Mercedes Lackey - Полет стрелы Страница 38

Для вопроса, столь долго дебатировавшегося, такой конец явился почти что разочаровывающе прозаичным. Священник благословил стрелы, луки, Герольдов, поля, семьи — все, что могло иметь какое-то отношение или быть каким-то образом заинтересовано в деле. («Все, что двигается, я благословляю, — с искорками в глазах сказал он Герольдам. — А над тем, что не двигается — молюсь!») Тэлия и Крис встали каждый точно посередине северной и южной границ спорного участка и пустили стрелы; священник отметил место, где упала одна, писец — где другая. Точки эти обозначили пирамидами камней и саженцами, провели новую межу и занесли ее на карты и в документы. Обе стороны объявили, что удовлетворены. Герольды двинулись дальше, в путь.

Однако к этому времени Тэлия уже настолько ушла в себя, что Крис совершенно перестал понимать ее состояние: она с тем же успехом могла быть статуей Герольда. Казалось, она завернулась в кокон самоизоляции, и ничто из того, что он говорил или делал, не могло вытащить ее оттуда.

Что же до самого Криса, то он поймал себя на том, что думает, не слишком ли легко уладились оба спора. Для Тэлии было бы детской забавой самую чуточку подтолкнуть тяжущихся к более дружелюбному — или, по крайней мере, менее враждебному — отношению друг к другу. А если она действительно это сделала, то теперь, стоило ей уехать, ссоры разгорятся снова.

Не слишком ли сильное впечатление на него произвело то, как Тэлия разобралась с первым делом? Не влияет ли она на его отношение к ней?

Выяснить что-либо доподлинно было просто невозможно… совершенно невозможно.

Тэлия начинала осознавать, что весь ее контроль доныне существовал на чисто инстинктивном уровне, что она по-настоящему не понимает механизма действия своего Дара. Подготовка, которую дала ей Ильза, была сродни той, что получали Мыслеговорители, а перед лицом этой утраты контроля мало что из того, чему учила ее Ильза, казалось непосредственно применимым к возникшей перед Тэлией проблеме. Целители, с которыми она работала, никогда ничего ей не говорили… быть может, потому, что видели контроль и полагали, что он сознателен, а не инстинктивен.

Если уж на то пошло, ее Дар может быть не слишком похож на их, не считая его воздействия. Целители безусловно не использовали свою эмпатию в качестве основного Дара; она служила им лишь придатком к Целительству.

Перед ними безусловно не стояло проблем этического порядка, с которыми столкнулась Тэлия. Когда они не Исцеляли, они попросту блокировались. И они не имели дела ни с законами, ни с политикой.

Тэлии страшно хотелось открыться Крису — и в то же время она боялась. Признание только усугубило бы ситуацию, и чем, в конечном итоге, мог Крис помочь? Его Дар даже не относился к тому же типу, что эмпатия, и подготовка, которую получил он, едва ли годилась для Тэлии.

Поэтому Тэлия не говорила ничего, мучилась сомнениями и изо всех сил старалась переломить ситуацию, которая все больше выходила из-под контроля.

Глава 6

В городках и деревнях, которые они проезжали по пути к Границе, встречалось мало примечательного. Худшая провинность, с которой столкнулись Герольды, — три случая, когда старосты деревень явно пытались что-то утаить: в двух из них оказалось, что те прикарманивали деньги, уплаченные в качестве налога, а в третьем староста намеренно не включал собственный хутор и хозяйства родичей в отчеты и налоговые ведомости. Во всех трех случаях Крис и Тэлия в сущности ничего не сделали, когда мошенничество открылось, поскольку это не входило в их обязанности. Они просто отметили всплывшие факты в своих рапортах. Когда весной явятся сборщики налогов, правда будет им известна, и виновники обнаружат, что должны заплатить изрядную пеню. Таким образом, ответственность за принудительное взыскание налогов на Герольдов не ложилась.

Бросалось в глаза, что чем дальше на север они углублялись, тем большим становилось расстояние между поселками и тем меньше сами поселки. Теперь на то, чтобы добраться от одной деревни до другой, уходила почти неделя.

Тэлия оставалась отрешенной и молчаливой, рот открывала только тогда, когда к ней обращались, и никогда по собственному почину не высказывала своего мнения. Лишь когда они переезжали из одной деревни в другую, она, казалось, немного оттаивала. В пути она сама заговаривала с Крисом, ее даже удавалось упросить что-нибудь спеть. Но как только они оказывались в пределах одного дня езды до населенных мест, ставни захлопывались, и она полностью замыкалась в себе, блокируясь от всех и вся. Когда она говорила, голос ее звучал странно, равнодушно и невыразительно. Она напоминала Крису его самого, когда он впервые шел по мосту из двух веревок на полосе препятствий: под маской Тэлии скрывалось такое же напряжение, словно она боялась, что в любую минуту может оступиться и упасть. Тантрис ничего не смог ему сказать, но даже Ролан проявлял необычную для него нервозность.

Северные края отличались еще и тем, что поселки здесь были не только меньше, но и обносились частоколами из крепких бревен, с запирающимися на ночь воротами. Зимними ночами по округе рыскали волки и другие дикие звери — и некоторые из них о двух ногах. Лес Печалей не мог отвадить их всех от сектора, как не мог и помешать разбойникам проникать в него с трех других сторон, в обход закрытой Лесом Границы. Теперь Тэлия и Крис ехали, настороженно прислушиваясь и оглядываясь; оружие они постоянно держали под рукой, а на ночь запирали дверь Путевого Приюта на засов.

Все это могло быть причиной нервозности Тэлии, если забыть о том, что она сама вроде как выросла в Приграничье, где набеги — вещь обычная, и такая бдительность должна бы быть ей не в диковину.

И все же, рассуждал Крис, с тех пор действительно много воды утекло, к тому же Тэлия никогда не входила в число защитников — она была в числе тех, кого защищали.

Но нервозности Ролана такое соображение не объясняло. Оба Спутника были умелыми и опытными бойцами; они служили более чем достаточной защитой для себя самих, своих Избранников и чирр. Крис наблюдал за Тэлией — ненавязчиво, как он надеялся, — тревожился и терялся в догадках.

Они проехали через несколько городков и деревень; Тэлия начинала чувствовать себя так, словно распадается на части, кусочек за кусочком. Щиты ее истончились до такой степени, что она уже почти не могла их контролировать, и сквозь них проникало почти все:

Тэлия знала, что не только воспринимает, но и против воли передает эмоции, поскольку Ролан начал становиться таким же нервным, как она сама. Единственной защитой было как можно глубже уйти в себя, а Крис, казалось, считал своим святым долгом препятствовать этому. Тэлия чувствовала себя потерянной, испуганной и чрезвычайно одинокой. Обратиться за помощью было не к кому: Крис сам сказал, что, по его мнению, ее Дар уникален. Теперь Тэлия не сомневалась, что он не может дать ей никакого совета по поводу того, как справиться с проблемой; его собственный Дар относился к числу тех, что почти что поддаются взвешиванию и измерению. Что же касается ее Дара, неизвестно даже, можно ли вообще обнаружить его действие. А теперь он становился совершенно непредсказуемым. Паника и затравленность Тэлии все возрастали.