежать вот так и смотреть вверх, а потом зажмуриться и слушать, слушать… Лес шумел, и это было приятно. Ромашка сама не заметила, как задремала, и ей снова приснилось море - светлое, ласковое.

Девушка проснулась от легкого прикосновения руки, открыла глаза и увидела над собой Мирослава.

- Пора идти, - сказал он.

Ромашка вздохнула, потянулась, оглянулась на Димку и Тура, которые были уже готовы отправиться дальше, и нехотя встала.

Горы все приближались и приближались, и вот встали перед путниками во всем своем великолепии, грозные и величественные, да только вблизи Рубежный хребет уже не казался таким неприступным. Явственно был виден и удобный путь к перевалу, и то, что карабкаться по отвесным скалам путникам точно не придется. Ромашка все еще с содроганием думала о том, на какую высоту им придется забраться. Она привыкла к высотным зданиям, и, пожалуй, не слишком боялась высоты, но… Но в городе небоскребы были сплошь и рядом, а горы располагались посреди простора, и казались намного выше всех зданий города. К тому же, подниматься придется не на лифте, а на своих двух, да еще и не будет вокруг ни стен, ни перил.

Заночевали в пещере у подножья Рубежного. До этого приходилось спать в землянках, вырытых совместно Мирославом и Димкой - Туру пока не разрешали брать лопатку: его нога все еще болела, - и пещерка эта по сравнению с тесными норами показалась Ромашке просторной и очень уютной. Она улеглась под стенку, как всегда, завернувшись в одеяло - Ромашка уже успела уяснить себе, что на ее одеяло никто не посягнет по той простой причине, что она - девушка, и хотя до сих пор ей это было в диковинку, Ромашка чувствовала, что спорить не стоит. Тем более что в одеяле было куда уютнее и удобнее, чем на голой земле. Да и теплее.