Эрик Ластбадер - Отмели Ночи Страница 38

— Заставьте ее это выпить. Вы возьмете ее с собой?

— Да, я не могу ее бросить. Думаю, в Тенчо о ней позаботятся.

В глазах аптекаря промелькнуло какое-то непонятное выражение. Он кивнул.

Ронин прижал основание челюсти, и рот у женщины открылся. Она все еще не пришла в себя. Просунув руку ей под затылок, он приподнял ее голову и стал вливать ей в рот густую жидкость, половина которой растеклась по шее. Ему пришлось прижать ей язык, чтобы она не захлебнулась, но он все же сумел влить в нее немалое количество снадобья.

Аптекарь вернулся из затхлых недр лавки и принялся обрабатывать рану на руке у Ронина. Он наложил квадратный тампон, пропитанный мазью, и перевязал руку белой тканью. Повязку он полил прозрачной жидкостью, мгновенно впитавшуюся в ткань, а потом и в рану. На мгновение Ронин почувствовал острейшую боль, но она почти сразу прошла.

Теперь самое время, подумал он.

— Расскажите мне о корне.

Аптекарь еще раз полил повязку и вытер остатки жидкости.

— Говорят, его нашел один воин. — Голос у старика был сухим и пыльным, словно ветер веков. — Величайший воин народа, давно уже не существующего. Воин выехал поразвлечься, потому что ему было скучно. Так велико было его мастерство, что никто не мог выстоять против него, и потому не удавалось ему обрести того, чего желал он превыше всего, — победить в поединке могучего противника.

Аптекарь перебинтовал плечо Ронина сухой повязкой.

— С наступлением вечера, — продолжал он, — воин выбрался на просеку в дремучем лесу. Корень он заметил сразу. Ничто не росло рядом с ним, да и бледная луна, уже блиставшая в небесах, хорошо освещала его. Когда же воин спешился, он увидел растрескавшиеся и выветренные каменные плиты, врытые в землю, как если бы там было древнее место погребения. Но все письмена на камнях давным-давно стерлись от времени, и нельзя было определить, люди какого народа и племени хоронили здесь своих мертвецов.

В лавке взвихрилась пыль, словно откуда-то снизу повеяло ветром.

— Воин приблизился к корню и извлек его из земли. Неожиданно он ощутил сильный голод и, отрезав кусочек корня, съел его.

Аптекарь убирал оставшиеся пакеты. Ронин смотрел на него как завороженный.

— И тогда, как гласит предание, воин стал больше, чем человек.

— Богом?

— Возможно. — Аптекарь пожал плечами. — Если вам так больше нравится. Это всего лишь легенда.

— Не очень веселая, как вы говорили.

— Да, это правда.

Старик моргнул. Глаза его показались Ронину огромными.

— Воин действительно стал чем-то большим, чем человек, но при этом он превратился в угрозу старым законам, потому что теперь уже никто в мире не смог бы выстоять против него. И тогда против него выпущен был самый страшный противник. Дольмен.

У Ронина закружилась голова. На мгновение ему показалось, что выложенный плиткой пол аптеки превратился в реку. Он сделал усилие, чтобы восстановить дыхание. Откуда-то эхом прокатился смех.

— А что такое Дольмен? — Собственный голос казался Ронину чужим и далеким.

— Древнейший из древних, — тихо ответил аптекарь. — Воплощение всех первобытных страхов. Кошмары ребенка, который боится темноты и остается во тьме один. Жуткие видения, выпущенные на волю, воплощенные в теле и получившие осязаемость.

Сухой ветер пронесся в глубинах его естества. Ронин невольно поежился.

— Разве такое возможно?

Лишь шепот среди вековой пыли.

— Это чудовищная тварь.

— Откуда она?

— Быть может, из корня?

— А откуда тогда корень?

— То неведомо даже богам...

— Она хочет видеть тебя.

— Хорошо, значит, вернулась.

— Она просила тебе передать, чтобы ты подождал ее.

Он рассматривал Мацу в коричневатом свете. Узкое лицо — точеное и совершенное, точно работа мастера-ваятеля. Небольшой рот с широкими губами, огромные черные глаза, нежные, словно бархатный сумрак на морском берегу. На ней — светло-голубой халат с вышитыми на нем коричневыми цикадами. Его украшает золотая кайма и такой же пояс. Он подумал...

— Подожди ее здесь, пожалуйста, — сказала она, потупившись.

— Ты останешься со мной на ночь?

— Я не могу, — прошептала она.

Он попытался заглянуть ей в глаза.

— Юнь принесет тебе вина. — Она отвесила ему церемонный поклон.

— Что с тобой, Мацу?

Она пошла от него через зал, залитый коричневатым светом, мимо жужжания разговоров, мимо пышных шелков, мимо изящных фигур, мимо совершенных лиц.

Эти люди так и останутся для меня загадкой, подумал он.

Он нашел свободное кресло и устало присел. Почти сразу же появилась маленькая Юнь в розовом стеганом жакете. Она принесла лакированный поднос, на котором стоял кувшин с вином и чашки. Присев на корточки рядом с ним, она налила вино и подала ему чашку.

Как только он начал пить, она тихонько исчезла. Ронин смаковал растекавшееся в горле тепло. Пряный вкус вина напомнил ему, что за весь день он ни разу не поел по-настоящему.

Аптекарь, закончив с рукой Ронина, снова принялся возиться с женщиной. Ронин вынул меч, отвернул рукоять, извлек свиток дор-Сефрита и в который уже раз изучил его покрытую загадочными письменами поверхность.

Его отвлек тихий возглас. Старик, похоже, обнаружил рану на теле женщины. Он закрепил повязку на внутренней поверхности ее бедра.

— Не меняйте повязки, даже если она загрязнится. Под ней — лекарство.

Тут аптекарь увидел свиток в руках у Ронина и замотал головой.

— Вы знаете, что это?

Старик отвел взгляд.

— В этом деле я не смогу вам помочь.

— Вы даже не посмотрели. — Ронин протянул ему свиток.

— Не имеет значения.

Глаза у Ронина сверкнули.

— Имеет, холод вас побери! Вы — единственный из всех, кого я встречал в Шаангсее, знаете о Дольмене. А раз вам известно о его существовании, вы должны знать и о том, что он снова выходит в мир человека.

Усталые глаза старика смотрели на него без всякого выражения.

Отчаявшись, Ронин сказал:

— Его подручные уже рыщут по улицам города. Сегодня утром Маккон совершил убийство.

Уголки губ старика слегка задрожали, и он, похоже, начал потихонечку выходить из состояния застарелых страданий и боли.

— Почему вы вообще обратились ко мне? — спросил он надтреснутым голосом, искаженным страхом и чем-то еще, непонятным. — В жизни моей не было ни единого дня, когда бы я не страдал, а прожил я немало дней; теперь я хочу одного — чтобы страдания мои закончились.

— Вы желаете гибели человечеству? — Ронин вдруг рассвирепел. — Если вы промолчите о том, что, возможно, вы знаете, вы становитесь пособником Дольмена.