Константин Бояндин - Пригоршня вечности Страница 38

«Интересно, я один такой?» — подумал он, и эта мысль внушила беспокойство. В самом деле, сколько существ выполняют волю невидимого судьи, который требует от них, чтобы задача, о которой всегда приходится догадываться самостоятельно, была решена как можно быстрее? Если он не один такой, было бы интересно познакомиться с коллегами. Или товарищами по несчастью. В конце миссии всякий раз вместо благодарности ему достаются угрозы и упреки. Так уж устроен мир.

Интересно, куда подевался хозяин этих мест? Шаннар поднял камушек и бросил в озеро, перепугав стайку небольших толстых рыбок. В разбегающихся волнах закачались кроны деревьев, побежало рябью ослепительно синее небо. Вздохнув, он сел у озера и уставился на свое отражение.

Тут до него дошло, что в воде отражаются двое. Он оглянулся — никого. Вторым был худощавый, практически лысый человек, который пристально смотрел ему в глаза. Что ж, дело хозяйское.

— Приветствую! — Шаннар махнул рукой отражению, и оно кивнуло в ответ.

Затем отражение постепенно растаяло, а на берегу материализовался его владелец.

— Эзоксу? — спросил Шаннар, и человек кивнул. — Наконец-то, — произнес Шаннар, вытягиваясь на траве. — Ты уж извини, что я без должного почтения. Я до того утомился ходить из гостей в гости…

— Знаю. — Владыка Мудрости опустился в возникшее из воздуха кресло и устроился поудобнее. — Что ты затеял на этот раз?

— Я затеял? — Шаннар обиженно покосился на собеседника. — Во-первых, не я, а… — Он оглянулся. — Нас здесь никто не услышит?

— Никто, — покачал головой Эзоксу. Шаннар понизил голос и назвал имя.

— Тот, кто его произнес вслух в последний раз, похоже, нарвался на неприятности, — пояснил он. — Надо будет, конечно, помочь… как-нибудь. Тебе это имя что-нибудь говорит?

Эзоксу смотрел куда-то сквозь него, и Шаннар представил, как на миллионах миров бессчетные его воплощения сейчас перебирают все те бездонные океаны знаний, хозяином которых он считался. Прошло несколько секунд, и взгляд Эзоксу стал более осмысленным.

— Был такой бог, весьма скромных возможностей, местный для небольшого селения. Но о нем уже несколько тысяч лет никто не вспоминает.

— Скоро вспомнят, — пообещал Шаннар. — Кто-то, кто назвался его именем, скоро соберет Суд Смертных…

— Известно.

— А известно, что он потребует? Эзоксу выглядел растерянным, и Шаннар в очередной раз насладился ощущением. Хоть какая-то компенсация за все эти длинные, трудные и утомительные разговоры!

— По правилам, это не оглашается до начала Суда.

— Он потребует изгнания нескольких других божеств и попытается присвоить их области влияния. По крайней мере, на Ралионе.

— Бессмысленно. — Эзоксу покачал головой. — Судьи его не поддержат. Потрясения были бы слишком сильными.

— А если поддержат?

— Что ты имеешь в виду?

Шаннар выдержал паузу и объяснил:

— Претендент тихонько сидел на Ралионе несколько столетий и кого-то ожидал. Он нашел себе интересного напарника — имя Нламинер из Анлавена тебе что-нибудь говорит?

Эзоксу вновь посмотрел куда-то в пустоту, после чего ответил:

— Говорит. Но я полагаю, ты с ним уже знаком.

— Знаком. У этого малого не было отражения в бассейне Андринкса.

Эзоксу нахмурил брови.

— И он теперь в напарниках у претендента? Какая жалость!

— Не совсем. Его двойник. Двойник идеальный, но содержимое его телесной оболочки для меня невидимо. Скажи, ты можешь попытаться увидеть двойника?

— Попытаюсь. — Эзоксу помедлил секунду-другую и ответил голосом, в котором звучало искреннее удивление: — Не могу!..

— Вот так. — Шаннар покивал головой. — Никто его не видит. Только смертные, но и для них он, скорее всего, принимает какой-нибудь неприметный облик. Вчера начали назначать Судей. У меня есть полная уверенность в том, что эта парочка попытается как-то на них повлиять.

Воцарилось молчание.

— Так что ты хочешь? — Впервые за время их разговора Эзоксу посмотрел Шаннару в глаза. — Все это очень странно, но я не имею права вмешиваться.

— Я хочу устроить небольшой розыгрыш, — невозмутимо сказал Шаннар, глядя в глаза божества. — Если не действовать, то, возможно, половина божеств вскоре покинет Ралион. Заметят это немногие, но когда заметят, будет уже поздно. Так что я хочу расстроить Суд.

— Ты с ума сошел! — Суд Смертных был чем-то вроде высшей инстанции для всех божеств — но не для Шаннара. Теперь в голосе Эзоксу звучал ужас. — Ты понимаешь, чем это может обернуться для нас всех?

— Не для всех. — Шаннар поднялся с травы. — Всего лишь для двух смертных, которых претендент избрал своим инструментом. И для меня. Я открою еще одну страшную тайну, Эзоксу: претендент вовсе не является божеством. Пока. Но если он выиграет Суд, то в пантеоне появится еще один персонаж… и весьма мрачный, смею заметить. Слуги Хаоса покажутся сущим подарком по сравнению с ним. Ты же знаешь, никто так не кровожаден и мстителен, как смертные.

— Я уже пообещал помочь этим двум. Не слишком ли многого ты от меня хочешь?

Шаннар мысленно проклял самомнение всех божеств, включая Владыку Мудрости, и вновь заговорил.

Прошло немало времени, прежде чем ему удалось убедить своего несговорчивого собеседника.

— …Зайди как-нибудь ко мне, когда все это закончится, — сказал ему Эзоксу. — Я что-то уже не ощущаю себя всезнающим. Неловко получается!

— Загляну, — пообещал Шаннар весело. — Кстати, тебе будет интересно поговорить с Нламинером. Или с ними обоими. Кстати, услуга за услугу. Где они сейчас находятся?

На сей раз Эзоксу очень недолго медлил с ответом.

— Ни на одной области, мне доступной, их нет.

— Значит, где-то на окраине. — Шаннар что-то прикидывал в уме. — Это очень плохо. Он, конечно, может тебя позвать, да вот только…

— Что только?

— Я ему посоветовал обращаться к богам только в самом крайнем случае.

— Ну что же, — заметил Эзоксу. — Вот и посмотрим, насколько он силен. Жаль, конечно, что первым его увидел претендент…

— Первым его увидел кто-то другой, — возразил Шаннар. — Ну ладно, мы еще поговорим об этом. До встречи!

Одиночество сильно мешало ему. Сам он вряд ли смог бы подобрать подходящее слово для нового ощущения. К большому облегчению его приемных родителей, Нламинер вовсе не интересовался вопросами своего появления на свет и тонкостями взаимоотношений между полами вообще. Словно уже знал все, что ему было нужно.

Если бы его хоть раз показали эмпату (воспринимающему эмоции) — Флоссу, например, — тот бы наверняка заинтересовался этим необычным ребенком, который оставался глух к одним видам эмоциональных переживаний и необычайно чувствителен к другим. Этого, однако, не произошло.