Константин Бояндин - Чистильщики Страница 4

— Форгаст, я нашел какой-то знак, — шепнул он и голоса из ожерелья замолчали. — Сложный, мне неизвестный. Стою сейчас в самом центре. Что делать?

— Не шевелиться, — последовал приказ. — Мы идем к тебе. Ничего не предпринимай.

Гевиар стоял, не шевелясь. Линии разгорелись до яркого свечения — чуть ярче, чем пламя факела. Дальше этого дело не пошло. Сам Гевиар тоже ничего не ощущал. Более того, все охранные приспособления безмолвствовали.

Он ощутил что-то позади себя, но не органами чувств. Что-то приближалось сзади. Не очень скрываясь — тень ползла по изломанному трещинами полу, — слабая, но различимая.

Опустить очки на глаза. Вставить тампоны в уши и фильтры в нос. Прикоснуться к оправе очков, чтобы их активировать. Зажмуриться и медленно открыть глаза.

Все приобрело контраст и цвета — словно было озарено ярким солнечным светом. Глаза его не были на это способны. Очки, диковинный сплав магии и механики, полностью заменяли органы чувств. Глаза, уши и прочее руководились разумом и были подвержены иллюзиям. Очки не страдали от этого. Долго носить их не следовало — чтобы не теряли остроту органы чувств, но против гипноза и вообще любого воздействия на разум они помогали практически всегда.

Теперь медленно обернуться. Одновременно извлекая серебряную цепь и ампулу с «жидким огнем».

Что-то бесформенное, собранное из пыли под ногами, весьма условно похожее на человека, стояло вплотную к нему. Просто стояло. Не будь у него очков, существо подсказало бы мозгу картину, которая повергла бы его в полный ужас, в состояние, когда невозможно сопротивляться. Невелик арсенал оружия у нежити — но вполне применим и безотказен. Гевиар с усмешкой смотрел на терпеливо ожидающее подобие человека и легонько хлестнул цепью. Со стоном пыль рухнула неровными грудами. Тотчас же Гевиар увидел — краем глаза — множество других теней, заплясавших на границе магического знака.

— Я не один, Форгаст, — произнес он тихонько. — Осторожно.

— Понял, Гевиар, спасибо, — голос Форгаста отдавался металлическим звоном. — Когда скажу «Огонь», зажмуришься.

Гевиар послушно зажмурился, а когда открыл глаза вновь, вокруг стояли остальные трое. Гевиар дал знак, что с ним все в порядке, и осмотрелся.

И ужаснулся. В очках было видно, как под контуром из синих линий проступает другой, из желтых. Незавершенный, но явный. И третий контур, из рубиновых линий, под желтым. И…

— Мама родная, Печати! — ахнул Мондер. — О боги, сколько же их здесь?

— Гевиар, не шевелись и старайся не думать, — Форгаст был бледен. Блетталон хмуро копался в своем рюкзаке и извлек, наконец, маленький прозрачный шарик. Форгаст взял его, не глядя и неожиданно рявкнул. — Экзорцистов ко мне! И чертежников! Срочно! Сорок три-пятнадцать, шесть, зал с красными стенами! Я совершенно спокоен! Вы прозевали тут Печать, и не одну!..

— Пройдись по комнате, — сухо произнес голос из пространства.

Гевиар, запертый в душной темной комнатке, уже третий час подвергался процедуре очистки. В зале обнаружили аж восемнадцать Печатей, поставленных одна на другую. Когда команда сонных экспертов кончила ужасаться, их четверку с превеликими осторожностями отправили в «баню» — где он пребывал до сих пор — и принялись исследовать.

Гевиар ходил, отвечал на вопросы, приседал, прыгал, пил какую-то гадость… все, что угодно, одним словом. К концу третьего часа он был зол, как тысяча демонов.

— Чисто, — наконец, сообщил голос. — Выпускайте его.

Форгаст встретил его, такой же взъерошенный и злой. Долго смотрел ему в глаза и спросил, наконец:

— Что-нибудь еще там было?

— Нет, — ответил Гевиар, и не соврал: он начисто забыл об обломке.

Домой он шел, насвистывая. Наконец-то удалось договориться с отцом Эвлеры. Замок, он, конечно, не купит. Но на жизнь, достойную ее положения, хватит с избытком. А там, глядишь, и можно будет покончить с чистками. Все равно это лотерея. Повезет раз, повезет два…

Полторы мили, отделявшие его жилище от дома Эвлеры пронеслись незаметно. В ресторанчике напротив начиналась вечерняя жизнь. Фонари на улицах светились мягким светом, и количество народу на улицах не убавлялось. Одним расам живется лучше днем, другим — ночью…

У самой двери его дома кто-то заскулил и ткнулся носом в ногу. Гевиар наклонился — это была Чилька, собачка Эвлеры. Потерялась, что ли? Он потрепал за ушами забавное толстенькое существо и отворил дверь.

— Заходи, Чиле, не стесняйся, — позвал он собаку. — Переночуешь, а завтра я тебя к хозяйке отведу.

Собака забежала внутрь и принялась, по своему обычаю, изучать дом, стуча коготками по полу. Гевиар запер дверь и ощутил, насколько он устал.

Найти собаке что-нибудь поесть, устроить ей место для сна — и на боковую. Утомительный день.

Насвистывая, он прошел в дальний коридор, где находились кладовые и кухня. Экономка уже ушла; ужин ждал его на столе.

Он взялся за ручку кладовки, когда что-то насторожило его.

Что? Тишина.

Коготки не скребли по полу. Ну это понятно. Завалилась на кресло, по своему обыкновению, немытыми лапами. Ну погоди, негодная…

Он открыл дверь кладовки и замер.

Внутри что-то колыхалось и чавкало, источая чудовищный смрад. Ему померещилось огромное желеобразное тело, шевелящаяся слизь, множество жадных щупалец.

Пинком закрыл дверь и опустил щеколду. Боги, надо же. Так, собаку в охапку — и на улицу, вызывать помощь.

— Чиле!.. Ко мне!.. — выбежал в коридор, в руках — кочерга. Первое, что попалось под руку.

Низкое рычание раздалось с другого конца коридора.

Гевиар осторожно шагнул вперед, приготовившись на всякий случай ударить.

— Чиле?..

Рычание ближе. Небеса, словно это волкодав, а не крохотная собака карманного размера. Надо было зажечь свет, подумал он с неприязнью. Теперь придется подойти вплотную к чему-то рычащему, чтобы осветить весь коридор. Пока же лишь рассеянный свет с улицы, что отражался от стены за его спиной, был единственным освещением. Надо же так вляпаться… Совсем собака от страха ошалела.

Он сделал шаг вперед и увидел ее.

Собака была покрыта такой же шевелящейся слизью, которая померещилась ему в кладовке. Глаза ей светились красным, набирая яркость. Куски плоти отваливались от нее и шлепались на пол, оставляя светящуюся дорожку.

Тошнота подкатила к горлу. Гевиар нарисовал в воздухе знак, отгоняющий нежить и чудище прыгнуло, оставляя за собой кометный хвост из слизи.

Кочерга рассекла ее, словно горячий нож масло. Тут же Гевиара вывернуло наизнанку. Едва он совладал с тошнотой, как шаркающие, неровные шаги донеслись из его спальни.

Он затравленно озирался. Что-то копошилось и скрипело в непроглядном мраке у двери на улицу. Открыв дверь в прыжке, Гевиар вкатился в кабинет. Там, хвала всем богам, все было спокойно. А за окном жизнь шла своим чередом. Шли прохожие, проезжали экипажи. Откуда-то доносились песни, смех, голоса. А в двух шагах от всего этого стоял человек, которого в ближайшие несколько минут ждало нечто ужасное.

В кармане что-то нагрелось и начало жечь сквозь ткань.

Гевиар, не спуская глаз с непроницаемого черного дверного проема, вынул из кармана что-то продолговатое, небесно-синее.

Обломок! Как же я про него забыл? Мрак постепенно вползал в комнату. Выпрыгнуть наружу? Звать на помощь? Ну да, чтобы все то, что потревожил этот проклятый кристалл, вырвалось на свободу и напало на всех тех, кто, смеясь, проходил мимо…

Гевиар лихорадочно вспоминал все, что знал, проклиная себя за то, что отказался взять комплект спецодежды домой. Побоялся грабителей. А теперь вот…

Он схватил со стола перочинный нож и, морщась от боли, провел лезвием по пальцу. Кровью нарисовал у входа в комнату знак. Мрак отпрянул, грозный рев донесся из его глубины.

Схватив перо, Гевиар написал несколько слов крупными, четкими буквами, засунул лист бумаги в ботинок и швырнул чернильницу в окно. Прохожие недоуменно остановились, глядя на черный провал окна. Швырнул туда же ботинок и окровавленный нож. Опустил железные портьеры.

Теперь все зависело от удачи. Гевиар поставил перед собой зеркало, стараясь не слышать доносившиеся из-за спины звуки. Зажег две свечи, поставил их по обе стороны от себя. Уставился в свое белое, безумное лицо.

Если не отвлекаться, отбросить все мысли и желания, уйти в себя, то многие враждебные человеку силы не в состоянии обнаружить свою жертву. Гевиар смотрел в зеркало, где за проемом двери отражалась пустая и чистая стена коридора и повторял простую формулу медитации.

Гул сердца скоро вытеснил обеспокоенный гул на улице и зловещий шорох в доме.

Удары сердца отдавались медным набатом и тянулись все медленнее и медленнее.

Вспыхнул свет и зеленые лица — лица чудовищ — склонились над ним.

Что-то острое и холодное упиралось в горло. Тяжкий рокот сотрясал комнату, и рты чудищ карикатурно искривлялись, словно у рыб, выброшенных на берег.