Ник Перумов - Терн Страница 4

– Ты ведь шёл за мной, правда? – закусив губку, спросила она. – И довольно долго, верно? Но ты не из охотников. Скорее… – она помедлила, пристально вглядываясь в собеседника, – скорее ты сам – добыча. Я чувствую… горе, и боль, и утрату, и страх…

– Надо же, – усмехнулся ночной гость. – Многое ж ты видишь, Жёлтоглазая. Ошиблась только в одном – я ничего не боюсь.

– Ты – не боишься. Боится твоя память, – покачала головой сидха. – И не за себя, за других…

– Я видел, что сделалось с тем возком, – незнакомец твёрдо взглянул прямо в горящие жёлтым глаза, меняя тему. – Видел убитых бреоннов, и кучера, и форейтора. И как там всё горело. Когда увидел дым, сперва решил, не пузырь ли тут лопнул, не жгут ли навсинайские егеря червей, – ан нет.

– Вот как… – протянула сидха. – Ан нет, говоришь… Возок, он да. Сгорел, видишь ли. Тем, кто им правил, не повезло тоже. Такова жизнь – если не ты, то тебя.

– Я вижу, – пришелец не двигался, но под пристальным взглядом сидхе вдруг стало очень не по себе. – За что ты их убила, этих несчастных?

– Несчастных?! – вскинулась девушка. – Бреоннов? Ты их жалеешь, что ли? Этих тупоумных ящериц?! А если жалеешь – то что теперь?! Отомстишь мне за их смерть?

– Бреонны не «ящерицы», и они не «тупоумны», – спокойно возразил незнакомец. – Будь они действительно таковы, их не послали бы в конвой, сторожить захваченную сидху, наверняка посвящённую во многие таинства стихийной магии своего народа. Что же до мщения… Твоя смерть не вернёт их к жизни, это во-первых. А во-вторых… во-вторых, я полагаю, у тебя имелись веские причины не стремиться в Шкуродёрню.

– Веские… о да, имелись, и притом очень веские! – яростно прошипела сидха, встопорщившись разъярённой тростниковой кошкой. – Равно как и у тебя, наверное, имелись веские причины не отправиться своей дорогой, а невесть зачем потащиться за мной. Неужто решил заработать награду от Ловцов?!

– Не говори ерунды, – резко сказал дхусс, утверждавший, что он не дхусс. – Я не наёмник, не егерь Державы и уж тем более не слуга Некрополиса. Случившееся – твоё дело, и только твоё. Твоей совести. Я не судья, я не вмешиваюсь. Конечно, хотелось бы знать, что произошло, но рассказывать или нет – на то лишь твоя свободная воля.

Сидха покачала головой.

– Ведь тебя, по всему судя, везли в Дир Танолли, знаменитую Школу Стихий – всем известно, что сидхи там в большой цене. А по-простецки эта Дир Танолли именуется совсем иначе – Шкуродёрня. Гнили в старых местах всё больше, соответственно, требуется и больше магов, способных с ней бороться. Полагаю, однако, тебе в Дир Танолли не слишком хотелось.

А тут – такой случай. Дорога идёт лесом, густым и глухим. Рядом – Таэнгский хребет, за перевалом – места ещё более дикие. Мелкие поселения, деревушки, сколько-то подземных шахт. Больших людских городов нет, в ближайшем – Семме – не насчитается и двух тысяч жителей. Остальное – бродячие племена тех, кого в Навсинае принято именовать «отходами магических практик».

– Дхуссы…

– Дхуссы в том числе, – невозмутимо сказал пришелец. – А также таэнги, гверды, клоссы – люди именуют их ещё троллями – и многие другие. Я так понимаю, что общество изгоев показалось тебе предпочтительнее классов Шкуродёрни. Что ж, неудивительно. Хотя сомневаюсь, что компания тех же таэнгов пришлась бы тебе по душе.

Жёлтые глаза зло сощурились.

– Слишком уж ты проницателен, Меченый. Не потому ли шатаешься сам-друг по горам и чащобам? Кто с таким всевидцем знаться захочет?

Дхусс усмехнулся. Правда, усмешка у него получилась не слишком веселой, и стало заметно, что он ещё очень молод.

– Да, верно, – после минутного молчания промолвила сидха. – Лучше уж… общество дхусса-изгнанника, чем… чем Шкуродёрня. А почему тебя отторг клан, Меченый?

– Я похож на дхусса, однако не дхусс, Жёлтоглазая. И уже хотя бы поэтому никакой клан меня не отвергал. Потому что никакого клана у меня никогда не было и быть не могло.

– Ага, говори-говори… А на щеке у тебя что? С дерева свалился?

Незнакомец в упор взглянул на сидху.

– На щеке метка клана Морры. Как она там появилась – особая история. Но скажи мне, где ты видела дхусса, знающего Siddhean, твой язык? Где ты видела дхусса, способного остановить охранную лозу истиннорождённой сидхи?

Девушка помолчала.

Её собеседник улыбнулся. Хорошей, открытой и доброй улыбкой – её, однако, сильно портили мощные клыки, впору любому зверю.

– Ого, – вздрогнула сидха. – И после этого ты говоришь… что ты не дхусс?

– И после этого я продолжаю говорить, что я не дхусс! – теряя терпение, рявкнул пришелец. Нахмурился и тотчас разгладил прорезавшие лоб складки. – Так ты всё-таки поведаешь, как тут оказалась? А там, может, придумаем, что делать дальше. Я готов слушать, Жёлтоглазая, – закончил он уже совершенно иным тоном, спокойно и мягко. – Огонь, я знаю, вы терпеть не можете, еду нашу не признаёте, поэтому даже потрапезничать под беседу мы не сможем. Прежде всего, как тебя зовут, благородная сидха?

– Нэисс, – не слишком охотно отозвалась девушка. – А тебя?

– Тёрн, – ночной гость вдруг вскинул голову, насторожился – и тотчас вскочил, как подброшенный, схватившись за посох. – Вот так так… Это как же? Как она от меня-то скрылась?..

– Ты чего? – тотчас подобралась сидха.

– Чего я? – повернулся к ней Тёрн, глаза его тоже сверкали. – А вот чего, Нэисс, – ты не знаешь разве, что за тобой всё это время кое-кто полз?

– Что? – вздрогнула девушка. – П-полз? К-кто полз?

– А вот это мы сейчас и узнаем! – Тёрн пригнулся и разом исчез под низко склонившимися ветвями, играючи избегнув длинных колючек.

– Эй! Ты куда?! Вернись! – запоздало крикнула сидха.

Ночь ничего не ответила.

Нэисс вскочила на ноги, подхватив с земли охранную плеть. Истиннорождённой сидхе ничего не стоило взять след ночного гостя, пусть даже и дхусса, чьи родичи отлично умели, когда надо, отвести глаза любому преследователю.

Зачарованная ветвь завертелась, словно настоящая змея, схваченная за хвост. Ноздри девушки-сидхи трепетали, жадно втягивая благоухание горного леса, сплетающиеся и сливающиеся ароматы десятков, если не сотен, редких трав, почек молодых елей, ещё только пускающих корни побегов многолистника… Здесь всё полнилось запахами, множеством запахов. Звери и птицы, травы и мхи, кусты и вьюнки – скалы жили, неся на каменных плечах тысячи тысяч малых жизней, и древнему хребту не было никакого дела до одинокой беглянки-сидхи.

И никаких следов Гнили. Нет, недаром говорят, будто бы это – насланное на людей проклятье за вечную грязь их душонок и помыслов.

Сидха чувствовала всё это и ещё многое другое, не в силах, к своему глубокому изумлению, обнаружить лишь одного – следа странного дхусса, утверждавшего, что он вовсе не дхусс.