Елена Хаецкая - Царство небесное Страница 38

Она не заметила, когда это прикосновение из печального воспоминания сделалось явью: кто-то водил ладонью по ее лицу. Кто-то, кто был роднее, чем даже маленький сын.

Тогда она открыла глаза и неожиданно для себя увидела почти незнакомое лицо. Она поскорее опустила веки, лицо исчезло — осталось только прикосновение, знакомое и успокаивающее.

Очень осторожно она вновь приоткрыла глаза и стала смотреть сквозь ресницы. Ответный взгляд окатил ее нежностью. Сибилла то закрывала глаза, то открывала — но когда бы она ни посмотрела на того, кто находился с ней в одной постели, она видела только одно: нежность. И она наконец вздохнула всей грудью, как будто освобождаясь, обхватила его руками и засмеялась.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

1183 год

Глава седьмая

ВЛАСТЬ

— Клянусь Господом, ни разу не согрешившим! — выговорил Раймон Триполитанский. — Я ведь узнаю этого человека!

Человек, которого узнал граф, имел самый жалкий вид. Он был бос и одет в одни только рваные штаны; кожа на его плечах обгорела и висела клочьями, а на шее болтался кусок грязной веревки.

— Сколько ты хочешь за эту развалину, друг? — обратился граф ко второму человеку, сидевшему на коне.

Этот второй был одет немногим лучше своего пленника, однако обладал превосходным, выхоленным оружием, и лошадь под ним была так хороша, что сердце схватывало сладострастной судорогой.

— А! — сказал всадник. — Сколько дашь?

— Я даю безант, — засмеялся Раймон.

Оба говорили на арабском языке, причем Раймон — даже лучше, чем его собеседник, более изящно.

И безант, сверкнув в полуденном воздухе, решил судьбу Гвибера во второй раз.

Всадник давно уже уехал, а Гвибер все трясся, все лязгал зубами и ахал, пока наконец граф Раймон не заговорил с ним:

— Я видел тебя три года назад, Гвибер.

— Как и я вас, ваша милость, — сказал Гвибер и сунул в рот конец веревки, что болталась у него на шее.

— Что же ты не убил Ги Лузиньяна, Гвибер? — продолжал Раймон. — Неужели тебе помешали люди или обстоятельства?

Гвибер задумался.

— У меня ведь был домик в Сайде, — вспомнил он. — Но потом пришел человек, похожий на тысячу других таких же, и бросил в меня монеткой — только это был неправильный денье, ваша милость! — и велел отправляться в Иерусалим и там убивать Ги де Лузиньяна.

— Почему ты не убил его? — снова спросил Раймон.

— Я хочу есть, — сказал Гвибер. — Вы ведь накормите меня, ваша милость?

— Ты обошелся мне в целый безант, — сказал Раймон. — Как ты будешь отдавать мне долг?

— Если ваша милость оставит меня при себе — то никак, — ответил Гвибер. — А если ваша милость отпустит меня на свободу, то уеду в другие края и будут там распахивать землю собственными зубами.

— Пожалуй, мне стоит забыть о безанте, — сказал Раймон. — И купить тебе какой-нибудь еды.

Они находились недалеко от города и замка Крак, в княжестве Крака и Монреаля, которое принадлежало семье Онфруа Торонского, к северу от Иерусалима. Три года назад король запретил Раймону Триполитанскому пересекать границу королевского домена, однако вскоре запрет был отменен — или, если говорить точнее, было дозволено смотреть на его нарушение сквозь пальцы. Но ссора между дядей и племянником так до конца и не изгладилась.

Раймон кружил по окраинам Королевства, надолго покидая Триполи и Тивериадский замок, где жила его семья. Он слушал и смотрел. Он ждал, пока его враг, Ги де Лузиньян, допустит ошибку. А ошибка будет непременно — ситуация в Королевстве такова, что не ошибиться невозможно.

Встретить здесь нахального смешливого сарацина с пленником-христианином Раймон никак не ожидал. И уж тем более не ожидал, что этот пленник окажется давним знакомцем. Раймон обрадовался случившемуся. На языке Саладина такая встреча означала предупреждение: султан знает о слабости Королевства и готов напасть.

Саладин не посылал почтовых голубей с объявлением войны. Не прибывали от него и всадники с письмами. Но он обычно не нападал совсем уж внезапно: для тех, кто умел читать следы на песке, послания бывали вполне явственными.

Гвибер наконец оставил веревку в покое и сорвал ее с шеи.

— Второй раз попадаюсь к ним в руки! — с досадой вскрикнул он. — Как мне быть, ваша милость? У меня не достает сил, чтобы ненавидеть их, — ведь тот человек давал мне еду и питье, в чем вы мне пока что отказываете.

— Молчи, — приказал Раймон.

В предместьях Крака дома лепились друг к другу, как и в Яффе; здесь жило много евреев, но, поскольку они, в отличие от своих заморских собратьев, не носили особой одежды, часто их невозможно было отличить от франков. Город был зажиточный, но какой-то очень беспорядочный.

Триполитанский граф въехал в замок, где гостил у молодого Онфруа. Новый владетель Торона, Баниаса и Крака не принял сторону Ги де Лузиньяна, как это сделали некоторые другие бароны — и, в частности, его отчим, драчливый старик Рено де Шатийон. Онфруа по большей части уходил от ответа, когда разговор становился слишком откровенным или чересчур резким.

За те три года, что прошли со времени помолвки его с Изабеллой, Онфруа не вырос и не возмужал: он оставался все тем же задумчивым юношей, серьезным и добросердечным. Поэтому при виде Гвибера, которого Раймон представил как давнего боевого друга, вырванного милостью Божьей из сарацинских лап, Онфруа сказал, что закажет благодарственную службу любому святому — какого укажет Гвибер; а затем распорядился, чтобы ему выдали хорошую одежду и десять безантов.

Раймон только усмехался. Онфруа разволновался. Чужая удача глубоко задела его сердце: Бог не посылает человеку везение просто так, без умысла; а приблизиться к Божьему умыслу и стать его орудием — удивительно и почетно.

Потому Гвибер был надлежащим образом умыт, одет, накормлен и расспрошен.

Гвибер говорил много, но сплошь невнятно, и больше всего рассказывал о том, как оказался один в пустыне и искал там Святую Марину.

Сперва, как вышло по его словам, он нашел некоего злодея в лагере у бедуинов; он выждал, покуда злодей покинет лагерь, и погнался за ним, украв для этого у бедуинов лошадь, полосатый плащ и кривой нож. Он пытался убить того человека, но все время что-то не позволяло ему дотянуться ножом до жертвы — хотя, видит Бог, противник Гвибера был совершенно безоружен. Бедуины отобрали у него все оружие!

— Почему же ты, несчастный, не убил его? — спросил Раймон.

— Я потерял его из виду, — пробормотал Гвибер. — Он добрался до города прежде, чем я сумел настичь его. А потом уже было поздно — он женился, и все пропало.