Петровна (СИ) - Охитина Татьяна Страница 4

«Она права, — подумал Алмус. — Я должен исправить свою ошибку и привести всё в порядок. Чего бы мне это ни стоило».

— Что ты там бормочешь? — подозрительно спросила старушка.

Глядя как мальчишка неумело прибирает дом, Петровна пыталась осмыслить произошедшее. Да, угораздило же влипнуть в историю! Магия, другие миры, перекрестки, арканы какие-то… чистый бред. Вот только вид за окном утверждал обратное — весь этот бред, к сожалению, был реальностью. Петровна даже вышла на крыльцо, потрогала руками траву у ступенек (вымахала зараза знатно, прямо лес густой, а что за вид — непонятно, чем-то на полынь похожа), и быстренько вернулась обратно, когда увидела показавшегося в конце улицы прохожего.

Мальчишка, который как раз выглянул из гостиной на скрип двери, тут же напрягся и произнес:

— Вы лучше не выходите пока.

— Почему это? — насторожилась Петровна.

— Ну, мало ли… В глаза бросаетесь.

Подумав, Петровна решила, что мальчишка прав. Однако легкое беспокойство и чувство недоговоренности никуда не исчезли.

Она зашла в гостиную посмотреть, что он там наубирал. Понаблюдала как он развозит грязь по подоконнику, вздохнула и тоже взялась за тряпку, поручив Алмусу мытье пола. Такими темпами как он работал, уборка затянется на века. Да и грязные разводы на мебели — не лучшее украшение.

С ее участием работа пошла быстрее — мальчишка зашевелился, пол оказался вымыт почти хорошо. «Может, если захочет» — подумала Петровна. Присела на отдохнуть на диван, наблюдая, как он домывает последний кусочек.

Мебель в комнате была ветхой, но вполне добротной. Чувствовалось, что когда-то ее делали основательно и надолго. И обращались бережно, пока единственным хозяином не остался ребенок. А тот уж пользовался как мог. Точнее, как получалось.

Петровна вспомнила своего племянника, которого несколько лет назад пустила пожить на время. И ремонт, который потом пришлось делать в его комнате. Петровна вздохнула — сейчас ее мир казался таким далеким. А ведь еще сегодня утром она пила чай у себя на кухне, с булочками, которыми накануне ее угостила Валентина. А несколько часов назад она ругалась у магазина с Егоровной — эта ссора показалась ей сейчас такой мелкой и глупой. А ведь если бы она по дороге домой лучше смотрела под ноги, может ничего бы и не случилось. Петровна тяжело вздохнула. Вот если бы было можно закрыть глаза, а потом открыть — и ты снова дома. Но нет.

Первым делом она спросила мальчишку, может ли он вернуть ее домой — тот скуксился и признался, что нет. Вранье от правды Петровна отличать умела, особенно детское вранье, поэтому надежды увидеть дом у нее не было. «Так, не раскисать! — приказала она себе. — Что-нибудь придумаю. На худой конец, придется здесь обживаться».

Насчет «здесь» все тоже было смутно. Кроме того, что в мире есть магия и возможность как-то залезать в другие миры (сложно, не всем и с большими проблемами), Петровна больше ничего не знала. Как и про самого мальчишку, который зачем-то выкрал ее из дома и притащил сюда. Для каких целей? Может ему стало грустно и одиноко? Вряд ли. Не походил он на того, кто жаждет заботы взрослых. Вполне самостоятельный ребенок, хоть и запущенный. Петровна взглянула на Алмуса: если его отмыть, переодеть, булками накормить и вареньем (или что там любят внуки?), то будет нормальный домашний мальчик, а не замызганное чучело.

Впрочем, большого желания вжиться в роль бабушки Петровна не чувствовала. Хотя мальчишка ей даже нравился, чуть-чуть, самую малость. Было в нем что-то такое, что вызывало расположение. Но эта его молчанка сводила на нет все его положительные качества. В детсадовскую бытность Петровне такие встречались. Сложные были дети, но даже их при желании можно раскусить. Чем она и решила заняться, когда, закончив с гостиной, они переместились в прихожую.

Алмус терпеть не мог уборку, но сейчас ему даже нравилось — хоть какой-то способ отвлечься от терзающих мыслей. Что делать с Бабазиной он не знал. Стоило рассказать ей правду, но как это сделать, чтобы не влетело, он не знал. В решительности бабули он успел убедиться, отдраивая прихожую.

Бросив тряпку в ведро, он отер со лба пот и посмотрел на результаты своей работы. Результаты впечатляли — прибранное помещение стало совсем другим. Засохший цветок перекочевал в чулан, и без него атмосфера стала намного живее. А пол, светло-ореховый на вымытой половине, кольнул воспоминаниями о детстве, и, кажется, даже пирогом пахнуло, какой бабуля пекла по праздникам. По этому полу было так здорово бегать босиком, прыгая по квадратам солнечного света, падающим из окошка над дверью. Окно давно заколочено, да и пирогов ему никто не напечет. А жаль, хорошее было время. Видимо поэтому рука и не поднималась выбросить засохший бабушкин цветок.

Алмус вздохнул и снова взялся за тряпку.

— Когда я была маленькая, — произнесла Бабазина, протирая шкаф, — мы с родителями жили в деревне. Свой дом, огород, корова… рядом был лес, мы там ягоды собирали, грибы… Хорошее было время. У меня был брат, младший, забавный такой. И сестра старшая, такая важная, вечно нами командовала. Но так она была ничего, хорошая. А у тебя есть кто-нибудь?

Алмус на секунду замер.

— Нет, никого.

И снова продолжил орудовать тряпкой, поймав себя на том, что трет слишком сильно.

— Сочувствую, — произнесла Бабазина. — Плохо, когда братьев-сестер нету. Что случись — и всё. Давно ты один живешь?

«Не скажу!» — хотелось крикнуть Алмусу, но чувствуя себя виноватым перед ней, он ответил:

— Третий год.

— Боже мой, — Бабазина остановилась и, развернувшись, посмотрела на него сочувственно, — Да что за мир у вас такой? Тебе же лет-то всего ничего, как такой ребенок один жить может? Кто-то же должен за тобой присматривать!

— Не надо за мной присматривать! — возмутился Алмус. — Я и сам справлюсь! И вообще, мне пятнадцать, взрослый уже!

— В пятнадцать лет взрослыми не бывают.

— А я взрослый! И никакие присмотрщики мне не нужны! — от возмущения Алмус даже тряпку бросил.

— Тогда зачем ты меня сюда притащил? — вкрадчиво произнесла бабуля. Алмус открыл рот… но вовремя остановил рвущиеся наружу слова. Заинтересованность на лице Бабазины сменилась сожалением. Или ему это показалось? — Ну вот скажи, что я буду здесь делать? Не верю я этим твоим рассказам про любопытство. Не такой ты мальчик, чтобы подобные глупости творить. Признайся, тебе просто стало одиноко, и ты хотел, чтобы у тебя появился рядом кто-то из взрослых, способный о тебе позаботиться?

Голос Бабазины был таким добрым, а слова, словно разбойничий кинжал, метким ударом вонзились в его сердце, что Алмус всхлипнул и, не выдержав, бросился прочь… И оказался пойман сильными мягкими руками, заключен в объятия, где и разрыдался, словно глупый ребенок, рассказав всё, не думая о последствиях.

Корвалол Петровне все-таки пригодился. Сунув таблетку под язык, она попыталась осмыслить сказанное… и не прибить паршивца. Доверие терять было нельзя, поэтому сдержалась. Чувства ее были противоречивыми — она не только злилась, но и жалела этого глупого запутавшегося ребенка, вообразившего себя взрослым. Как бы она сама поступила на его месте? Возможно нашла бы еще более худший вариант. В свои пятнадцать она была куда хуже. Если бы не родители и старшая сестра, может и не сидела бы она сейчас здесь. Хотя, кто знает, как было бы лучше.

По рассказу Алмуса, ее «извлечение» заказал местный работорговец. Официально работорговля в королевстве была запрещена, поэтому действовали по-тихому, в обход властей, в чем Петровна, в отличие от наивного мальчишки, сильно сомневалась. А еще в этом мире была магия, с помощью которой и обтяпывались темные делишки. Умельцы выдергивали людей из других миров и превращали их в доходный товар. Очень удобно — никто не ищет, делай с ними, что хочешь. А если владельца поймают на горяченьком — так сам он рук не марал, всю грязную работу сделали за него такие вот маги-недоучки типа Алмуса или взрослые, сидящие на мели колдуны. Чего не сделаешь ради денег, когда их нет. Если верить мальчишке, он еще долго держался, отказывался до последнего, но когда погнали с работы, где и так платили гроши, ничего другого не осталось.