Алексей Зубко - Специальный агент преисподней Страница 38

Кто-то из девчат отлетел в сторону, невзначай задетый могучей дланью, две остальные испуганно отскочили в сторону.

Воинственная тетка качнулась вперед.

«Это конец»,- промелькнуло в моей голове. И я попытался закрыться руками.

Но она устояла и, потрясая отвоеванной у Рекса вещицей, разразилась слезами, размазывая соленую влагу по щекам при помощи ярко-красной тряпки.

Леля и Ламиира бросились ее успокаивать.

Ливия выбралась из густых зарослей лебеды, пыльным холмом разросшейся у обочины дороги. Потирая красное ухо, она жалобно посмотрела на меня.

Я попытался ободряюще подмигнуть, но при настоящем положении дел на моем лице не уверен, что она поняла благое намерение. Поскольку скривилась в ответ.

Через силу выковыряв свое многострадальное тело из земли, я оглянулся.

Добрыня и Дон Кихот со своим верным оруженосцем в сопровождении всего женского населения поселка (за одним весомым исключением) ходили от одной хаты к другой, и их седельные торбы от раза к разу все более округлялись боками. Они были так заняты пополнением продовольственного запаса, что до остального им и дела не было.

Вислоухая морда настороженно выглянула из-за колодца, лишь хвост мелькает сверху туда-сюда. С противоположной стороны торчат разной длины рога и доносится хриплое сопение.

С этими все понятно – выжидают.

Миловидная толстушка безутешно рыдает в объятиях рыженькой и блондинки, между всхлипами повествуя о моей непорядочности. Можно подумать – это она, а не я жертва обстоятельств. Леля на полном серьезе бросает в мою сторону возмущенные взгляды. Ламиира автоматически кивает, поправляя прическу.

Ливия опустилась на землю возле меня и тихонько спросила:

– Тебе сильно больно?

– До свадьбы заживет,- усмехнулся я.- А…

Но воцарившаяся вокруг тишина заставила меня запнуться. Кажется, они не поняли, что это шутка…

Рыдания стихли, меня ожег полный обещания неземного наслаждения взгляд. Если бы я не сидел, а стоял, то метра на два откинуло бы.

– Она, конечно, женщина видная,- печально молвила голубоглазая красавица с распухшим ухом малинового цвета.- Надеюсь, вы будете счастливы.

Нет, со своей простотой они меня точно доведут до венца…

– Сейчас и сыграем? – с энтузиазмом предложила воинственная плакса весом в два центнера и несколько пудов в придачу.

– Что сыграем? – поинтересовался подъехавший Дон Кихот.

– Свадьбу,- охотно пояснили ему доброжелательницы.

– О, свадьба… -облизнувшись, протянул он.- Это очень гуд. Супер-пупер гуд.

– Какая свадьба? – на всякий случай уточнил я.

– Наша,- улыбнулась толстушка.

– Чья?

– Твоя и моя,- терпеливо, словно контуженому, пояснила она.

– С какой это стати? – возмутился я.

– Ты сам сказал.

– Моя сказала?! – От возмущения мои мозги дали сбои в матрице, переключившись на северный диалект.- Моя немой, как жирный рыба-кит.

– Хочу замуж!!! – взвыла плакса, с успехом заменяя пару пожарных машин. Как по силе воя сирен, так и по количеству проливаемой жидкости.

– Это недостойно рыцаря,- заявил Дон Кихот Ламанчский. И принялся теребить шкуру на правой руке, пытаясь снять несуществующую перчатку.- Либо вы соблаговолите исполнить свой мужской долг с этой печальной красавицей, либо я к вашим услугам.

– В каком смысле? – Я, мне кажется, побледнел.

– Мы будем сражаться.

– Ах это… – У меня вырвался вздох облегчения.

– Вы согласны жениться?

– Сам женись,- предложил я. Стрелки переводить нехорошо, но это вышло непроизвольно.

Скороспелая невеста приободрилась.

– Но я… – Смутившись, рыцарь печального образа уронил копье.

Оно ударилось тупым концом о землю и упало мне на ногу.

Ойкнув, я запрыгал на одной ноге. Дон Кихот растерянно потупил глаза.

А истосковавшаяся в девках обладательница красного лифчика мило покраснела и бросила на него убийственно кокетливый взгляд..

– О мой герой! – Она решила, что это он нарочно так поступил.

Что до меня, то я добавил бы в середину слова «ге-рой» три буковки – «мор», что полнее отобразило бы его способность доставлять неприятности.

Мне бы духу не хватило толкнуть неуклюжего рыцаря в пучину скоропалительной женитьбы, но его верный оруженосец имел на этот счет свое мнение и свои виды. Ему ужасно надоело шататься непонятно ради чего по городам и весям чуждой ему Святой Руси. Хорошо бы осесть, укорениться, завести хозяйство и наконец-то зажить по-людски.

– Мой господин – благородный идальго Дон Кихот Ламанчский,- слезая с осла, представил он господина.- А как зовут сиятельную ликом, и не только, госпожу?

– Какую?

Ламиира наклонилась к уху толстушки и что-то прошептала.

– Агриппина Петровна,- четко доложила та и присела. Что, видимо, должно было сойти за книксен.

Как это таинственное действо должно выглядеть, я запамятовал, но твердо уверен – не так.

– Какое милое имя.- Прослезившись от умиления, Санчо принялся стаскивать с коня онемевшего от быстрой смены настроений рыцаря.- Правда, господин?

– Да-да… конечно.

Оказавшись на земле, Дон Кихот со скрипом распрямился и снял с головы тазик.

Чувствуя себя виноватым, ведь это я собственноручно подставил его под прицел страстных глаз, дуплетом лупящих бронебойными, я бросил ему спасительную соломинку.:

– А как же Дульсине… эта… как ее?… Тамбовская.

– А? – Дернувшись, рыцарь устоял лишь благодаря вовремя подставившему плечо слуге.

– Дульсинея,- напомнил я ему,- чей образ печальный для вас звездой путеводной сияет.

– Пускай сияет,- заметил Панса.- Волки ей рыцари.

– Сиять всегда, сиять везде – ее нехитрый лозунг.- Процитировав классика, возможно слегка перевирая первоисточник, я решительно встал на ноги.- Кто какхочет, а мне пора в путь-дорожку.

Поселение мы покидали сократившимся составом. Дон Кихот и Санчо Панса остались устраивать свои судьбы. Опечаленный рыцарь печального образа в окружении ребятни живописал свои ратные подвиги, грохоча латами и размахивая длинными руками. Как никогда похожий в этот момент на нелюбимые им ветряные мельницы.

Санчо Панса с господской невестой отправились выскребать по сусекам остатки прошлогоднего урожая, дабы подготовить праздничный стол. По тому, как толстушка реагировала на якобы случайные, но весьма целенаправленные касания его волосатой пятерни, сдается мне, рыцарь на личном опыте узнает, болит ли голова, когда рога растут. А вообще-то девушка она хорошая…

Потеря в нашем отряде этих двух крутых «мачо» компенсировалась лохматым щенком кавказской овчарки (его с ходу нарекли Пушком), с полной самоотдачей выполнявшим возложенные на него охранные функции. Он неистово отгонял от степной тропинки наглых бурундуков и ленивых ворон, расчищая дорогу нашему кортежу. От его настороженного взгляда не могли укрыться даже притаившиеся в засаде жучки-паучки, которых он, предварительно обнюхав на наличие запрещенных к ношению вещей, загонял под прелую листву. Подвергшиеся досмотру бедные божьи коровки заработали боязнь открытого пространства, впоследствии уйдя глубоко в подполье, а жуки-навозники переквалифицировались с по-