Лис Арден - Алмаз темной крови. Книга 1 Страница 38

Сириан посмотрел на сына и покачал головой. Они сидели рядом, на широкой скамье, крытой темным мехом, удивительно разные и схожие одновременно. У ратмана было широкое, почти квадратное лицо, массивный подбородок с ямочкой, крупный, красивого рисунка рот, зеленовато-серые глаза, опушенные белесыми ресницами; седая шевелюра аккуратно подстрижена; тело, уже несколько оплывшее и погрузневшее, все еще внушало уважение таяшейся в нем силой старого медведя. Одним словом, сын явно пошел в мать, дочь богатого владельца шелкопрядилен из Иссы, умершую десять лет назад, в самый разгар эпидемии. Но внимательный наблюдатель легко мог уловить, насколько Риго напоминает отца; манера приподнимать брови, выслушивая вопрос, жесты рук и движения пальцев, интонации и тембр голоса, улыбка… все было почти одинаковым. Сириан очень любил сына. Пожалуй, больше, чем обеих дочерей, вместе взятых.

— Ты поедешь вместе с Мореллой. Вряд ли она проносит этого ребенка больше месяца, слишком слаба, да еще этот ветер… Ты будешь нужен ей. Она славная женщина… — нужно отдать должное честности ратмана: при всем желании видеть горластого, здорового младенца-внука он никогда не попрекал невестку ее бесплодием.

— Месяц? Вряд ли… если дело только в этом, я смогу приехать дней через десять.

— Ты приедешь, когда я позову. А до тех пор сиди в Вересковом Логе, утешай жену и обдумывай вот это предложение, — и Сириан протянул сыну свернутый в трубку лист бумаги, вынув его из складок эскофля.

— Так, посмотрим… Занятно… экий наглец… — и Риго вопросительно посмотрел на отца.

— Да уж. А когда обмозгуешь это, займись, пожалуй, вот этим документом, — и ратман достал из эскофля пергамент, скрепленный витым шнуром с четырьмя кистями — черной, белой, красной и синей.

— Эльфийские церемонии, — кивнул Риго, беря пергамент, — что на этот раз? Ого-го… не верю своим глазам… это чтобы их величества о чем-то просили?!. - и он изумленно поднял глаза. Ратман кивнул — читай, мол, дальше.

— Так значит, им нужен алмаз темной крови. Клянусь семью шпилями Арзахеля, это неслыханно!!!

— Послание доставил лорд Лотломиэль, — Сириан пропустил мимо ушей восклицание сына, — отдал его мне два дня назад. Сказал, что камень несомненно был в городе, но был украден у хозяйки каким-то цвергом. Эльф говорит, что не чувствует силы камня, а значит, он или спрятан за Краем Света, или — как это он выразился? — уснул, превратился в обычный осколок кремния. Вору от него не будет никакого проку. Даже если он маг, алмаз темной крови никогда не подчинится вору.

— А другому магу?

— Эльфы не знают. Но попытаются его приручить.

— Но для начала неплохо было бы его попросту найти… или купить, как предлагает этот тип, — и Риго помахал свернутой бумагой.

— Это я получил сегодня утром, передали через писца, а кто — он вряд ли вспомнит… у него две недели назад умерла дочь… долго он не продержится, сегодня уже все покашливал да платок прятал. Что скажешь, сын?

— Скажу, что не стоит торопиться. Поспешишь — людей насмешишь. Сигнальный ветряк крутится четыре дня… эту эпидемию нам уже не избыть. Так что поспешных покупок делать не стоит.

— Согласен. Это нам даже как-то и не к лицу. Эригон — город торговый… вот и поторгуемся. Со всеми. Ну, ступай. Бумаги убери… сам знаешь, куда. Выезжайте вечером. Ступай, сын.

Риго поклонился отцу и оставил его одного. С минуту постояв в просторном коридоре, словно обдумывая что-то, он направился в покои своей жены.

Риго открыл дверь, отодвинул рукой ковер, прорезанный по контуру проема, и вошел в комнату. Высокое окно с тремя рядами раскладывающихся ставень выходило во внутренний дворик; к нему придвинута массивная скамья-ларь, обычно покрытая вышитой тканью, сейчас же распахнутая и, очевидно, опустошенная. На небольшом расстоянии от стен — супружеское ложе Миравалей-младших, осененное роскошным балдахином, прикрепленным к потолку, с четырьмя пологами, передний из которых был искусно присобран и являл бы взору великолепие внутреннего убранства постели, если бы не скамья с высокой спинкой, выполнявшая роль ширмы. На скамье, опираясь на подлокотник в виде цапли, уткнувшейся клювом в землю, подложив под спину подушечку, сидела Морелла — тонкие, прекрасно выточенные кисти рук… одна покоится на животе, словно прикрывая от ветра нечто хрупкое, вторая подпирает подбородок, идеальный овал лица… огромные карие глаза, полуприкрытые тяжелыми веками, пышные темно-русые волосы, убранные под серебряную сетку. Риго молча подошел и присел рядом с женой. Не прерывая молчания, она опустила голову ему на плечо и сжала его ладонь своими пальцами. Он чувствовал на шее ее теплое, прерывистое дыхание, выбившиеся из сетки волоски щекотали его щеку; Риго Ворон обнял жену за плечи, и, слегка касаясь губами ее лба, заговорил.

— Отец решил — это будет Вересковый Лог. Вот и хорошо, а то я никогда особенно не ладил с дедом… помнится, спер у него однажды тыквищу для октябрьского фонаря, а она оказалась какой-то диковиной, редкостью заморской… веришь ли, он мне эту тыкву до сих пор припоминает. Так что едем в Лог. Дом в дюнах, от ветра укрыт, и дорога удобная…

— Не понимаю… ты едешь со мной?! — и Морелла, подняв голову, с радостным изумлением посмотрела на Риго.

— Ну да. Меня отпускают на неопределенный срок. Отец всегда необыкновенно благоволил тебе…

— Скажи уж лучше — баловал…

— Тебе виднее. Как бы то ни было, вечером мы вместе уезжаем из города, чему я рад, признаюсь.

Риго не кривил душою. Он действительно ценил жену, ее красоту и несомненные душевные качества, что же касается любви… то этому искусству на факультете дипломатики не учили.

… И удача чернокнижника-недоучки

Если бывают на свете неслыханные удачи, перед которыми все остальные бледнеют и меркнут, как луны перед солнцем, то это был как раз такой случай. Фолькет не глядя, пятясь словно рак-отшельник, вышел из комнаты, нашарил ногой дверь и захлопнул ее за собою. По-прежнему держа ладонь лодочкой, он поднялся по узкой винтовой лестничке к себе в комнату, по дороге столкнувшись с женой мастера, больно приложился плечом о косяк, нашарил рукою в воздухе небольшой ларь, стоявший рядом с оконцем, рывком раскрыл его и выхватил давным-давно приготовленный сверток. Цверг встал на колени возле кровати, расстегнул висящую на шее цепочку, продел ее сквозь кольцо Амариллис и снова застегнул, спрятав добычу за пазуху. После этого он развернул кусок темной кожи и разложил на покрывале несколько мало согласующихся между собою предметов: высушенная птичья лапка, пучок какой-то травы с довольно скверным запахом, изрядно поистлевший лоскут материи, обрывок веревки… все это Фолькет сгруппировал (очень быстро, а значит, не в первый раз), капнул на траву маслянистой жидкостью из карманного флакончика (в таких ювелиры обычно носят несильную кислоту для проб) и с видимым наслаждением вдохнул поднявшийся над кроватью едкий пар. Еще несколько вдохов, произнесенные на выдохе слова, прозвучавшие некрасиво, словно по стеклу железкой скребли, еще вдох… Фолькет опустил лицо в самую середину уже внушительного столба пара, закашлялся — и исчез. И в доме мастера Рилло (к счастью для ювелира) больше никогда не появлялся.