Дэйв Волвертон - Рожденная чародейкой Страница 39

Беседу, как водится, они начали издалека, и Радж Ахтен предложил старику попить из своей фляги, ибо старая пословица гласит: «В пустыне сначала вода, потом — доверие, сначала доверие, потом — дружба».

И некоторое время они сердечно беседовали о поэзии, погоде и здоровье сестры старика. Тот узнал Радж Ахтена и своим радушием старался показать, что тоже происходит из хорошего рода.

— Здесь проехали недавно двенадцать человек с севера, не так ли? — спросил наконец Радж Ахтен.

— Да, воины из Ах'келлах, и очень спешили, — сказал купец. — Вели себя как невежи.

— О, — Радж Ахтен испугался, что поторопился задать вопрос и тем оскорбил старика. — Но люди в дороге редко бывают вежливыми. Они не говорили, куда едут?

— На юг, провозглашать атвабу, — ответил старик. — Они разгневаны на нашего возлюбленного господина.

— Вот как? — сказал Радж Ахтен, развеселившись. Купец проявлял просто сверхвежливость, притворяясь, что не узнает его. — Что же они рассказали вам?

— Да отрежут мне язык, если я повторю такое! — торжественно отвечал старик.

— Эта тайна умрет со мной,

— Они рассказали, будто Радж Ахтен — будь благословенно его имя! — нарушил перемирие и хотел убить Короля Земли, своего родственника.

Радж Ахтен улыбнулся.

— Думаю, это какое-то недоразумение. Я догоню их и все выясню.

— Да будет ветер вам в спину, — нараспев сказал старый купец.

— А был ли среди них Укваз Фахаракин?

— Не могу сказать, — ответил купец. — Имя это мне известно, но они не называли своих имен.

Радж Ахтен задумчиво кивнул. Он хорошо представлял себе, как преподнесут ах'келлахцы все происшедшее. Короля Земли они распишут как великого вождя, который борется за власть с Радж Ахтеном. И если Радж Ахтен проиграет битву в Картише, люди только укрепятся в этом мнении.

Простодушных крестьян смутит, конечно, обвинение его в несправедливости. Здесь, у самого Дейазза, над этим обвинением народ только посмеется. Муж двоюродной сестры в этих краях не считается родней.

Зато в остальных… «Поглядите-ка, — скажут каифы. — Опустошители уничтожают Картиш, а наш лорд сражается в Мистаррии на их стороне. Радж Ахтен сражается со своим родственником! Кто же он, человек или опустошитель?»

Для юного и наивного ума это серьезное обвинение. Некоторые каифы используют его как предлог, дабы потребовать откупа — золота, форсиблей и пряностей.

Но от тех, кто желает избавиться от власти Радж Ахтена, не откупишься ничем и никогда.

Бопанастрат и остальные Неодолимые тем временем напоили верблюдов. И Радж Ахтен вдруг сообразил, что денег-то у него и нет. Всеми денежными вопросами обычно занимался Фейкаалд.

Он подошел к своему верблюду и сказал Бопанастрату:

— Расплатись с ним.

— Как прикажете, — ответил тот.

Дальнейшее произошло так быстро, что Радж Ахтен просто не успел вмешаться. Старик поднялся на ноги, отряхнул подол своего бурнуса от пыли, готовясь принять плату. А Бопанастрат выхватил кхивар и перерезал старику горло.

Тот, шатаясь, отступил на три шага, повернулся к баобабу и рухнул на колени. Он тяжело привалился к стволу дерева, и кровь его залила кору.

— Что такое? — спросил Радж Ахтен. — Зачем ты это сделал?

— Он вел себя как невежа, о Великий, — ответил Бопанастрат. — Требовал денег. Другой за честь бы счел, что дал воды своему королю.

— Кем же ты считаешь меня, убивая в пустыне беззащитного старика? — спросил Радж Ахтен. Бопанастрат не решился ответить. — Мы же не в Рофехаване! — выкрикнул Радж Ахтен. — Это мои подданные!

— Салаам, — взмолился Бопанастрат, низко склоняясь перед ним. — Простите. Я не знал, что вас так взволнует участь этого никчемного старика.

ГЛАВА 16

ТВИНХАВАН

Женщины Флидса грубоваты и неистовы.

Потому-то мужчины Флидса и любят их так страстно.

Дождь и темнота задержали Эрин и Селинора в Балингтоне. За ночь к Габорну несколько раз приезжали вестники и уезжали. Они ставили в стойла своих сильных коней, кормили их сытной дробленной, но на чердак, где обнявшись лежали любовники, никто не поднимался.

Селинор успел раз двадцать пообещать Эрин вечную любовь, пока девушка наконец не сообразила, что это, должно быть, какой-то странный обычай его народа. И забеспокоилась, что, если он будет продолжать в том же духе, она не услышит, как очередной вестник откроет дверь.

— Зачем говорить о любви, если можно ею заняться? — прошептала она. И на чердаке наконец воцарилась тишина, нарушаемая лишь вздохами и поцелуями.

Но счастье не может длиться вечно, и когда сова вернулась с охоты в свое убежище среди балок конюшни, Эрин поняла, что пора ехать.

На рассвете они были уже далеко от деревни, скакали по большаку на север сквозь туман, покрывавший ложбины меж зеленых холмов. Вдалеке с карканьем кружили вороны. Они летали вокруг раскидистых дубов, где, по-видимому, были их гнезда.

Путники почти не разговаривали друг с другом. На душе Эрин камнем лежало воспоминание о странной девочке-чародейке и ее предупреждениях.

Поселения и постоялые дворы вокруг были еще пусты и безлюдны. Только вчера здесь проходило войско Радж Ахтена, и люди покинули свои жилища, скрываясь от него. Еды было не купить, и Эрин с Селинором остановились только раз, чтобы нарвать груш возле маленькой хижины близ дороги.

Пока Эрин собирала груши, Селинор обошел вокруг хижины и сорвал где-то розу персикового цвета. Вернулся к девушке, показал цветок и дал вдохнуть его нежный аромат. Потом вручил розу ей.

— И что я должна с ней делать? — спросила Эрин. Будь это яблоко, она бы его съела. Но рвать цветы в ее стране было не принято. В небогатом Флидсе, где обитали конные кланы, каждая травинка была на счету.

— Любоваться, — сказал он неуверенно.

— А, — сказала она, припомнив с опозданием, что в некоторых странах мужчины преподносят женщинам розы в качестве подарка. Понюхала цветок, полюбовалась им секунд тридцать, а потом, не желая, чтобы он пропал понапрасну, попыталась скормить его своей замечательной черной кобылке. Но та не проявила к цветку интереса.

Селинор пришел девушке на помощь.

— Розу можно носить, — сказал он. — В моей стране женщины прикалывают их к платью. Пахнет, как духи, и ничего не стоит.

Взял у нее цветок и приколол к плащу Эрин серебряной брошью. Так Эрин едва могла уловить его тонкое благоухание.

— Перешибает запах конского пота, надо думать, — сказала Эрин. Подарок ее удивил. Ему что, не нравится, как от нее пахнет? Или он пытается таким образом проявить внимание?